Черный парус беды

На моих щеках вспухли желваки. Успокоила, называется!

Федор хлюпнул носом и повторил:

– Скоро все кончится… Костя мертв, Джон мертв. Яхта на камнях. Выпить нечего.

На мой взгляд, предложенный ряд был неравноценным по степени драматичности слагаемых. Однако впечатление производил, и, прежде всего, своей незавершенностью. Потому что нам еще Козлова найти надо – и желательно живым, а затем самим из этой передряги в целости вывернуться.

– Так, – сказал я. – Здесь разделяемся и идем к горе.

– Зачем нам разделяться? – насторожился Полуяров.

– Чтобы быстрее Петюню нашего отыскать, – терпеливо объяснил я. – Дистанция двадцать метров.

И мы пошли к горе.

Мила шагала слева от меня, Полуяров – справа. Сначала мы именно что шагали, но скоро подъем стал круче, все чаще путь преграждали базальтовые глыбы и причудливые нагромождения камней. Дистанцию пришлось сократить до десяти метров, вернее, она как-то сама собой сократилась.

Нам потребовалось минут двадцать, чтобы добраться до скал, если и похожих на ворота, то весьма отдаленно, и расщелины. Которая на самом деле расщелиной не была. Ущельем тем более. Наверняка у вулканологов есть для подобных образований специальный термин, мне же «расщелина» показалась похожей на овраг. А будь она поуже и не такой глубокой, это и вовсе была бы канава.

Еще двадцать минут ушло на то, что пройти «овраг» от «устья» до «истоков». Ни Козлова, ни пещеры мы не обнаружили.

– Петя! – закричал я, сложив ладони рупором.

Нет ответа.

– Петя! Ау!

Тишина. Только море шумит вдалеке. Только чайки кричат в вышине. Пиит, блин.

– Что будем делать? – обратился я к моим спутникам.

Вид у Полуярова был совсем затравленный. От него мне совета не дождаться.

– Может, это не та расщелина? – сказала Шелестова.

– Может быть. Тогда поищем другие.

Вернувшись к «устью», мы повернули налево. Мы снова двигались, выдерживая дистанцию в двадцать метров. Впереди появилась очередная скалистая гряда, и я подумал, что за ней может быть еще один «овраг».

И тут я услышал крик:

– Не подходи! Не подходи ко мне!

Это кричал Козлов. И кричал он Шелестовой. Я кинулся к Миле.

Петя сидел на дне ямы – не рукотворной, как на берегу, а явно природного происхождения. Когда рядом с Шелестовой, застывшей на краю ямы, появился я, Козлов завопил снова:

– Нет здесь никакого золота! Нет! Нет!!! Не убивайте!

Вот еще новость.

– Никто не собирается тебя убивать, – заверил я Петьку, но мой голос лишь подстегнул его:

– Вы пришли за картой! Я знаю! Вот карта! Берите!

Козлов выхватил из-за пазухи вчетверо сложенный лист и кинул его в мою сторону. Лист затрепыхался в воздухе и упал обратно на дно ямы.

– Мы пришли за тобой, – со всей возможной теплотой сказал я. – И нужен нам ты, а не карта.

– Не убивайте! – снова заорал Козлов, превратно истолковавший мои слова.

– Да пошел ты, Петя! – вскипел я и сказал Миле. – Хрен с ним. Пусть валяется. Главное, что живой.

Шелестова повернулась и пошла к Федору, который оставался там, где застал его крик Козлова. По-моему, Полуяров даже присел от испуга.

Я последовал за Милой, но остановился, когда мне в спину ударились слова:

– Андрей! Это она убила! Я знаю! Я видел!

Видел он. Я не видел, но тоже знаю. Да, убила, ну, так было за что.

* * *

– Я не хотела его убивать, – сказала Мила.

Мы снова были на берегу. Сидели, пили, ели. Я, Федор и Шелестова. Козлов расположился в отдалении. Я отнес ему чипсы, бутылку воды и несколько «лепестков» плавленого сыра в вощеной бумаге. Петька с такой жадностью набросился на еду, что мне стало совестно за свое поведение. Грубовато я с ним все же. Но, честно скажу, любезничать не было ни сил, ни желания. Да и к тому же, из такого сумеречного состояния, в каком пребывал Козлов, надо выдергивать, как вырывают зуб, решительно и не миндальничая. Ну, я и расстарался.

Когда Петька швырнул нам вдогонку слова, превращающие Людмилу Шелестову, даму приличную во всех отношениях, в закоренелую преступницу Милку-Яхтсменку, я повернул назад. А Мила даже шага не замедлила… Федька же, по-моему, так ничего и не понял. Тормознуло его, видно, после всего пережитого.

Я прыгнул в яму. Козлов пытался мне что-то сказать, но я перебил его:

– Знаю, Петя, знаю. Все знаю. Только не убивала она его. То есть это у нее случайно получилось. Может, она тебе этим жизнь спасла. Не думал об этом? А ты подумай, мон шер. Есть, о чем.

Я говорил быстро, не давая Козлову ни ответить, ни осмыслить услышанное. Я хотел вышибить из его головы лишние, случайные мысли и поместить вместо них мои собственные. Потому что, в отличие от некоторых, у меня голова в норме. Я могу рассуждать здраво, и вот доказательство тому: я давно понял, что это Мила ударила Чистого. Убила… Я даже понял, почему она это сделала. Я не знал одного: был ли Петр Козлов заодно с Чистым и Джоном? Вроде бы все говорило за то, что Петька понятия не имел о том, чем они промышляли, помимо мирной перегонки подержанных яхт из Нового Света в Старый. Но полной уверенности у меня не было, и развеять сомнения мог только сам Козлов: если живой – значит, ни при чем он; если пропал или мертвый – значит, Мила и ему врезала по голове, сообщнику. Только скрывает это. И кто ее осудит за эту скрытность? Не я.

– А ты чего здесь расселся, а, Петя? – продолжал я терзать мозги Козлова. – Что ты здесь не видел? Камни и камни. Ты чего на «Золушку» не вернулся?

– Боялся.

Ага, вот и голос уже другой – без сумасшедшинки, и глаза другие – без нее же.

– Милу боялся? Ну, это ты зря.

– Я думал, – схватил меня за руку Петька, – что мы с ней вдвоем на всем острове. Ну, может, еще Джон. Я думал, что отпустила она меня, чтобы я ей золото Кидда принес. А я его не нашел. Искал и не нашел. Потом ногу подвернул… А если бы нашел, то она бы меня убила, чтобы все себе взять. Понимаешь, это из-за золота все. Они его себе забрать хотели.

– Кто?

– Чистый и Джон. И Мила. А потом разругались, не поделили. Чистый Миле что-то говорил, говорил, а потом она его… А Джона уже не было. Чистый сказал, он за Федором побежал, и сказал, что Джон его догонит, что не жить Федьке. Но это еще до того было, как Мила… А потом она мне… А я ей…