Фенечка. Цикл рассказов

– Что? – прошептал дрожащим голосом старик.

– Почему ты ненавидел мою мать?

– Ты не знаешь всего, Рональд.

– Так расскажи мне! – в порыве ярости он перевернул стол, разбросав все, что было на нем.

Старик вовсю дрожал перед ним. Кто бы мог подумать, что отец испугается собственного сына, которого он избивал в прошлом?

– Сара… – шептал он. – Она была… больна…

– О чем ты говоришь? – нахмурив брови, спрашивал Рональд.

Михаил судорожно замотал головой.

– Нет! Нет, нет, нет, нет, нет. НЕТ! – завопил он на всю квартиру и принялся рвать волосы на голове. Внезапно старик подпрыгнул и начал метаться по квартире, словно в него вселился бес. Бросившись вперед, на Рональда, он схватился за его шиворот и попытался его поднять и выбросить из квартиры, но тщетно. Тогда он начал бить себя по лицу, приговаривая:

– Ты виноват! Ты виноват! Только ты! Сгинь, умри, исчезни!

Потеряв равновесие от последнего удара, Михали приземлился на диван и снова забылся на время.

– Папа? – спросил тихо Рон.

Вдруг старик снова подпрыгнул и рванул к выходу из комнаты. Со всего разгона он ударился о дверной косяк и рухнул на пол, застонав от боли, и он, как показалось Рону, пришел в себя.

– Чем была больна моя мама, Михаил? – спросил сын отца.

– Шизофрения, – отвечал старик хриплым голосом. – Врожденная. Она не проявлялась до твоего рождения.

Глаза Рона загорелись неистовым пламенем.

– Пойми, – продолжал говорить старик, – я не хотел этого для своих детей. Я всю жизнь мечтал о здоровых наследниках! Но ее болезнь передавалась уже которое поколение, вам было не избежать этого!

– Мы с Анной… – затрепетал Рональд. – Мы больны…

– У Анны это проявилось еще в малом возрасте. Это зашло слишком далеко, я не мог больше на это смотреть. Еще смерть Сары. Она просила называть ее Мартой… я отправил твою сестру в лечебницу, а тебя…

– Бросил, – перебил его юноша.

– Я не хотел этого, Рональд… не хотел. Пойми! Не хотел! – умоляюще твердил Михаил, но Рон уже, казалось, не слышал.

– Как это было у Анны? – спросил он через некоторое время.

– Что?

– Симптомы, Михаил! Как они проявлялись?!

– Это было давно… Я смутно… я не помню.

– Что ты можешь? – сквозь зубы спросил Рональд, медленно встал и ушел из квартиры.

– Где-то там, за горизонтом, есть место счастью, нет места суете, – говорил какой-то старик в переходе. – Где-то там, за горизонтом, нет места войне, есть место быть единого целого частью. Где-то там, за горизонтом, нет обмана и фальши, есть любовь и доверие, есть проблески надежды, и нет места лицемерию и алчности. Где-то там, за горизонтом ваших страхов и сомнений…

Январь к концу подходит. Снег безумной околесицей крутится вокруг. Холодно снаружи и жарко внутри. И там же словно все опустело, словно вышвырнули все содержимое, что когда-то казалось прекрасным и неисчерпаемым. Но что-то греет внутри. Что-то, что заставляет жить и двигаться.

Быть может, это любовь?

Погасла она давно, вместе с утерянными детскими мечтами.

А ведь когда-то мы были так счастливы… для этого не нужно было практически ничего. Все мы «разочаровались» в жизни. Все мы достаточно мудры и достаточно прожили, чтобы судить так и ничего больше не делать.

Мы смирились.

Рональд пришел к лечебнице.

– «Фенечка», – сказал он вслух, глядя на вход.

Перекрытые лентой стеклянные двери смотрели на него, как на родного. И сам Рон чувствовал что-то одновременно родное и враждебное в этих дверях. Словно они скрывают что-то сокровенное от него. А за ними лишь чернота сажи, оставшаяся после пожара. Рональд шумно сглотнул. Всю жизнь он что-то искал, и вот теперь он стоит прямо перед дверьми, за которыми находится как раз то, что он ищет. Но все это сгорело. Все потеряно, разбито, засрамлено. Поднялся холодный ветер. Казалось, он дул сквозь Рональда, оставляя тысячи игл и тысячи заноз в его сердце. Прозрачный пар изо рта окутывал глаза. Лицо сжималось от холода. Земля под ногами куда-то начала пропадать.

– Нужно уходить, – подумал Рональд. – Иначе меня занесет в эту безвыходную пучину преследуемого бедствия.