Он поцеловал её в губы. Она легла на его руку, прижалась всем телом.
– Любимый…
Саби грустно посмотрела ему в глаза.
– Мне нельзя, правда. Отец узнает и убьёт. И тебя и меня. Это не шутка…
Он потёрся носом о её щеку, прижал к себе крепко-крепко.
– Это глупости, откуда они узнают?
– Меня регулярно осматривает гинеколог.
Марат отстранился, заглянул ей в глаза:
– Ты серьёзно?
Она кивнула.
– Они больные?
Она замотала головой:
– Не говори так, пожалуйста.
– Саби…
Он рукой прижал её голову к плечу.
– Бред какой-то, – прошептал он ей. – Но мы ведь что-нибудь придумаем?
Саби неуверенно кивнула.
***
12:32: Активация прошла штатно.
***
– Лови, – связка ключей взлетела в воздух. Рыжий пацан словил её на лету.
– Как всё прошло? – спросил он, ехидно улыбаясь.
– Офигенно! – ответил Марат. – Траходром у тебя охренеть можно. С покрывалом.
– Балдахином, – поправил рыжий, скривившись – бабка ёбнулась графиню из себя корчит.
– Это чё, старухина койка?
– И чё?
– Да ничё. Ну ладно, спасибо, брат, выручил. Бывай!
Рыжий проводил взглядом Марата и скрылся за деревьями. В квартире давно умершей бабушки он залез, не разуваясь, на кровать и из складок полога вытащил экшн-камеру.
***
Босая девочка, пошатываясь, брела по траве между деревьями. Солнечные лучи копьями пробивали густые кроны деревьев и вонзались в зелёную шкуру. Зелёный леопард с жёлтыми пятнами под ногами выл от боли, или устало подвывало тело измученное тело девочки, кто поймёт. Острая разрывающая боль только притупилась, она не ушла. Она давила и мучила её, как уставший но ответственный палач.
Саби не могла купить обезболивающего, не могла обратиться к врачу. Наличных не было ни копейки, а каждую покупку по карте контролировал отец. Девочка настолько не умела врать и настолько его боялась, что любой разговор закончился бы признанием, а это конец.
Больно. Уши горят, и щёки, как будто все уже знают, как будто на её лбу написано большими буквами, что она сделала, и стыд выжигает её изнутри. Сердце сжалось и, обжигаясь, гонит кипяток по венам.
Она держалась, долго держалась, но не смогла. Она – орех, Марат расколол её ножом, и целой она больше не будет никогда. Он расколол, а она распахнулась, потому что тоже долго этого ждала. А сейчас ей больно и противно. Это пройдёт. Надо перетерпеть, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Через неделю осмотр у гинеколога. Очередной осмотр, который подтвердит, что ничего не изменилось
“Амир Бехзад, ваша дочь невинна”
Перетерпеть и жить дальше. Почему никто не сказал, как это больно и грязно?
Из-за дерева показался край скамейки. На спинке сидел Марат. Саби остановилась. Тот человек, о котором она думала и днём и ночью был рядом, но она скорее умерла бы, чем подошла к нему сейчас. Так странно. Это тоже пойдёт?
В той квартире, на той старинной кровати с балдахином внезапно всё изменилось. Их чистая любовь покрылась коркой грязи, но почему Саби показалось, что всю эту грязь она втянула в себя, а Марат остался чистым? Это несправедливо.
Саби прижалась к дереву.
Рядом с Маратом сидели его друзья, ещё двое топтались напротив. Марат окутался клубами дыма и хрипло рассмеялся:
– Что ты видел в своей жизни? Ты, считай, не трахался, если тебе сзади не давали.
– Слышь, сто раз.
– Под хвостик?
– А?.. Нет. Типа тебе давали.
Марат выпустил ещё одно облако. У Саби все сжалось внутри. Вся эта боль и грязь – это просто “дать под хвостик”? О том, что должно быть только между ними двоими, он сейчас хвастается друзьям?
– Марат?! Что правда?
– Ты гонишь!
– Твоя арабка?
– Офигеть…
– Заливаешь?
– Чё ты лыбишься?