Время бесов

– Без тактических хитростей в революции победить невозможно.

– Тебя так сегодня и победили. Краснов устроил клоунаду и выиграл.

– Но, – начала говорить она, потом, видимо, вспомнила, как секретарь партячейки добивался поддержки коммунаров, улыбнулась и только махнула рукой – Все равно мне нужно уезжать, здесь делать больше нечего.

– Знаешь, что, – сказал я, прямо глядя ей в глаза, – у меня очень большие планы на сегодняшнюю ночь.

Ордынцева посмотрела на меня, смутилась, но не возразила.

– К тому же сейчас выезжать уже поздно, в Троицк мы доберемся только поздно вечером. И еще я хочу попробовать провернуть одно дельце.

– Что за дельце? – спросила Даша, не возразив против остального.

– Мне нужно как-то легализоваться. Пока я жил в деревне, все мои партийные документы устарели.

– Ты что, хочешь получить здесь новые документы?

– Именно.

– Я все сама организую, когда вернусь в Губком.

– Думаю, там мне светиться не стоит, – сказал я. – Тем более связываться с проигрывающей партией.

– Знаешь, товарищ Алексей, ты говоришь столько новых для меня слов, что я иногда думаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь!

Я не стал выяснять, что она имеет в виду, перевел разговор на частность:

– Что ты не поняла из того, что я сказал?

– Я все поняла, но почему ты сказал, что не хочешь светиться? Я никогда не слышала такого выражения.

– Я не всегда жил в глухой деревне, а в нашем городе все так говорят.

В каком городе я жил, Ордынцева, слава богу, не спросила. Спросила другое:

– Как ты собираешься получить новые документы?

– Коррумпируя партийных лидеров, – ответил я. – Это тоже тебе не понятно?

– Понятно, я кончила гимназию.

– Вот и прекрасно, сейчас я отремонтирую сапоги и произведу товарообмен.

Сапоги погибшего командира продотряда после того, как я их слегка распотрошил, валялись у нас под топчаном. Я не стал выделываться, прибил ручкой нагана старыми гвоздями оторванные каблуки и отправился к местной красавице, кладовщице Ольге.

Кладовая коммуны находилась не в церкви, а в бывшем доме священника. Здесь, как и везде, был полный разор, грязь и запустение. Мебели от старых хозяев не осталось, ее или сожгли в печах или разворовали. Жила Ольга скромно, по-пролетарски. Из подручного материала местные умельцы сколотили стеллажи и лавки, и на этом меблировку завершили. Никаких барских затей и излишеств в комнате, в которой обитала кладовщица, не было, пара лавок, помойное ведро и гвозди в стене вешать одежду. Сама красавица покоилась на широкой лежанке, укрытая какой-то ветошью. Когда я вошел, Ольга лениво повернула голову и слегка подвинулась к стене, освобождая возле себя место. Видимо, решила, что я одумался и пришел за обещанной порцией любви.

Я поздоровался и от порога вступил в деловые переговоры.

– Меняю сапоги на два литра самогона!

Ольга рассеяно посмотрела на меня, на сапоги, и, отбросив прикрывающую формы ветошь, спустила с лежанки толстые ноги в валенках с обрезанными голенищами.

– Хочешь, я тебе за них лучше дам, – предложила она без особого интереса к вопросу.

– Два литра, – твердо сказал я. – Не хочешь, как хочешь, понесу в село.

Женщина помолчала, потом протянула руку за сапогами. Я, тоже молча, их отдал. Она внимательно осмотрела кожу, поколупала ее ногтем, отметила для себя распоротую подкладку и аккуратно поставила опорки рядом с собой на лежанку. После чего сказала:

– Два.

– Согласен. Можно в одной бутылке.

– Чего в бутылке? – не поняла кладовщица.

– Как чего? Самогон, два литра.

– Какой самогон? Дам два раза.

Обижать пренебрежением женщину было недостойно настоящего мужчины, но выбора у меня не было, тем более что отношения у нас складывались не романтичные, а сугубо деловые, и я, теряя к себе уважение, отказался:

– Мне нужен самогон.

– Три, – начала торговаться красавица.

На этот раз сомнений, что она имеет в виду, у меня не было, и я только покачал головой.

– Четыре! – твердо сказала Ольга, – это моя последняя цена.

– Нет, – так же твердо сказал я и протянул руку за сапогами

– Пять, и два раза делай, что хочешь! – чуть живее предложила она, придерживая сапоги рукой.

– Полтора литра, меньше никак нельзя, – оставив наизаманчивейшее предложение без обсуждения, пошел я на уступки. – Только не разведенного, слабый не возьму!

– Чего-то я тебя не пойму, товарищ, – удивленно сказала кладовщица, – чего тебе еще нужно?

– Мне нужен самогон.

Ольга посмотрела на меня уничижающим взглядом, так, как смотрят на мужей жены, когда прозревают на их счет после нескольких лет счастливого супружества, но еще пытаются найти в супругах хоть что-то человеческое, и обреченно произнесла:

– Ладно, пять раз и три раза по-хранцузски.

– Полтора литра! – упрямо сказал я и потянул к себе сапоги.

Ольга их не отпустила, напротив, прижала к мягкому боку.

– Сапоги-то доброго слова не стоят!