Путешествие Джорджа во времени. Встреча с первыми людьми

Проклиная себя за свою забывчивость, Джордж понял, что всё нужно объяснить Мари.

– Видишь ли, дорогая, сказал он, досадуя на свою оплошность, – у меня есть не только золотой паркер, но и часы стоимостью 2000 долларов, и всякие другие дорогие безделушки.

Мари внимательно слушала его.

– Мой папа довольно богатый человек и иногда балует своего сына такими вот вещами.

О ягуаре, подаренном отцом в честь успешной защиты диплома, он предпочёл умолчать.

– Да-да, как-то отстранённо сказала Мари, – всё понимаю, милый.

Словно чёрная кошка пробежала между ними.

Всю дорогу Мари отчуждённо молчала, чувствовал себя неловко и Джордж.

Дома Мари дала волю слезам.

– Он любит, меня любит, – по-детски всхлипывала она в подушку, – но никогда, никогда на мне не женится.

Джордж тоже был в отчаянии, последней каплей масла подлитой в огонь его душевных страданий была коротенькая телеграмма: "Я всё знаю. Люси".

Как и в первый вечер знакомства с Мари он не мог заснуть.

Дул холодный сентябрьский ветер, торопливо и зло, срывая листья с деревьев, последние неубранные яблоки с глухим стуком падали на уже начинавшую замерзать землю.

Неспокойно было на душе у Джорджа:

– Ведь я люблю, её люблю, – размышлял он, лёжа в постели, – но как тяжело будет мне, ведь я лишусь поддержки отца.

И перед ним встало суровое, волевое лицо его отца. "Помни сынок всегда, что ты Джордж Тим, сын Петера Тима, – всегда говорил он ему, – и в твоих жилах течёт настоящая ирландская кровь. А ирландцы народ упорный".

– А раз ирландцы народ упорный, – словно споря с отцом, подумал, – он, почему он в честь любимой девушки, девушки без которой не может прожить и дня, не может отказаться от привычек своего круга.

Отпуск, в конце концов, можно проводить и не на Гавайях, а яичницу с беконом есть и не из дорогой посуды, лишь бы рядом была Мари.

И устыдившись минуты слабости, он подумал: «Завтра же пойдём к местному священнику и обвенчаемся».

Дул холодный сентябрьский ветер, а Джорджу было тепло и уютно.

На следующее утро, еле дождавшись, начала службы, Джордж побежал в церковь.

– Батюшка, – сказал он священнику, – я хочу исповедаться.

Священник, молча, указал ему на кабинку.

Пройдя в кабинку, Джордж увидел окно, задернутое ширмой.

– Что тебя гнетёт, сын мой? – Услышал он тихий, вкрадчивый голос.

– Да я даже сам толком не знаю, – задумчиво сказал Джордж, – Я помолвлен с одной, а обвенчаться хочу с другой.

Грех ли это, батюшка? – Спросил он.

– Смотря, с какой стороны посмотреть, сын мой, – уклончиво ответил священник, – богата ли твоя невеста?– после небольшой паузы спросил он.

– Да, и очень, – ответил Джордж.

– А вторая? – Спросил священник

– Кроме двух старых родителей и чудесного голоса у ней ничего нет, – ответил Джордж.

– Красива ли твоя невеста? – Спросил священник.

– Пожалуй, что да.

Что, правда, то, правда. Люсьен была в том прекрасном возрасте, когда природа щедро одаривает девушку своими прелестями.

В свои двадцать два она была больше похоже на женщину, чем Мари с её почти девичьими формами.

А когда она, не спеша, проходила по институтским коридорам, на её стройные длинные красивые ноги засматривались без исключения все мужчины, включая и седовласых профессоров.

– Любишь ли ты свою невесту? – Опять спросил он.

– Даже и не знаю, – вздохнув, ответил Джордж.

– А вторую? – Спросил священник.

– Да я без неё и дня прожить не смогу, – с жаром выдохнул Джордж

За занавеской долго молчали.

А затем священник тихо и задумчиво произнёс:

– Любовь, сын мой, – великая сила, именно она возносит человека из преисподни до небес.

Но прекрасный цветок любви, сын мой, нужно защищать и лелеять в своём сердце, иначе он может преждевременно засохнуть и завянуть от ненужных обид, от мелких подозрений.

Окно ширмы неожиданно приоткрылось, и Джордж увидел перед собой простое усталое лицо пожилого человека.

– Завтра приходите венчаться, – сказал он.

Уже на выходе из церкви его догнал вопрос священника:

– Как зовут её?

– Мария! – Крикнул Джордж.

Мария- ария – я, – гулко отдалось в церковных стенах и замерло где-то высоко, высоко под куполом.