Пиликнул телефон.
“Андрас Адамович, эфир в пятницу, в 18:00, телеканал СТВ”
В указанное время он запер дверь кабинета и включил телевизор. Тушин не подвёл. Короткая сцена, когда он потерял самообладание, в эфир не пошла. Монтаж делал профи, ничего глаз не резало. Звейниекс спокойно вернулся к делам.
…
Саттаров скинул в мессенджер “Зайди”.
Он сидел на диване перед телевизором. Похлопал ладонью рядом с собой:
– Садись, кинишку посмотрим.
Я привычно опустился в кресло рядом. Саттаров включил один из федеральных каналов. Шла какая-то тухлая передача про интернат для трудных подростков. Неожиданно появился Звейниекс, толкнул речь про детей и нравственные ориентиры. Я с удивлением посмотрел на Саттарова, он молча улыбался и кивал. Когда передача кончилась, он выключил телевизор и повернулся ко мне.
– Жвачка, – бросил я.
– Сейчас обидно было. Знаешь, сколько эта жвачка стоила?
– Не знаю. Зачем она?
Саттаров вытянул пухлые ножки в сияющих туфлях, закинул руки за голову. Я видел его таким много раз. Саттаров продумал партию, расставил фигуры. Его пухлые пальцы двинули первую пешку вперёд.
– Пояснишь? – спросил я, не скрывая раздражения.
– Меньше знаешь – лучше спишь. Пока рано. Занимайся Ингой. Это твой фронт. Сомни его.
Его обтянутый смуглой кожей кулачок продемонстрировал, как надо сжимать фронт в лице Инги.
– Если ты облажаешься, нам конец. Обоим. Предательство не спасёт, я позаботился.
Я нахмурился:
– Это было лишним.
Саттаров ещё улыбался, но глаза остыли.
– Хочу, чтобы ты был в курсе.
– Наверное, ты не стал бы мутить свои схематозы с клиническим идиотом, правда? – процедил я.
– Я большой мальчик, Юл. Я давно не верю в лояльность, особенно людей, которые демонстративно соблюдают дистанцию и брезгливо поджимают нижнюю губу при встрече. – улыбки кончились, в голосе звенело раздражение. – Тебе надо поработать с мимикой. Если твои мысли можно прочитать по лицу – этот бизнес не для тебя.
Кровь бросилась мне в голову. Я знал, что он прав, открыл рот, чтобы оправдаться:
– Я…
– Головка от хуя! – Грубо оборвал меня Саттаров. – Вот опять: покраснел, как целка перед стриптизёром. Вые… эту престарелую суку так, чтобы она ползала за тобой на коленях и умоляла “Ещё!”. Сделай! Свою! Работу! У тебя время до понедельника. Иди!
Трясясь от ярости и унижения я выскочил из кабинета.
“Придёт время и я тебя уничтожу!” – поклялся я себе, и точно знал, что выполню своё обещание.
Трансфер Саби
– Что там с последними объектами?
– Активны. Одним Ольга занимается, готовим. Второй коррекция не нужна. Подёргиваю понемногу.
– Когда планируешь закончить?
– Да чёрт его знает… Форсировать не хочется. Девочка совсем молоденькая, едва вошла в кондицию. Психика нестабильная. Толку, если сгорит зря? [напряжённое молчание] Запас есть?
– Ну не особо… Температура падает потихоньку, пока несильно, но лучше не тяни. Люди от активистов подустали, повестка теряет актуальность. И там [палец вверх] недобор.
– А резервы?
– Не рассчитывай. Готовых пока нет, а распылять зря не дам. Гони на трансфер, не затягивай.
– Ты ж понимаешь, что нужны новые.
– Там [глаза в потолок] своё мнение о балансе.
– Понял. Но мне это не нравится. Это официальное заявление.
– Зафиксировано. Действуй.
***
Тихо “динннь!”
“я на трубе <З”
Саби включила бесшумный режим.
Зажёгся экран. В кружке Марат складывает пальцы сердечком. Сердечко пульсирует. В чёрных глазах печаль, любовь. В уголках рта самодовольство, которого Саби не увидит даже если подписать пылающими буквами. Девочка улыбнулась и провела пальцем по любимому лицу, не касаясь экрана.
“Потерпи, Карпуша не отпустит”
Она сунула телефон в карман. Вовремя. Орлиный взгляд учительницы добрался до неё. Саби старательно вытаращила глаза, и Карпуша выбрала другую жертву. Телефон в кармане завибрировал.
“Буду так стоять, пока не выйдешь”
В кружке Марат стоит на трубе на руках и дрыгает ногами в воздухе. Футболка задралась, обнажила загорелый живот с кубиками пресса. Он подмигивает в камеру, показывает язык.
“Не упади” – написала Саби. Её сердца коснулись шёлковые пальчики. Любимый, глупый, нетерпеливый…
Она подняла руку. Карпуша нахмурила брови: