– Я не могу – вздохнула Сабина.
– Почему? – шепнул он, зарываясь носом в её волосы.
– Потому что… Мне до свадьбы нельзя.
– Саби, – коснулся он губами её плеча, – ты тоже хочешь.
– Хочу, но не могу…
– Са-аби, котёнок, любимая, это Москва, сейчас двадцать первый век, а не Средневековье какое-то. Сейчас всё можно. – его рука мягко и безуспешно пыталась втиснуться между сжатых коленок.
– Москва у тебя, я – в Средневековье.
– Са-аби-и, – рука коснулась груди.
– Марат, – сжалась ладонь, не пуская дальше.
Разжались пружины у пацана, ослабли жгуты. Марат отвернулся, поник. Саби обняла его сзади, прижалась щекой к спине.
– Нельзя, котик, правда нельзя. Меня убьют, и тебя убьют. Не понарошку, по-настоящему. Ну потерпи, я что-нибудь придумаю. – Сабина коснулась губами торчащей сквозь футболку лопатки: – Я очень тебя люблю. Только никому не говори, хорошо? – Её тихий шёпот слышал только он. И два человека у огромного экрана.
Интернат
“До конца маршрута осталось сто метров” – объявил навигатор. Тушин на черепашьей скорости полз мимо бетонного забора с кольцами колючей проволоки поверху. Он навалился грудью на руль, и вывернул голову, потрясённо рассматривая защищённый периметр детского интерната.
– Тут держат детей? – спросил он Лисицыну.
– Тут держат подростков с девиантным поведением – уточнила она. – Вы не очень понимаете, что это значит. Про синдром депривации слышали? Он тут у каждого первого.
– Вероника Семёновна, а можно для тех, кто консерваториев не кончал, чтоб не гуглить.
– Вас мама обнимала? А их нет. Они не знают, что такое любовь, искреннее отношение. Для них любая коммуникация – торговля. Они с раннего детства учатся манипулировать чувствами людей, чтобы их обняли, приласкали, дали добавку или игрушку. Дети-торгаши. На самом деле они ничего не чувствуют. Ничего позитивного.
– Ничего себе речи у детского психолога, – удивлённо вытаращил глаза Тушин.
– Это речи опытного психолога, – отрезала Лисицына. – Я очень хочу им помочь, но, обычно, им моя помощь не нужна. Чувствовать для них – это испытывать боль. Выковыряйте черепаху их панцыря и скажите, что ей так будет лучше. Аналогия понятна? Моя работа заключается в том, чтобы выковыривать их из панцирей, а поменять среду вокруг них не в моих силах. К сожалению.
Тушин молчал.
– Что молчите? Думали меня только деньги волнуют? – Лисицыной почему-то захотелось оправдаться. – Когда окажетесь внутри, помните: вокруг вас гениальные маленькие актеры с узким репертуаром. Не верьте ни единому их слову, движению и эмоции. Представляйте, что вы в театре, а они зачитывают свой текст. Будет немного легче.
Впереди показался провал в заборе. Углублённые ворота, дверь проходной. Тушин завернул и включил аварийку. Лисицына сгребла бумаги и скрылась за дверью. Через несколько минут створки пришли в движение, и машина въехала внутрь.
Лисицына села на пассажирское сидение, ткнула пальцем в сторону большого здания из красного кирпича:
– Там парковка, можно оставить машину. Заведующая нас ждёт.
До приезда Звейниекса оставалась пара часов. Тушин загнал машину в куцую тень, растормошил Веника. Между сиденьями появилось заспанное лицо пухлого бородатого ребёнка, щёчки в складочках. Он зевнул во всю пасть и сказал обиженно:
– Ты мне кофе обещал.
– Обещать не значит жениться. Приведи себя в порядок, в дверце влажные салфетки. Лицо федерального канала, блин
– Сам лицо… – пробурчал оператор, потягиваясь. – Я с другой стороны и ниже…
Тушин открыл дверцу
– Стойте! – Лисицына вцепилась ему в рукав. – Посидите тут, я схожу с заведующей поговорю. Она недовольна, что её заранее не предупредили про съёмку. Не надо обострять.
Когда она скрылась в доме, Веня тронул Тушина за плечо.
– Посмотри… – Сказал он шёпотом. – Окна.
Михаил повернул голову. В десятке метров от них торчало крыло здания тёмно-багрового цвета. Узкие окна и выложенные по стене торцами кирпичей узоры хорошо б смотрелись в историческом кино, с матросами увешанными пулемётными лентами и девушками с наганами, в коже и красных косынках. Но вместо орлов революции во всех окнах с первого до последнего этажа, были дети.
Между головами первого ряда выглядывали другие, над ними те, кто повыше, или кто нашёл стул. Дети стояли и молча смотрели на машину телевизионщиков. Не разговаривая и не улыбаясь. Тушин поёжился. Нет ничего более странного, чем ребёнок, который не улыбается. Потом внутри что-то случилось. Исчезли головы сверху, потом остальные спокойно развернулись и ушли вглубь здания.
– Жуть какая-то, – сказал Веник, – как тут люди работают? Кукуха улететь может.
– Дети всегда дети, – сбросил оцепененние Тушин. – Просто собрались посмотреть на машину, потом пошли на обед. Как раз пора.
– Их хоть кормят, – заныл Веник, – а ты мне даже кофе не взял.
– Хватит скулить. Сейчас заведующая напоит, потерпи.
Распахнулась дверь. На крыльцо вышла угрюмая Лисицына и радушно улыбающаяся миниатюрная пышечка в лёгком сарафанчике. Тушин с Веником вылезли из машины. Веник полез в багашник, а Михаил поднялся по ступенькам, протянул руку:
– Михаил Тушин, телеканал СТВ. А это, – он кивнул в сторону машины, – Вениамин, мой оператор.
– Очень приятно, а я – директор школы, Василиса Витальевна, – она вложила свою маленькую ручку, почти детскую, с трогательными перетяжечками, в руку журналиста. – Надо, кажется, говорить “директорка”, но мне это слово не нравится.
– Совершенно не надо! – согласился Тушин. – “Директорка” – что-то унылое и злое, даже ядовитое. Это ведь совсем не про вас.
“А она ничего,” – подумал Тушин, – “не смотря на то, что полненькая”
Он легко сжал её руку и виновато улыбнулся:
– Вы извините, что так внезапно, прям сосуля на голову. Неожиданное редакционное задание. Как начальству что-нибудь в голову ударит, надо бежать выполнять.
– Ничего страшного, – ответила Василиса Витальевна, безмятежно улыбаясь, – у нас всё точно так же. Мне стесняться нечего: в школе полный порядок. Идёмте.
В прохладном холле, ярко освещённом люминесцентными лампами, Тушин огляделся. Обширное пространство с двумя рядами квадратных колонн сияло свежим ремонтом. Неплохая мебель, на одной из стен – огромный выключенный телевизор.
– Хорошо у вас, вот прям на самом деле хорошо, – удивился Тушин. После ограды с колючкой и КПП он ожидал увидеть стены, крашенные до середины зелёной краской.
– Нравится? – Обрадовалась Василиса. – Ремонт мы закончили два месяца назад. Частично за счёт областного бюджета, частично спонсоры помогли. Сейчас многие крупные компании занимаются адресной благотворительностью. Вся техника и мебель от одной крупной корпорации из Москвы. С чего хотите начать?
Тушин открыл рот, но в этот момент живот Вени выдал такую руладу, что Михаил сказал: