Приглашение к счастью

– Снова Ваш выстрел первый, князь – констатировал Лео.

Раевский, с потрясающим хладнокровием, опорожнил стакан и выбросил на ладонь свой жребий. Бросив монету на стол, он застегнул мундир на все пуговицы и перекрестился. С этого момента начинался отсчёт последних мгновений жизни. Придав вращательное движение барабану револьвера, он приставил пистолет к виску. В это мгновение его лицо озарилось странной, идиотской улыбкой. Он нажал на спуск, и сухой щелчок курка подарил ему шанс на жизнь. Лицо кавалергарда, снова, стало строгим, он положил револьвер на стол, передавая сопернику смертельную эстафету.

Барабан револьвера больше крутить было нельзя, расклад шансов – четыре против одного, мог бы внушить оптимизм, но не в такой ситуации.

Лео, перекрестившись, поднёс пистолет к виску. Внешне спокойный, он совершил значительное волевое усилие, чтобы заглушить в себе естественное внутреннее противодействие здорового молодого естества, которому очень не хотелось умирать. Выстрела не было и на этот раз, но оба с неумолимой неизбежностью понимали, что он прозвучит. Господь бог, видимо ещё не решил, кому из них отдать предпочтение потому, что третья и четвёртая попытки тоже не завершились выстрелом. Каждый остро чувствовал, что испытывает сидящий напротив. Очередной раз, когда боёк курка ударял не по капсюлю патрона, а в пустоту, получать в подарок жизнь длиной в сотню бешеных ударов сердца и тут же снова прощаться с ней, может только мужественный человек. И каждый отдавал должное мужеству другого. Даже приговорённых к смерти, если они оставались живы после казни, не казнили повторно, впрочем, история знает исключения. Пятерых декабристов, после первой неудачной попытки, повесили повторно, дав возможность Каховскому произнести исторические слова:– Я счастлив умереть за Россию дважды!

Раевский больше не улыбался. Побледневший от невероятного напряжения нервов, он третий раз упёрся холодной сталью в висок. Это был момент истины. Пятая попытка из шести возможных оставляла ему мизерный шанс остаться в живых, но всё-таки шанс. В следующее мгновение Ангел-хранитель раба божьего Леонида Гончарова должен был поседеть. Потому, что выстрела не было и на этот раз. И это означало только одно, Лео был обречён. Раевский, облегчённо выдохнув, положил оружие перед ним.

– Если у тебя остались незавершённые дела или есть какие ни будь пожелания, я готов выполнить всё, что в моих силах – сочувственно произнёс Владимир.

– Назови своего сына моим именем – мрачно ответил Лео, приставив револьвер к виску.

Палец лёг на влажный от пота спусковой крючок. Холодный страх, царапающий мозг, животной истерикой инстинкта самосохранения, отчаянно боролся за жизнь приговорённого тела. Лео взглянул в напряжённые глаза Раевского и, резко выбросив руку вперёд, выстрелил над его головой во внезапно появившуюся цель. За спиной Раевского раздался звук упавшего на пол тела. Изумлённый кавалергард обернулся. У него за спиной лежал один из недавних противников с багровой пробоиной на лбу. Безжизненная рука сжимала финку.

– Извини, Владимир, я не мог допустить, чтобы ты умер от подлого удара ножом в спину – глухо пояснил Лео, положив на стол разряженный револьвер.

На звук выстрела, сверху по лестнице, рискуя свернуть себе шею, летел Иван. Вбежав в зал, он замер возле трупа.

– Ваше сиятельство, никак не возможно его было в себя привести – виновато произнёс он – Я уж, грешным делом, подумал, что Вы его насмерть зашибли.

– Ступай прочь, Иван. – отослал денщика Лео. И, обращаясь к Раевскому, обречённо продолжил.

– Эта пуля была предназначена мне. Пора заканчивать экзекуцию.

Он достал свой «наган» и перекрестился. Чтобы скрыть предательское дрожание руки, от дикого напряжения воли, Лео упёрся стволом в висок и закрыл глаза. Его матовое лицо застыло, как посмертная маска.

– Остановись, Лео – услышал он, в последнее мгновение, сиплый голос Раевского, прозвучавший как райское пение. – Минуту назад мы могли погибнуть одновременно. Эта пуля предназначалась не тебе. Судьба, снова, вмешалась в наши игры со смертью. Кроме того, мы слишком увлеклись и забыли, зачем сюда пришли. Надо завершить дело.

Трактирщик, уже давно очнувшийся, но, по привычке, предпочитающий изображать обморок, был поставлен на ноги.

– Раевский наполнил до краёв стакан водкой и протянул ему. Последний, очумевший от происходящего, с жадностью выпил и, занюхав рукавом, прямо на глазах, из хитрого и настороженного негодяя, превратился в благодушного добряка.

– Дорогие вы мои! Бес-цен-ные! – душевно заговорил он. При этом, его лицо обезобразила гримаса пьяного умиления. – Да я для вас в лепёшку расшибусь, рубахи последней не пожалею-с! Честное благородное слово.

Кабатчик попытался обнять каждого по очереди, но эта попытка была жёстко пресечена.

– Только зачем же вам жизни то себя лишать? Разве ж это по-божески? Любовь, господа, это вздорная блажь. Поверьте-с, повидал-с. Честное благородное. Вон, Стёпка Бешеный – трактирщик кивнул на бездыханное тело и суетно перекрестился – вот он вчера подарил Маньке Хохлушке цацки золотые, думал, дурак, что она ему теперь ноги целовать будет. А Манька, стерва, нынче скинула их по дешёвке и хвостом вильнула. Во как!

– Кому скинула? – встрепенулся Лео.

– Да мне же и скинула. Кому же ещё? – заявил трактирщик, наливая себе ещё водки.

– Ну и, где они? – напрягся Раевский.

Трактирщик, не спеша, залил в себя ещё стакан и полез в карман.

– Где? Где? – передразнил он кавалергарда, доставая небольшой тряпичный свёрток.

Занюхав им водку, он развернул тряпицу.

– Да, вот.

У офицеров вырвался непроизвольный возглас радости. Это было то, что они искали.

– Жаль только, что не я убил эту мразь – прохрипел Раевский, кинув взгляд на труп Бешеного.

Глава 4      

Несколькими часами ранее, в лечебнице св.Марии, пришла в сознание София Николаевна. Её первые слова были проникнуты тревогой.

– Они живы?! Ради Бога, скажите, они живы?! – умоляла она расплывчатое пятно, постепенно принимающее очертания человека.

– Успокойтесь, барышня, Вам нельзя волноваться. Все живы и здоровы и Вы в безопасности – успокоил её пожилой доктор – Вы можете назвать своё имя?

– Да – преодолевая мерзкую тошноту и гул в ушах, отозвалась девушка – графиня София Николаевна Левицкая. Где я нахожусь?

– Вы, голубушка, находитесь в лечебнице, а вот, где Вы сами-то живёте, позвольте полюбопытствовать?

– Я живу в Царском Селе – тихо произнесла девушка – мой отец – командир лейб-гвардии гусарского полка. Почему я здесь?

– Вы здесь на лечении, сударыня, по причине ушиба головы – ответил пожилой доктор и распорядился – Надежда Ивановна, телефонируйте в Царское Село гусарам, голубушка.

Устало вздохнув, он снял пенсне.

– Представляю, что сейчас начнётся? Надеюсь, они не разнесут больницу?

Мудрый лекарь знал, о чём говорил. Не прошло и часа, как у больничного крыльца остановился, забрызганный снежной кашей, автомобиль. Расторопный адъютант едва успел открыть дверцу, как из салона торопливо вышел грозный и решительный генерал. Следом прибыли все офицеры полка, держа в руках пышные букеты цветов. Всё свободное пространство лечебницы мгновенно заполнилось усатыми красавцами в белоснежных гусарских ментиках. Больничный воздух, пропитанный запахом карболки, наполнило благоухание пармских фиалок, доставляемых из Парижа в специальном вагоне. Внезапное появление такого количества военных вызвало бурный ажиотаж. Гусары целовали всех, более или менее, привлекательных женщин и те убегали с пунцовыми от смущения лицами, прижимая к груди нежные букеты. Главный врач взволнованно умолял генерала, сидящего у постели дочери, остановить нашествие.

– Ваше превосходительство, прикажите своим офицерам покинуть лечебницу. Они беспокоят больных, развращают медперсонал и уже добрались до спирта. Мы не можем оказывать должное лечение больным, работа больницы парализована. Наконец, вашей дочери нужен абсолютный покой.

– Они уйдут отсюда, только вместе с ней – отрезал генерал, не отводя тёплого взгляда от дочери.

– Хорошо, забирайте – согласился доктор – только имейте ввиду, что больной необходимо квалифицированное лечение, хороший уход и покой, абсолютный покой.

– У неё будет всё, что необходимо – заверил отец и кивнул адъютанту – Труби «Отход».

В наступившей тишине, доктор устало опустился на стул.

– Надежда Ивановна, у нас спирт остался? – обратился он к медсестре.

Сообразительная женщина, кивнув, выпорхнула из кабинета.

Доктор снял запотевшее пенсне и тихо произнёс

– Слава Богу, что моя дочь вышла замуж не за военного.

Глава