– «Развратят». А не боишься, что твоё «сплочение коллектива» меня быстрее развратит. Видел я ваше сплочение. Некоторые так сплотились, что боюсь, вскоре могут стать родителями.
– Не преувеличивай.
– Ладно, это я просто подтруниваю над вами.
– Можно подумать, что вы были не такими.
– Не знаю. Не помню.
– Врёшь ты всё. У тебя отличная память. Всем на зависть. Сам, кстати, чего в Ригу не поехал?
– Дела здесь появились.
Когда правнук узнал, что дед ведёт расследование, он взмолился:
– Возьми меня с собой. Ну чего ты? Хочешь, чтобы я здесь болтался, как бычок в унитазе? Пропаду. Морально разлажусь. Я же на юрфак поступил. Почему бы мне сразу с практики не начать? Ты бы так не хотел?
Дед задумался, но затем махнул рукой:
– Ладно! Но при одном условии. Ты везде будешь сидеть и молчать. И главное – не встревать!
– Издевательство форменное. Разве это педагогично? Я же не надувная кукла, чтобы тупо сидеть и ничего не делать.
– Такс-такс-такс… Хорошо, ты не будешь сидеть и ничего не делать. У меня к тебе будет небольшое, но ответственное поручение.
Виталий недоверчиво фыркнул:
– Какое, интересно?
– Будешь составлять досье.
– «Досье»? На кого?
– На всех. На всех фигурантов этого дела.
– Понятно. А что в нём должно быть?
– Ну-у-у… вспомни старые фильмы.
– Понял! Характер нордический, примерный семьянин, порочащих связей не имел…
– Э-э-э, ну практически так…
…Стоило Вагину зайти в кабинет Николь, как он тут же набросился на старика:
– Ты чего себе позволяешь? Твоя напарница доложила, что ты вчера вытворял. Это хорошо, что Тумашова жалобу не накатала.
– Юрий Аркадьевич, мне приходится прибегать к нетрадиционным методам, так как ваша контора своими непрофессиональными действиями завела следствие в тупик.
– Какими?
– Такими. Куда ни ткнись сплошные недоработки. Сплошные затыки.
– Ты о чём?
– О том. Вот ты прискакал и сразу давай орать. А должен извиняться. Ай, ай, ай! Важная персона напишет телегу. А то, что вы орудие преступления профукали – это как?
– Это ты про камень? Смешно! Видел в мусоре какой-то таджик камешек. И что? А, может, и не видел вовсе. Если бы он до этого ещё больше пыхнул какого-нибудь зелья, то ему и пулемёт мог померещиться. Где камень?
– Это я тебя должен спрашивать – где.
– Самоубийство это…
– «Самоубийство»?
– Тьфу-ты – несчастный случай.
– Так-то оно так. В мёртвом лесу и дятел соловей.
– Ты это к чему, дед? – нахмурил брови полковник.
– Чего тебе ещё остаётся? Несчастный случай – и точка. Так проще. Выдвинули одну версию и держитесь её. Красота! Другие же разрабатывать надо. А это хлопотно. Думать надо, бегать, работать. Убийство это. И я буду продолжать расследование. Хочешь запретить? Запрещай. Но учти, я доведу дело до конца с вашей помощью или без. Запрещай! Но как бы потом тебе бледно не выглядеть. В твоих, Жора, интересах мне помогать. Я частное лицо. Меня здесь нет, не было и не может быть. Мне награды не положены. У меня уже давно грудь впалая, чтобы на неё ордена вешать. Все заслуги на твоё имя запишутся. Должен понимать, если не дурак. Это как в футболе: позорная вымученная игра забудется, а победный счёт останется. Думай, когда принимаешь решения, – старик с улыбкой на губах панибратски похлопал по богатырской груди Вагина.