Павлиний глаз

– И захвати с собой из кладовки мёд, – успела сказать женщина выходящей из кухни девочке. – Он стоит на средней полке у входа.

– Я знаю, где стоит мёдик, – игриво произнесла Варенька, прежде чем скрыться из виду матери, приступившей затем к очистке грецких орехов.

Девочка донесла увесистое ведро с кормом до открытой двери хлева и переступила его порог: – Я вернулась, Кабачок, и принесла тебе много вкусностей.

Поросёнок встретил Вареньку добродушным хрюканьем и высунул свой влажный пятачок в расселину между досками деревянного загона, дождавшись пока девочка поднимется на примыкающую к нему ступеньку и опорожнит содержимое ведра в корыто. Затем Кабачок возбуждённо захрюкал и, довольно подёргивая скрюченным хвостиком, принялся уплетать свой завтрак, позволяя Вареньке поглаживать себя по щетинистой спинке.

– Какой же ты большой и тёплый! – умилялась девочка, наблюдая за тем, как поросёнок играючи расправляется с большими кусками яблок и моркови.

Не дожидаясь, пока свинка завершит свою трапезу, Варенька вышла из хлева и оставила пустое ведро у двери, пожелав Кабачку приятного аппетита и пообещав зайти к нему позже. Затем девочка подошла к рукомойнику, вымыла руки под струёй прохладной воды и зашла в дом.

Очутившись в прихожей, Варенька распахнула дверь кладовки, расположенной слева у входа в одну из четырёх комнат дома, и вошла в тёмное помещение. Прохладный воздух тут же обволок собой девочку, вдыхая который, Варенька внимательно вглядывалась в стеклянные банки, стоящие у входа в кладовку.

«Средняя полка», – мысленно напомнила себе слова мамы девочка. – «Куда же ты запропастился?»

Варенька искренне недоумевала, почему не видит перед собой литровую баночку, которую частенько приносила маме по утрам на кухню, чтобы та поливала сладким мёдом одну из приготовленных ею каш.

«Клубничное, малиновое, черничное, все варенья на месте, а мёда нет», – негодовала девочка, пересчитав банки. – «Может, вернуться на кухню и позвать маму? Нет! Лучше возьму свечку и поищу мёдик сама».

Спустя мгновение Варенька вышла из кладовки и заглянула в первую комнату дома, служившую молельной. Девочка подошла к алтарю, расположенному в углу комнаты, возле печи, окинула взглядом висящие на стене образа и перекрестилась. Сделав поклон, Варенька вытащила из алтарного подсвечника догорающую свечу и вздрогнула от неожиданности. С улицы до девочки внезапно донеслась мужская речь, заставив Вареньку с любопытством подойти к занавешенному окну молельной.

На широкой дороге возле калитки дома Вареньки стоял большой грузовик цвета выцветшей травы, в кабине которого неподвижно сидел водитель. Прямо за грузовиком выстроилась в ровную линию шеренга из восьми солдат, перед которыми находился их командир, чей громкий голос и услышала девочка.

«Похожий грузовик забрал папу», – с грустью вспомнила Варенька прощание с отцом, призванным на фронт три недели назад. – «Но у той машины глаза были рядом друг с другом, а у этой находятся по бокам».

Как бы девочка не вслушивалась в непонятную речь мужчины, раздающего приказы солдатам, Варенька не могла разобрать ни слова из того, что говорил командир.

«Почему почти у всех дядь на голове надеты пилотки, и их оружие висит на плечах стрелялом верх, а у двух дядь на голове каски, и они держат оружие в руках стрелялом в бок?» – пыталась понять девочка, внимательно разглядывая солдат.

Упавшая на палец Вареньки капля горячего воска заставила её перевести взгляд на огрызок свечи в своей ладони.

«Мёд!» – вспомнила девочка, после чего вышла из комнаты и вернулась в кладовку.

Яркое пламя свечи осветило собой тёмное помещение, открыв перед Варенькой содержимое кладовки. Слева у стены выстроились в ряд мешки со свеклой, картофелем, капустой, морковью, грецким орехом, семенами подсолнечника, а также мешок с желудями и каштанами для поросёнка. Поверх заполненных продуктами мешков лежало несколько пустых, а справа у стены на разной высоте располагались три полки, тянущиеся вдоль всей стены кладовой.

На нижней полке стояли трёхлитровые банки огуречно-томатных солений и маринадов, а также банки с рисом, гречихой, овсом, лапшой и кукурузной крупой. На средней полке красовались литровые банки с различными вареньями, банки с тушёной свеклой, а также кабачковой, баклажанной и грибной икрой, и банки с маринованным болгарским перцем. На верхней полке, в свою очередь, обосновалась корзинка свежих куриных яиц, баночки со свиным смальцем, свиная тушёнка и рыбные консервы.

«Вот ты где!» – обрадовалась Варенька, доставая со средней полки баночку золотистого мёда. – «Ещё вчера ты была справа от варенья ближе к входу, а сегодня стоишь слева, потому я тебя сразу и не нашла».

Мысли девочки внезапно оборвал резкий звук отворившейся двери белёной мазанки. Заперев деревянную дверь на ключ, Серафима вбежала в кладовку, освещаемую пламенем догорающей свечи, которое озарило собой застывший на лице женщины ужас.

Глава 2. Револьвер

– Почему ты так долго?! – воскликнула Серафима, крепко сжав ладонями плечи дочери.

– Ты переставила баночку с мёдом, чтобы я её не нашла, – обиженно ответила Варенька, пытаясь выскользнуть из рук матери.

– Я сделала это, потому что у нас много варенья, а мёда всего одна баночка.

С этими словами Серафима отпустила девочку и присела рядом с ней на корточки.

– Когда мёд закончится, Тарас Наумович принесёт нам новую баночку, – продолжила негодовать Варенька.

– Я же говорила тебе, что немцы заняли город. Рынок сейчас закрыт, и эта баночка мёда у нас последняя.

– Прости, я забыла про немцев.

Девочка смутилась и вернула мёд на полку, после чего сунула погасший огарок свечи в кармашек своего платья.

В попытке подобрать нужные слова, чтобы рассказать дочери о нависшей над ними угрозе, Серафима прокручивала в своей голове последние пять минут с момента ухода Вареньки из кухни. Женщина сидела возле девочки в тёмной кладовке и видела перед собой обеденный стол с лежащими на скатерти орехами. Она не успела очистить их и выложить на остывающую в тарелках кашу, поскольку почувствовала неладное и немедля выбежала из кухни. Когда Серафима добежала до укрытого виноградником крыльца дома, то обнаружила за его калиткой грузовик с выстроившейся позади него шеренгой немецких солдат. Испуганно перепрыгивая через бетонные ступеньки крыльца, женщина распахнула входную дверь мазанки, заперла её и оказалась в кладовке.

– Нам нужно немедленно уходить из дома, – попыталась как можно спокойнее произнести Серафима, чувствуя свою вину за то, что отправила дочь в кладовку за мёдом.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила Варенька.

– На улице немцы. Я возьму наши документы и сразу вернусь.

С этими словами женщина поднялась с корточек и вывела девочку в прихожую.

– Я хочу с тобой, – промолвила Варенька, боясь оставаться одной, словно мама могла покинуть её навсегда и уже не вернуться.

– Жди меня здесь! – наказала Серафима и зашла в молельную комнату, после чего скрылась в расположенной за ней спальней.

– Но почему мы не можем остаться в доме? – негодующе спросила девочка, желая продолжать слышать голос матери.

– Оставаться в доме слишком опасно.

Последние слова матери заставили Вареньку испуганно смолкнуть, после чего она обернулась к входной двери мазанки и осторожно отодвинула край закрывающей левое окно занавески. Убедившись, что на видимой части крыльца дома никого нет, девочка подошла к правому окну, в желании отодвинуть его занавеску, но внезапно одёрнулась, увидев опустившуюся ручку входной двери. Кто-то за дверью потянул ручку на себя, но запертая на ключ дверь осталась неподвижна. Затем «кто-то» дёрнул ручку с такой силой, что внутренности дверного замка истошно взмолились о пощаде, а стрельчатые окна у входной двери отчаянно задребезжали.

Застигнутая врасплох Варенька раскрыла рот, чтобы закричать, но неожиданно почувствовала запечатавшую её уста ладонь матери. Серафима развернула к себе перепуганную дочь и показала ей приставленный к губам палец. Варенька тут же крепко вцепилась в маму и зажмурилась, пытаясь обрести утраченное чувство защищённости. Женщина слышала, как трепещет в груди сердце испуганной девочки, и обняла её в ответ.

В следующую секунду на встретившем незваного гостя крыльце дома послышался мужской голос, которому спустя мгновение что-то ответил голос другого мужчины. Застывшие в объятиях друг друга мать и дитя ощутили, как по их коже пронеслись мурашки, и в оцепеневшем сознании Серафимы и Вареньки незримо отпечаталось лишь одно страшное слово – «Немцы», от которых женщину и ребёнка отделяла лишь не внушающая никакой уверенности деревянная дверь.

Голос второго мужчины вновь обратился к первому, после чего тот чиркнул по крыльцу чем-то металлическим и направился к курятнику, пока второй мужчина последовал в сторону хлева и летней кухни.

С выпрыгивающим из груди сердцем Серафима слышала, как мужчины удаляются осматривать территорию дома, и гадала, сколько времени солдатам Вермахта понадобится на то, чтобы погрузить в свой грузовик кур и поросёнка, вернуться обратно на крыльцо и взломать двери мазанки в поиске хозяев тарелок с остывающей на кухне гречневой кашей.

– Доченька, я знаю, тебе очень страшно, – обратилась к Вареньке дрожащим голосом мать. – Мне тоже страшно, но мы должны выбраться из дома и спрятаться за его пределами, чтобы плохие дяди нас не нашли.

Намертво вцепившаяся в Серафиму девочка помотала головой, не имея ни малейшего желания куда-либо выбираться из кажущегося ей вполне безопасным по сравнению с улицей дома.

– Когда плохие дяди вернутся к грузовику, мы с тобой выйдем во двор, – начала объяснять дочери свой план женщина. – Затем мы добежим до кухни, выберемся на её крышу и спрыгнем на лужайку тёти Мирославы, спрятавшись в её коровнике, пока немцы не уедут.

– Но я боюсь высоты, – промычала в ответ в живот матери Варенька.

– Я спрыгну первой и поймаю тебя на руки, – пообещала Серафима и поцеловала дочь в макушку.

Продуманный план побега, дающий матери и ребёнку надежду на благополучный исход, внезапно утонул в донёсшемся из птичьего загона кудахтанье.