Одна вдруг жутко закричала,
Перепугав других немало.
И на одну их меньше стало.
Осталось их двенадцать
Пошли они купаться.
Вдруг одного унес дельфин,
И стало их меньше еще на один.
Одиннадцать их было.
Один среди них Чикатило.
С другою пошалил он малость,
И десять их осталось.
Десять судей друг над другом
Решили суд затеять,
Тщетны были их потуги,
И их осталось девять.
Ночь наступила,
Пришел Чикатило.
Милости просим, –
И стало их восемь.
Стоял погожий теплый день,
И вдруг один из них упал.
Глядь, а в груди его кинжал,
И их осталось семь.
Шесть трупов, семеро живых,
У одного схватил живот
От двух ранений ножевых,
И стало все наоборот.
Один из шестерых – маньяк,
Он вместе с ними пьет коньяк,
Легли они поспать,
И их осталось пять.
Пятеро сели покушать,
Стали друг друга слушать,
Один подавился из них,
И четверо стало их.
Преступник одного убил,
А двух в ловушку заманил,
Бах-бах, и нету их,
И подошел к концу мой стих.
Убийца трупы посчитал,
Раскаяние испытал,
Пересчитал и прослезился,
Пошел, и с горя утопился!»
Следом, также напечатанная на компьютере, шла приписка:
«P.S. Рядом с этим листом лежит тринадцать игральных карт. Двенадцать из них – красные, и одна черная. Все как в знаменитой игре «Мафия». Один из вас – ваш гробовщик. Он будет беспощадно убивать вас везде, где бы вы ни были. Один труп – одной картой меньше. И так до конца, пока он не перебьет вас всех. Этот остров станет вашим последним пристанищем на грешной Земле. Ну что, поиграем?»
Когда Бобков дочитал и поднял глаза, в столовой были все в сборе, за исключением Андриевской. Несмотря на всю его браваду, противный липкий холодок пробежал у Игоря по спине. Каким-то шестым чувством он понял, что это не шутка и их действительно собрались убивать. Казалось, это понимали и остальные.
– Не знаю как вы, а я, пожалуй, выпью, – обескураженно пробормотал Емельяненко, и потянулся за бутылкой.
– Пожалуй, я составлю вам компанию, – принял его предложение Викторов, делая то же самое. Все без исключения последовали за ними. Большинство предпочитало виски и коньяк. Казанцева попросила Афиногенова налить ей вина. Все хотели взбодриться и снять стресс.
– С этой женщиной, Верой, должно быть все нормально, – закашлявшись от попавшего не в то горло вина, сказала Олеся. – Я дала ей убойную дозу лекарства, понижающего давление и сердцебиение, которое было при ней, и она уснула.
Все молча, словно по команде, налили по второй. Однако Изместьев поднял руку.