– Ты собираешься прийти за мной? – спросила я.
– Нет, просто заберу тебя оттуда!
– Это невозможно.
Я понимала его с полуслова.
– У меня хватит сил перенести тебя к себе, где бы ты ни была и кто бы ни держал тебя в неволе. Пусть это не будет тем миром, к которому ты привыкла, но мы будем вместе навсегда.
– Зачем тебе мой фантом? Я не понимаю тебя. Для переноса мне придется либо погибнуть, либо завершить все дела, связавшие меня с этим местом. А их закончить я не в силах…
Его поцелуй проник в меня адской иглой, унося с собой мое сомнение, пронизывая болью и сладкой истомой. Его руки блуждали в моей душе, лаская потаенные струны, слагая сладкие звуки из забытого детства.
– Я увезу тебя в прекрасный мир, где волны янтарного моря переходят в ласковый бриз, где стаи разноцветных птиц, с веселым щебетом, летят к водопаду. И каскад воды, срываясь с неприступных скал, окутает нас туманом брызг. А под ногами, в прозрачном ручье будут плавать доверчивые рыбы. И из чащи к тебе выйдут лани, сверкая влажными глазами и нежась в тепле твоего взгляда. Там, на берегу у ласковых волн я куплю бунгало и из открытого окна буду любоваться тобой, прекрасный и любимый. Ты махнешь мне рукой, я прибегу к тебе, осыпая твои волосы мокрыми от росы цветами. Ты мое счастье и любовь… Коснись ступней земли, и ты почувствуешь сырость и прохладу утреннего пляжа. Протяни руку, и ты коснешься стволов экзотических пальм. Подними голову, и ты увидишь облачные горы и синеву южного неба. Открой глаза…
– Нет, подожди. Там в камере изолятора остались Катя, Диана и Рыжик. Они погибнут без меня. Как можно бросить их, уйти?
– Забудь тот мир! Забудь! Ты так близка ко мне… Еще мгновение, и я перенесу тебя к себе! Открой глаза! Признайся, шум волны уже тревожит слух, и этот аромат цветов так будоражит разум…
– Там девочки… Нет, ты не знаешь, что их ждет! Прощай… Когда-нибудь потом, когда придет конец… Я позову тебя и, может быть, тогда ты унесешь меня навстречу смерти, в которой будет непрерывный шум воды… и птицы… и цветы…
Я плакала, и слезы долго не могли омыть следов его горячих рук. Наверное, он прав, и счастье только в смерти.
* * *
Ждать долго не пришлось. За дверью кто-то долго громыхал ключами, затем она открылась, и в камеру вбежала юркая старушка. С трудом втянув передвижной столик с набором чашек и кастрюль, она с усмешкой осмотрела нас. За ее спиной, в проеме двери, появилась рослая фигура охранника. Он с опаской косился на нас и нетерпеливо ожидал ухода бойкой старухи. Та, шустро подняв крышку большого чана, шумно грохнула ее на пол.
– Это тебе, – прошамкала она, бросив мне маленький комочек грязной бумаги.
Я ничего не ответила.
– А это вам от меня, – добавила бабуля и, хихикая, плюнула в чан с горячим супом.
Охранник хохотнул и с уважением посмотрел на старушку. Та юркнула в дверь, и еще минуту был слышен звон ключей и стук запоров. По комнате поползла вонь подвальной стряпни. Катя накрыла крышкой чан, осмотрела провиант, но не нашла там ничего пригодного в пищу. Это был праздничный обед для новичков подземелья. Благо, были вода и хлеб.
Я развернула записку. В ней красивым почерком пестрели несколько ругательств, угроз и подпись «Королева». Как сказал бы генерал, диалектика. И здесь, кроме смеха, можно только сожалеть о квадратных принципах человеческой психики. Даже в навозной куче найдется своя королева. Но не все так плохо! Бабуля может пригодиться. Я знала этот тип людей. В третьем отделе монстры были похлеще!
Влиять на сознание человека можно по-разному. Главное – создать последовательность, естественный переход, который поведет собеседника к измененному состоянию. Здесь важна обратная связь, наведение раппорта, подстройка темы к переживаниям человека. Немного переходных слов, утвердительные жесты, постановка якорей тоном голоса, прикосновениями. В качестве альтернативы используется техника шаблонного разрыва. Находится любой жесткий шаблон поведения. Манипулятор провоцируется его активное выполнение, а затем вдруг следует внезапный разрыв. Создается некоторое необычное поведение, которое связывается с желаемой реакцией. Поскольку в сознании человека любой шаблон поведения представляется как единое целое, у него не имеется вариантов для перехода на что-то иное. И остается лишь дать ему такую альтернативу, какой бы она ни была.
Между тем с рыженькой творилось что-то неладное. Ее трясло, она жалась ко мне, как испуганное животное. Глаза были полузакрыты и слезились. Она ничего не говорила, но так больше продолжаться не могло. В нее вцепились когти крупного зверя, и девочку надо было спасать. Состояние Рыжика позволяло выйти на прямой контакт с инъектором энергетической атаки. Ее подцепили на чувственном блоке массивного спуска, который ассоциировался в ее сознании с транслятором толстяка-майора.
Мутант занимал весь пол обширной камеры. Он чмокал и испускал болотное зловонье. Вкрапления искусственных модулей создавали певдоструктуру человеческой психики, но чудовище нельзя было назвать даже растением. Почувствовав мое присутствие, он начал сворачиваться в лиловый шар, защищая в своих недрах активные центры. Создатели не учли возможности спазма мышечного остова. Я вызвала его почти случайно, нарушив энергообмен двух основных сочленений. В истории культуры отмечена змея, пожиравшая свой хвост. Мой моллюск, похоже, раздавил себя. Далекая аналогия, но что-то общее имелось.
Рыженькой сразу стало легче. Ее щечки порозовели, и даже цвет волос потерял нездоровую былую матовость. Диана занялась ее восстановлением, а мы с Катенькой начали отработку операции. Она настаивала на технике предварительного предложения, когда субъекту воздействия дается возможность мнимого выбора, но все представляемые варианты ведут к одной и той же общей линии. Мне больше нравилось расщепление, но в любом случае был важен результат, а не способ его достижения. Мы провели часа два, нарабатывая унисон, и к моменту прихода поварихи связка у нас была непоколебимой.
Дверь отворилась. Бабулька впихнула столик с новым ушатом вечерних помоев. Она нагнулась, чтобы забрать нетронутый обед, но Катенька перехватила ее движение, по горло окунув седую голову карги в кастрюлю с остывшей баландой. Старуха дернулась, освободилась, но Катя остановила ее твердой командой. Мне достался охранник. Увидев бабушку под соусом, он вошел в транс изумления, но я обещала Кате технику предложений… Да и скучно тут было.
– Ты слышал обо мне?
– Конечно, слышал! – ответила за него Катенька.
Ее голос был полон ярости и недовольства.
– Может быть, он не все понял? – с укором крикнула я и схватила ошалевшего парня за рукав.
Отключив на мгновение его третий энергетический центр, мы пронзили охранника волной детского ужаса из нижней чакры.
– Он знает о тебе все, что нужно, – моментально подхватила Катя.
Она трясла его за второй рукав.
– Ну скажи, скажи!
Диана и Рыжик смотрели на нас, раскрыв рты. Старушка стояла, как ее поставили, тупо отплевываясь от струек супа, сползавших с волос.
– Ты должен отвечать мне, а не ей, – строго упрекала я. – Надеюсь, ты можешь отличать слова, которые говорю я, от тех слов, с которыми к тебе обращается кто-то другой?
– Плохой мальчишка! – закричала Катя.-Я знаю, как ты обкакался в детском садике. Вас вели на прогулку в парк. Ты уже был большим мальчиком. Тебе было очень обидно и стыдно. Но потом пришла твоя мама…
– Слушай только то, что говорю тебе я! Тебе нравится мой голос. Тебе нравятся мои приказы…
– Ее лицо было близко– близко. И все стало хорошо. Ты любил ее. Она любила тебя. И ты теперь будешь любить так женщину, стоящую перед тобой. Ты будешь помогать ей, как тебе помогала твоя мама.
Процедура была утомительной, но по внешнему эффекту ее ни с чем не сравнить. Мы вели его к одному и тому же, создавая несколько взаимозаменяемых программ. Я брала за основу его почитание авторитета, обостренное внимание к приказам, сильному голосу и непреклонности. Катя использовала регрессию во времени, отождествляя нас с милой мамой. Мы завершили обработку, сгладив разность двух полярных состояний. Оставалось ввести блоки защиты от постороннего опроса и частичную амнезию…
– И тебе нужно запомнить, – мягко сказала я, – что лучше всего забыть и не вспоминать то, что должно остаться в твоей памяти на особом уровне.
Охранник находился в глубоком трансе. Он неподвижно стоял у двери, нацелив взгляд в верхний угол комнаты. Мы взялись за обработку старушки. Катя сложила руку в кулачок и поднесла ее к глазам бабули.
– Смотри, что они делают, – тихо прошептала она.-Смотри, какие там интересные вещи! Сейчас я приоткрою щелочку. И теперь там появилась дверь… в которую ты медленно входишь и переступаешь через порог времени.
Ты снова красивая и молодая, и это твой ребенок… Твое дитя… Это я – твое дитя. Прижми меня к сердцу, мама…
– Когда я произнесу слово «прочь», ты вернешься в настоящее время и забудешь об этой встрече со своим ребенком, – подхватила я. – Воспоминание о ней придет к тебе ночью во сне. Ты вспомнишь свою светлую радость, и тебя придавит горе при мысли о том, что твоя девочка томится здесь. И тогда к тебе придет сила, и твоя нерушимая воля подскажет, что нужно сделать для ее освобождения…
У Рыженькой началась истерика. Диана утешала ее и шептала ей что-то на ухо. Девочка никогда не присутствовала при крутых подстройках. Ее реакция лишь подтверждала правило. Резонансы трансовых состояний оказывали своеобразное воздействие на свидетелей, и без должной подготовки у людей часто начинались нервные срывы. Тем не менее, мы с Катей были дилетантами. Видела бы она работу профессионалов!
Я закричала:
– Прочь отсюда! Прочь!
Охранник подпрыгнул в воздух и неожиданно ловко ударил ногой по плечу Кати. Я бросила в него табуретку. Он легко увернулся, схватил старуху в охапку и выбежал за дверь. В коридоре послышались крики и топот. В камеру ворвалось двое крепышей. Я остановила их взглядом. Губы автоматически напряглись, кончик языка коснулся гортани…
– Ложись, – закричала Диана.
Крепыши плюхнулись на пол и в перекате отлетели к двери. Там их и застал крик сирены. Пыльное облако облетевшей штукатурки окрасило в розовый цвет черные куртки.
– Эй, там, – сказала Горгона. – Вынесите эту падаль. И помните, я не ем объедков.