Бородинское сражение. Памятный 1812 год. История России

Артиллеристы на кургане принялись разворачивать орудия. Но, французы успели дать ещё один залп, и ядром сбило двух подносчиков зарядов. Заминки не было ни малейшей, убитых оттащили в сторону, что бы не мешали вести огонь.

Артиллерийская дуэль продолжилась, и вот, ядро угодило по левому флангу их роты, вырвав четверых солдат из строя. Двое погибли сразу, а тем повезло меньше, кричали страшно, с оторванными ногами. Пустовалов самолично оттащил обоих в кусты, помирать спокойно. Дал и флягу с водкой на двоих. Больше ничего придумать не смог, и так его рекруты стояли с побелевшими лицами.

– Стоять! – крикнул Пантелеймон, – помнить присягу! – и он строго оглядел строй, – такое наше солдатское дело, стоять и умирать!

Потом, в их ряда ядром оторвало голову одному солдату, и огонь французских орудий стих. Но, послышался барабанный бой со стороны неприятеля. И к ним медленно поползли двеннадцать батальонных колонн французов. В промежутках катили пушки, пока опустившие вниз, словно от стыда, свои блестящие хоботы, готовые изрыгнуть пламень и гибельный чугун. Впереди шли стрелки, в густой цепи. И они начали стрельбу с сажен сто. Воздух наполнился этим непередаваемым гадким свистом. Перед русскими колоннами свинец их ружей стал выбивать землю, взметаясь вверх брызгами сбитой травы.

Русские пушкари тоже выкатили свои пушечки, и восемь изрыгнули картечь. Расстояние было большим, но командир батереи рисковал, стараясь внести замешательство в рядах французов, а особенно артиллеристов и стрелков. Пустовалов заметил, что пальба картечью не была зряшной. Вражеские стрелки заметались, и принялись поспешно отходить, сбиваясь вправо.

Тут слева, обойдя Одесский полк, на поле вырвались два эскадрона Глуховского полка, и ударили сходу на крайнюю колонну французов. Те попытались свернуться в каре, как ежик прячет, защищает себя иголками, так и французы пытались защититься своими штыками. Но, не так хорошо всё вышло, не успели. И, фузилёры принялись убегать, бросив свои пушки. А тут налетели и кирасиры Малороссийского полка, помогая своим.

По рядам русских колонн раздался звук труб, загрохотали барабаны, и, два полка мерным, но быстрым шагом пошли вперёд. Неверовский решил воспользоваться случаем, и отбросить врага. Раздались команды:

«Ружьё на руку!» и «Вперёд!».

Пустовалов заметил, что солдаты не боятся, охотно идут в бой. И то, веселее это, чем просто стоять под ядрами и пулями. Поручик Фёдоров так и шёл со своими солдатами, как прапорщики Хрусталюв и Ионов. Громко гремел барабан, и вот, расстояние всё сокращалось, и сокращалось. Уже были видны кивера французов, украшенные медными ромбами с орлами, но номера полков, пока было не видать. Их линия окрасилась белым дымом, они дали залп, со ста саженей. Пантелеймон увидел, как упал на землю унтер Биркин, а рядом и солдаты Николай Иванов, и Фёдор Самкин. Константин -то Петров за руку схватился, кровь потекла, но строя не бросил. Поручик же лишь оглядел свой строй, и крикул:

– Прибавить шаг!

Их строй шёл быстро и грозно, Пантелеймон слышал, как громко стучат шомполами французы, перезаряжая ружья.

– Стой! – крикнул поручик, – Первые два ряда на колено, Третий-пали!

И их рота дала первый залп. Ряды окутались дымом. Затем, так же выпалил и второй ряд.

– Вперёд! – дал команду Федоров.

Пустовалов заметил, что и они попали кое-в кого. Тут французы поспешно дали залп, и уже восемь русских солдат оказались на земле, и прапорщик Ионин был убит.

– Стой! – скомандовал Фёдоров, – Передняя шеренга, залп!

Они все выстрелили, и Пустовалов, прицелившись в французского сержанта, тоже надал на спусковой крючок. Привычный улар в плечо от выстрела, облако порохового дыма… И, новая команда:

– В штыки, в атаку!

И их колонна бросилась вперёд, не мешая строй. Ружейный ремень был спущен до предела, и всё это привычно стало для фельдфебеля. Сразу, поддурживая правой за приклад, левой далеко выбросил ружье со штыком в живот французскому фузилёру. Тот и не успел отбить, а бывалый фельдфебель не обращая внимания на дикий крик, уже вырвал штык из раны. Потом и второй, и третий… А там, время потерялось, отступило, как и французская колонна. Но тут, резанул по ушам звук трубы:

– Отступать!

Солдаты быстро смыкались в ряды, здоровые поддерживали раненых, и первый батальон, с их ротой, принялся отступать. Поручик оглядел своих поредевших пехотинцев, и приказал:

– Десятеро в стрелки, прикрывать колонну!

– Так я старшим пойду, – вызвался сам Пустовалов.

Поручик чуть подумал, но кивнул головой. Тоже был ранен Иван Кузьмич, в левое предплечье угодило острие французского штыка. Рукав мундира был порван, и поверх намотан кусок серого полотна.

– Ладно. Только уж расстарайся и ты не пропасть, Пантелеймон. До вечера ещё времени много. Надо продержаться.

– Сделаем, ваше благородие, – и фельдфебель пригладил усы.

А мимо них проехал ряд кирасиров, и между ними катились захваченные французские пушки, хитро привязанные к кавалерийским сёдлам.

– Привет, братушки! – крикнул пехотинцам кирасирский вахмистр.

– Да вот, – вздохнул Яков, – вот, у них, панталоны на пуговках, темно-серые, и грязи не видать. А у нас? – и он опустил свои глаза на вымазанные кровью и грязью свои панталоны.

– Всё верно говоришь, Яков. Вот закончится битва, будешь драить свои портки. А я проверю.

– Так точно! – ответил вдруг повеседевший солдат, – непременно исполню!

– А я проверю! – со всей строгостью произнёс фельдфебель, – ну что? Быстро ко мне! Разбиться на тройки! Стреляет один, заряжают другие. Корней, ты стреляешь, и ты, Семён! Семён, ты на левом фоанге, Корней в центре, я – на правом! Всё, приступайте!

Солдаты бегом разошлись, присели, и принялись заряжать. Слева и справа от них в линии находились и другие стрелки, со всех полков их 27 дивизии, отходившей за батарею.

Их преследовали французские стрелки, шедшие по трое. Снова поле окрасилось белым пороховым дымом, но куда более редким. Эти облачка возникали здесь, словно это место было голубым небом. Но нет, не небо, а ружья отправляли к небесам этот дым, и тогда, тяжёлые свинцовые пули сделались подобными ударам молнии. К счастью, эта пальба пока не унесла жищней ни тех, ни других. Хотя пули гудели, словно потревоженные шмели.

Пустовалов снова вздохнул, и приложил к плечу приклад заряженного ружья. Не спеша взвёл курок, затем вздознул, и передал оружие Якову.

– Ты там говорил, что стрелок наиппервейший. Давай, ты стреляешь, мы заряжать станем.

– Не прогадаете вы со мной, Пателеймон Ильич, – просиял молодой солдат.

Он быстро встал, прицелился в группу французов. Грохнул выстрел, и один из неприятелей упал на землю.

– Отбежим немного… – скомандовал фельдфебель.

Французские пули запели над их головами. Яков получил ещё одно заряженное ружье, выстрелил, а затем пальнул из другого, не давая противникам опомнится. Пустовалов заметил, как один из оставшихся в живых французов, быстро побежал к своим. Тем временем Пантелеймон зарядил ружье стрелку, взамен получив пустое.

– Ох, и молодец ты Яшка, – похвалил его Семён, – так тебя и в лейб-егерский переведут, с таким-то умением.

– Ладно, хватит болтать, отходим понемногу, – приказал фельдфебель.

Прошли ещё шагов с сто, и опять нарвались на французов, началась перестрелка. Яков снова стрелял неплохо так, попал в шестерых. Но, фельдфебель приметил, что их, отставших, пытаются захватить.

– Вы здесь, Яков стреляет. Я сбоку к ним подберусь, – приказал или объяснил Пантелеймон.

Он быстро бежал, пригнулся в высокой траве, обошёл по кустам, и без выстрела, кинулся на шестерых. Пока то да сё, четверо лежали мёртвыми от ударов его штыка, один сбежал, а последний, запросил пардону, подняв руки вверх.

– Бегом! Shnell! – закричал Пантелеймон иноземцу.

И оба, так добрались к своим. Тут уж было до родного знамени поока и их роты, совсем недалеко. Впрочем, здесь было куда хуже. Французы пристрелялись, и ядра часто попадали в батальонную колонну, вырывая то одного солдата, а то и двух.

– Молодец, Пантелеймон Ильич! Действуешь, прямо, как офицер! – и командир роты хитро так посмотрел на фельдфебеля, – и огневой бой вёл знатно!

– Стрелял не я, а рядовой Яков Воинов, его и прошу отметить. И взят мною в плен рядовой 61 полка.

– Ну вот, а то говоришь, не я, да не я, – усмехнулся Федоров, – вот и прапорщик Ионин погиб.