Сирийский десант

В этот день у Авада Эдельби с торговлей не заладилось с самого начала. Он, как и планировал, приехал с рассветом в город, лежащий на полпути между Исфахом и Дамаском, где базар проходил два раза в неделю, по средам и воскресеньям. Авад взялся с другими торговцами натягивать тенты вдоль улицы, расставлять прилавки, раскладывать товар. Уже тянуло ароматным запахом от машин, где на газовых горелках готовили еду, сновали разносчики чая. Стали появляться и первые посетители, но только ходили, приценивались, ничего не покупали. Лица у них были напряженные, люди шептались между собой, говорили о том, что оппозиция готовит в городе какую-то акцию. Эдельби не сильно вникал в эти разговоры, пусть себе готовят, а он в политику не вмешивается, его место тут – за прилавком с майками. Товар ходовой, в городе много молодежи. Соседа по торговым местам, расставившего для продажи детские игрушки, Авад знал только в лицо. Парень прекрасно разбирался в том, чем торгует, а ведь товар не простой, многие игрушки были напичканы электроникой. Совсем другие были у самого Авада в детстве.

К обеду базар почти опустел, а купили лишь пару маек, даже бензин на дорогу, и тот торговец не окупил. Поползли слухи, что на соседней площади уже собирается митинг против президента. Вскоре стал слышен многоголосый гул. Ораторы один за одним выкрикивали в микрофон лозунги, которые Авад и слышать боялся, толпа отвечала им одобрительным гулом.

– Уважаемый, – обратился к нему сосед, – плохо торговля идет?

– Не у меня одного, – напряженно улыбнулся Авад.

– Просто не теми майками торгуете. Сегодня нужно не «Человека-паука» и «Микки-Мауса» продавать, а майки с лозунгами. Вмиг бы улетели. К вам с площади молодежь толпой повалила бы. – Парень расстегнул курточку и продемонстрировал Аваду скрывавшуюся под ней майку оппозиционного толка. На ней был портрет улыбающегося действующего президента и надпись: «Он счастлив. А ты?»

– Ага, – покачал головой Эдельби. – Сегодня бы такие майки улетели, а завтра бы ко мне полиция пришла. Мне это надо? Лучше потихоньку торговать тем, чем всегда. У меня семья. Кто их потом кормить будет?

– Если вы не занимаетесь политикой, то она займется вами, но будет уже поздно, – произнес роковую фразу молодой торговец игрушками и застегнул курточку.

Со стороны соседней улицы послышался нарастающий гул мощных моторов. Базар поутих. Сквозь просветы между тентами, прилавками было видно, как мимо проползает колонна грузовиков. В кузовах сидели полицейские в полной экипировке со щитами и в пластиковых шлемах, длинные дубинки сжимали между ног. За полицейскими проехали и несколько военных машин. Парень, оттопырив средний палец, показал им вслед неприличный жест. Авад сделал вид, что не заметил этого.

Грузовики проехали по направлению к соседней площади. Оттуда тут же послышалось злобное скандирование толпы. Что именно кричат манифестанты в адрес полиции, было не разобрать, но явно нечто чрезвычайно оскорбительное и обидное.

Торговец игрушками заулыбался и подсказал смысл речевки Аваду:

– Они кричат, что сейчас в полицию способны пойти служить только дети воров и проституток. А вы так не считаете?

Со стороны площади донеслись команды командиров, топот выстраивающихся в шеренги полицейских, а затем и грозные предупредительные удары дубинками по щитам. Некоторые торговцы стали торопливо отвязывать растяжки тентов, складывать разборные каркасы и товар в машины. А вот Авад Эдельби пока не торопился. Он решил, что ничего плохого не произойдет, митингующие разойдутся, полиция уедет, и торговля, может быть, еще наладится. Так уже случилось в прошлом месяце, когда он ездил в другой город.

И тут из дворов появилась группа молодых людей с лицами, завязанными платками. Парни, гикая, выкатили жестяные контейнеры, на ходу поливая мусор из канистры. Бензин вспыхнул, и контейнеры, объятые пламенем, понеслись к площади с горки. Молодые люди кричали торговцам на базаре:

– А вы чего стоите? Присоединяйтесь! За свободу надо бороться! – После чего тут же стали бросать вслед контейнерам камни и бутылки.

С площади уже неслись крики избиваемых демонстрантов. Затем стали хлопать выстрелы. Авад понял, что запахло жареным, и срочно стал отвязывать растяжки тента. Но было уже поздно. Теснимая полицией толпа сумела прорвать строй правоохранителей и хлынула спасаться. Люди бросились на рынок. Теперь толпа грозила смести прилавки и торговцев.

– Они нас газом травят!

– Снайперы на крышах засели!

– Есть убитые! – звучали крики.

Узкие проходы между торговыми местами наполнились бегущими. Подкашивались подпорки, падали тенты. Авад растерянно смотрел то на парнишку с разбитой в кровь головой, который пытался прикрыть рану снятой с себя рубашкой, то на сорокалетнего мужчину, задравшего голову и льющему себе на лицо минералку, глаза его были красными от попавшего в них слезоточивого газа. Но, как оказалось, не это было самым страшным. На базар ворвалась полиция. Правоохранители в защитных жилетах, в пластиковых касках с прозрачными забралами, прикрываясь щитами, принялись месить публику дубинками, уже не разбирая, где молодые активисты, где старики с женщинами, случайно оказавшиеся не в том месте и не в то время. Они хватали демонстрантов, тащили их, кого за руки, кого за ноги, к подъехавшим грузовикам. Эдельби почему-то казалось, что его не тронут, возможно, из-за того, что от всего творящегося ужаса его отделял низкий прилавок с майками, и торговец был как бы зрителем, а не участником.

И тут краем глаза Авад увидел, как качнулся его сосед – торговец игрушками внезапно приподнялся на цыпочки, а затем рухнул на разложенные для продажи майки. Тонкая фанера стенда треснула и провалилась. Из маленькой дырки в виске парня струйкой текла кровь и темным пятном расползалась на товаре. Это было настолько неожиданно, что Авад сперва даже не испугался, испуг пришел, когда он увидел в трепыхающемся на ветру тенте дырку, пробитую шальной пулей. Иллюзия безопасности тут же испарилась. Сквозь дырку в тенте в глаза торговцу бил колючий солнечный луч.

– Чего пялишься! – крикнул полицейский на застывшего Авада и что было силы ударил его дубинкой по ребрам.

Он бы ударил еще раз, теперь уже по голове, но тут из-за спины мирного Эдельби вынырнул молодчик с завязанным платком лицом и позаимствованным в грузовичке Авада огнетушителем, пустил под забрало полицейскому тугую струю порошка, смешанного со сжатым воздухом. Ослепленный правоохранитель взвыл, беспорядочно замахал дубинкой. Кто-то из демонстрантов тут же вырвал у него щит, им же и толкнул в грудь. Полицейского повалили на землю и принялись топтать ногами.

– Спасибо, уважаемый. Его еще можно будет заправить. – Молодчик вручил обалдевшему Аваду пустой порошковый огнетушитель и с криком «Бей сына вора и проститутки!» присоединился к товарищам, избивавшим поверженного правоохранителя.

К месту избиения уже продирались, расчищая себе путь дубинками и баллончиками со слезоточивым газом, полицейские. Было понятно, что разбираться, кто какие политические взгляды исповедует, они не станут. Сперва изобьют до полусмерти всех, кто под руку попадется, а потом повезут в участок. Обезумевший Эдельби бросил в их сторону пустой огнетушитель, сгреб попавшиеся под руки майки и запрыгнул в кабину своего полугрузовичка. Старая машина завелась лишь с третьей попытки. Полицейские уже перепрыгивали через поломанный прилавок и мертвого продавца игрушек.

– Стой, гад! – Один из правоохранителей замахнулся на лобовое стекло дубинкой.

Авад с испугу воткнул переднюю передачу и газанул. Машина дернулась, снесла полицейского. Торговец попытался убедить себя, что под колесами хрустнул прилавок, а не человеческие кости, и тут же сдал задом. Тент, привязанный к кабине, накрыл сражавшихся.

Эдельби осторожно провел свой грузовичок по узкой полосе между домами и поставленными торговыми навесами. Тент волочился сзади до тех пор, пока не зацепился за сухие кусты и не оторвался. Базар остался позади. Авад свернул в боковую улицу, по ней бежал с десяток демонстрантов, уносящих ноги от полиции куда подальше. Торговец никого не стал подбирать, хотя ему и махали. Через пару кварталов уже не было никаких напоминаний о митингующих и их разгоняющих правоохранителях.

На выезде из города полицейские остановили машину. Авад, похолодев душой, затормозил. Он был наслышан о том, что полиция засылает в ряды митингующих своих видеооператоров, которые снимают на любительские камеры происходящее, а затем по этим записям устанавливают активных участников и арестовывают их. На одном из кадров вполне мог оказаться запечатленным и сам Авад, бросающий в правоохранителей огнетушитель. Но полицейский всего лишь проверил документы и даже пожелал счастливой дороги.

Глава 5

Уже ближе к закату солнца Авад въехал в родной городок. Жену он не стал расстраивать, не решился живописать увиденное на базаре, просто сказал, что начался разгон митинга оппозиции и ему пришлось срочно уезжать, бросив часть товара. Закира, конечно же, расстроилась, но не сильно, всякое в жизни случается, хорошо, что муж вернулся домой целый и невредимый, ведь по радио уже передали о беспорядках в соседнем городе.

Авад устроился на увитой старой виноградной лозой террасе, откуда открывался вид на улицу. Теперь и ему самому увиденное днем казалось сном, кошмарной фантазией. Ведь совсем рядом шла другая – размеренная жизнь, к которой он привык. Соседи выходили из большого продуктового магазина на другой стороне улицы, здоровались с ним. Правда, покупки делали впрок, увозили на машинах и тележках мешки с мукой и сахаром, целые упаковки бутылок с минеральной водой. Но все это делалось без паники, а по-провинциальному обстоятельно и с надеждой на лучшее. Мол, мука и питьевая вода все равно не пропадут, жизнь-то продолжается.

Закира носила на стол еду. У них давно было заведено, что совместный ужин – главное в семейной жизни. А потому выставлялась лучшая посуда, как для гостей. Эдельби любовался дочерью Динарой. В свои четырнадцать лет она уже была полностью сложившейся девушкой, впору было подумать, чтобы выдать ее замуж. Но отцу хотелось, чтобы она еще хоть пару лет пожила в родительском доме, пока подрастет ее пятилетний братишка Айан.

Помолившись, вся семья принялась за ужин. Разговор особо не клеился. Динара в самом начале неосмотрительно предложила, чтобы отец завтра вновь съездил в город – вдруг мешки с майками и тент, оставленные на базаре, возьмет под охрану полиция, тогда их можно будет забрать.

– Никуда я не поеду! – отрезал отец. – Лучше пару недель вообще никуда не выбираться. А тент уже старый был, все равно новый собирались сшить. Вот и поменяем. Все, что ни делается, делается к лучшему.

Закира взглядом проводила проехавшую по улице машину. Грузовик был до отказа забит домашним скарбом. Не вместившийся в кузов матрас привязали к кабине.

– В Турцию убегают, – тихо произнесла жена. – Может, и нам на время уехать, пока все не наладится? Там уже много наших осело.

– И что мы там делать будем? – мрачно спросил Авад. – В палатке в лагере для беженцев жить? Ты белье будешь под колонкой в тазу стирать? А школа как? Нет, никуда ехать не надо. Тут у нас дом. Сбережения есть, протянем и без торговли. Все скоро образуется.

Маленький Айан, заслышав про Турцию, оживился:

– А я хочу в Турцию.

– Тебя не спрашивают, – строго произнес глава семейства и принялся разламывать, делить лаваш, посыпанный кунжутом.

По улице проехала еще пара машин с беженцами.

– Из Дамаска бегут, там неспокойно, – проговорил Авад, макая кусок лепешки в соус. – Но еще говорят, что полиция облавы на беженцев устраивает. Останавливают, избивают, все ценное забирают, а назад пешком иди. Так что мы тут остаемся.

На улице темнело, солнце уже скрылось за горизонтом. Эдельби вздрогнул, когда послышалось урчание мощного мотора, такое же, какое ему довелось слышать сегодня перед разгоном митинга. На улицу нагло выкатил военный грузовик с тентованным кузовом, взгляд Авада зацепился за черный бампер – регистрационных номеров на нем не было.

– Может, в дом пойдем? – встревоженно косясь на нездешнюю машину, предложила Закира.

Авад не хотел выглядеть трусом в глазах собственных детей.

– Мы никому ничего плохого не сделали, – проговорил он тихо. – Сидим и просто ужинаем. Чего нам бояться?

– Ну, не знаю…

Из кабины выбрался крепко сложенный мужчина в камуфляже, показал водителю, чтобы разворачивался. Сразу было заметно, что человек в камуфляже – не местный и даже не сириец. Несколько странной была у него внешность, словно над ней потрудилась не только природа, но и мастер. Чем-то приезжий напоминал латиноамериканца из сериалов, вот только волосы у него были темно-русые.

Грузовик беззастенчиво заехал колесами на тротуар и развернулся одним приемом на улице, стал неподалеку от ворот дома Авада. Двигатель продолжал работать, клочковатый дым из выхлопной трубы несло ветром на террасу.

– Фу, как воняет! – пожаловался маленький Айан.