Чаша Одина

– Добрый господин доволен, или он по-прежнему думает, что смертные ни на что не годятся? – спросил Гейр с язвительной улыбкой. Альв дёрнулся, но тут вмешался Велунд.

– Ты сам виноват, Ахарн. И хватит ссор. Мы на пороге войны, и раз уж вам так хочется подраться, то деритесь с низовиками, а не друг с другом.

Альв, тяжело дыша, исподлобья взглянул на норвежца и нехотя, через силу, кивнул. А потом подобрал свой плащ и, не оглядываясь, покинул зал, чуть заметно хромая.

К Гейру подошёл Форсети и отдал ему его пояс.

– Зря ты это затеял, – тихо сказал ему спакон. – Ахарн родной брат короля, и портить с ним отношения – не лучший способ добиться расположения Велунда.

– Так они братья… – протянул задумчиво Гейр, словно не слыша последних слов Форсети, и его взгляд устремился вслед удалившемуся Ахарну. И во взгляде этом стыл лёд не оформившегося ещё подозрения.

Велунд вздохнул.

– Я прошу прощения за графа Ахарна – он всегда был не сдержан в своих эмоциях… Что ж, я принимаю ваше предложение. Сегодня же ночью —кони альвов не выносят солнечного света – вы сможете отправиться в путь.

Форсети согласно поклонился. И Гейр последовал его примеру, хотя его мысли были далеки от триумфа. Он забыл даже об Ахарне, сосредоточившись на том, как уговорить людей помочь альвам в их войне. И чем больше он думал над этим, тем очевиднее становилась вся неподъёмность задачи, сгоряча возложенной им на себя. Ведь помогать тем, кого боишься и вообще почти не веришь в их существование, согласится далеко не каждый.

На выходе из тронного зала их поджидал тот же альв, что привёл их сюда.

– Я провожу вас в ваши покои, – с ещё большей холодностью, чем прежде, сказал он, и Гейр понял, что весть о поражении Ахарна уже разнеслась по всему дворцу. Вот и ещё одна причина для беспокойства, как будто их было мало у него. Ибо трудно положиться на союзников, которые тебя ненавидят.

Однако комната, которую предоставили норвежцу, слегка развеяла его мрачность. Ни один человеческий дворец не мог похвастаться такой роскошью и удобством, как Синдри. Здесь всё было словно пронизано светом и лёгкостью, а кровать напоминала небесное облако и манила своей мягкостью и воздушностью. Не в силах удержаться, Гейр лёг – и буквально застонал от наслаждения, объявшего его. Но нежиться ему пришлось недолго. В дверь тихонько, но настойчиво постучали, и разлепив начавшие уже слипаться глаза, Ингард отправился открывать.

Он был уверен, что это Форсети, и потому совсем не подготовился к тому, что ждало его на самом деле за дверью. А точнее – к тому, кто ждал его там. Открыв рот, Гейр тупо пялился на стоявшую перед ним девушку, прекраснее которой он не видел никого в своей жизни. И только её ярко-сиреневые глаза, которых не бывает у земных девушек, и кокетливо выглядывавшие из-под верхней губы клыки напомнили ему, где он, кто он и кто перед ним.

– Идём, – нежным мелодичным голосом, от которого сердце Ингарда превратилось в расплавленный воск, позвала его альфара. – Королева Глориана хочет видеть тебя…

Королева ждала его в саду Синдри. Деревья были здесь низкорослые, но с густой кроной, отливающей красным золотом.

– Тебе нравится? – спросила Глориана норвежца, нежно прикоснувшись кончиками пальцев к затрепетавшему листу. – Эти деревья из священной рощи Гласир, что простирается у стен Асгарда, города богов.

Гейр промолчал, не в силах найти подходящих слов. Если посланница королевы была нечеловечески красива, то сама королева была просто прекрасна, и в её присутствии если и хотелось говорить, то только стихами, уподобляясь скальдам:

Белая лебедь, гордая птица…
Лебёдушка нежная ночью мне снится.
Летит она, гордая, горя не зная,
Словно луч солнца, пространство пронзая.
И нет ей преграды, нет срока и плена,
Лебёдушка белая, ты – выше тлена!

Словно не замечая замешательства гостя, Глориана опустила голову, сосредоточенно обдумывая что-то, что ей было трудно высказать. Ингард терпеливо ждал, и готов был ждать хоть до скончания веков.

Наконец она решилась.

– У тебя был сегодня поединок с графом Ахарном.

– Да, – кивнул норвежец, не понимая, к чему она клонит.

– Схватка – это плохо само по себе, но хуже всего то, что она закончилась не в его пользу.

– Я победил честно! – резко воскликнул Гейр. Глориана слабо улыбнулась.

– Ахарн самолюбив, и он не забудет поражения. Хоть они с моим мужем и братья, между ними идёт давнишняя вражда из-за королевского трона. Видишь ли, они близнецы, и появились на свет в один и тот же час. Ни о каком старшинстве не может быть и речи, но Ахерон, отец Ахарна и Велунда, отдал предпочтение моему мужу. Ахарн не был с этим согласен, но воля отца для любого альва – закон, и граф смирился. Однако Ахерон погиб в схватке с Мотсогниром, королём чёрных альвов… – Глориана печально вздохнула, и Гейру почудилось, что на солнце набежала туча. А королева продолжала:

– Вражда между братьями сразу обострилась, хоть и не заметна непосвящённому. Ахарн хранит верность, но это всего лишь видимость. Малейшая слабость Велунда может спровоцировать его на открытое неповиновение, а сейчас, из-за угрозы со стороны Свартальвхейма, страны чёрных альвов – низовиков, это будет настоящей катастрофой.

– Льесальвхейм, раздробленный и ослабленный, падёт под их натиском, и наступит Рагнарок, – шёпотом закончил её мысль Ингард. Глориана кивнула.

– Именно. По этой причине ваше с Ахарном противоборство и вызвало такую холодную реакцию у альвов. Никто не хочет приближать свою гибель, тем более – из-за подобной детской выходки.

Пристыженный, Гейр был готов провалиться сквозь землю. Заметив это, Глориана успокаивающе погладила его по плечу.

– Скажи, ты уверен, что люди помогут нам?

– Я сделаю для этого всё, от меня зависящее! – горячо воскликнул Ингард. Королева кивнула, словно и не ждала другого ответа.

– Спасибо. Я надеюсь на тебя… Весь Мидгард и Асгард надеются на тебя. Прими же от меня в подарок этот тарнкаппе. Он спасёт тебя от непогоды, в нём ты сможешь согреться в самые лютые холода. И кроме того, он позволяет владельцу делаться невидимым и защищает его от магии. А это не так уж мало, когда имеешь дело с чёрными альвами.

Глориана извлекла из складок своего одеяния нечто невесомое, похожее на облачко серебристого тумана, переливающееся нежным сиянием. Она развернула его, и вниз дождём брызнули каскады колющих глаз огоньков. Королева держала в руках тарнкаппе – волшебный плащ альвов.

Гейр опустился на одно колено и с поклоном принял этот драгоценный дар, ибо никто, кроме самих альвов, не владел доселе альфарским плащом.

– Ступай, воин, и да пребудет с тобой милость асов, – прозвенел на прощание голос Глорианы, и королева исчезла среди золотых деревьев из рощи Гласир. А Гейр остался, держа на ладонях серебрящийся дымок плаща. Её подарок…

12. Побратимы

Альфарские скакуны действительно оказались колдовскими. Их бег скорее напоминал полёт, чем скачку, так легко, словно играючи, они перепрыгивали самые широкие пропасти и взбирались на самые недосягаемые кручи. Судорожно вцепившись в поводья, чтобы не вылететь из седла при очередном прыжке, Гейр едва сдерживался, чтобы не зажмуриться от страха. Но одновременно в его душе с этим чувством соединялся и пьянящий, шальной восторг, от которого хотелось орать во всю глотку – и хохотать, как сумасшедший. Ветер сёк ему лицо, как стальным ножом, на глаза наворачивались слёзы – и всё же ничего лучше этого волшебного полёта Ингард не испытывал ещё никогда в своей жизни.

За какие-то считанные минуты они с Форсети спустились с вершины, на которой стоял Синдри, и очутились в предгорьях. А альфарские кони даже не запыхались и лишь увеличили свою скорость, одним махом покрывая милю за милей. Земля стонала под ударами их копыт, звёзды тряслись в ночном небе и готовы были вот-вот рухнуть вниз. Леса и реки они просто не замечали, стрелой рассекая пространство перед собой – и пространство благоразумно расступалось, пропуская их. Подобно Аскерейе, Дикой Охоте Одина, мчались они над тёмными просторами, и видевшие их припозднившиеся путники падали ниц, охваченные ужасом. Только соетрольд, водяной дух, резвившийся в озере в виде прекрасной белой лошади, по-дружески кивнул им, как старым знакомым, да взвыли им вслед два усебьёрна-обортня, желая удачи.

Когда впереди показались знакомые берега Согнефьорда, Ингард искренне пожалел, что всё закончилось. Спешившись, он нехотя передал поводья своего скакуна Форсети и вздохнул.

– Не печалься, – улыбнулся ему спакон. – Ты ещё не раз взнуздаешь альфарских коней. Мне открыто будущее, и я вижу это совершенно ясно.

– Надеюсь, что так, – отозвался Гейр, но в голосе его не было особой веры. Однако он понимал, что оставить волшебного коня себе ему не удастся, и отогнал прочь пустые сожаления.

– Здесь мы простимся, – сказал ему Форсети, посерьёзнев. – Не след мне появляться среди смертных, да и надо вернуть наших скакунов их истинным владельцам. Через неделю Велунд со своей армией будет ждать тебя в долине Урнеса, не подведи его.

– Не подведу, – тряхнул головой Ингард и, махнув на прощание рукой, направился в Аурланд. Форсети, проводив его долгим взглядом, чуть тронул поводья – и растворился в предрассветной мгле, оставив только взвихрённую копытами коней снежную пыль.

Подойдя к воротам города, когда небо на востоке только-только начало светлеть, Гейр что было сил ударил кулаком в створку и закричал во всю мощь своих лёгких:

– Эй, караульные! Хватит спать – Вальгаллу проспите! Открывайте!

– Кого там Сурт принёс? – над воротами показалась всклокоченная голова хирдмана. – Иди, куда шёл, бродяга, и не тревожь добрых людей, пока они не стали злыми.

– Быстро же ты забываешь своих друзей, Торкель, сын Хравна. Да ещё и записываешь их в бродяги, хоть я и не давал вроде тебе повода для этого, – ответил Гейр, чуть отступив.

– Разрази меня Тор, если это не Гейр! – рявкнул Торкель, поспешно спрыгивая вниз и поспешно отворяя воротину. – Бродяга ты и есть! Брюньольв уже все глаза проглядел, тебя ожидаючи, да и мне стало как-то скучновато в Аурланде без тебя!