Метсиев Григорий Фадеевич был зажиточным мужиком и поэтому слыл для новой власти кулаком. Но, так, как он жил на хуторе в лесу, где и место называлось «Глухомань» и куда дорогу-то только охотники во время промысла знали, его никто не беспокоил.
Детей у него было трое: Никола двадцати пяти лет, Денис двадцати двух годов и дочь Анна, набожная и скромная девушка двадцати лет. Жена Метсиева покинула семью, уйдя в мир иной, как раз после того, как и родила ему девочку в дом.
Тащила Анна на себе весь груз домашней хозяйки. Обстирывала, кухарила, жильё содержала в должном порядке, но ласки от отца и братьев так и не почувствовала. Все трое мужиков только и занимались, что прибыль в дом тащили. То картошку сажали, продавали кур, корову держали с лошадью, даже кроликов держали, а в свободное время пили, да по женскому полу кобелями хаживали. В дом к себе Метсиев никого не водил. Жадный был и сыновья под стать ему были. Табака никто не курил из них, но пили жуть как.
***
Экипаж Анохина вкатил на двор дома Метсиева в открытые настежь ворота. Кучер Гордей остановил пару напротив крыльца дома с мансардой.
Метсиев полдня стоял на крыльце дома своего, всё ждал Анохина, когда тот приедет на смотрины. Договорились они уже, как с неделю назад на сегодня вот Метсиев и нервничал. Очень уж ему хотелось Анну отдать за Анохина. Лишний рот ему не нужен был. Злой он был. Рядом с ним на ступеньке сидел сын его старший Никола, лузгал семечки, а сын младший Денис ковырялся с хомутом у сарая.
Гордей слез с козел, Фома выпрыгнул на землю, и встали они оба по сторонам выхода из экипажа. За ними чинно вышел Лазарь, размял ноги. Анохин смотрел с прищуром глаз на двор Метсиева. Все молчали.
Лазарь одёрнул сюртук и начал разговор с Метсиевым:
– Доброго вам здравия хозяин
– Ну и что дальше? – буркнул Метсиев.
Анохин встал, облокотился руками о плечи Фомы и Гордея, поздоровался с Метсиевым:
– Доброго здравия тебе Григорий Фадеевич.
– И вам не хворать, Егор Кузьмич, – ласково ответил Метсиев. – Чай заплутали, али с делом каким к нам пожаловали?
Лазарь расправил ворот рубашки и начал «петь» в уши Метсиева прибаутку:
– Да вот сорока на хвосте принесла, что дочь твоя, красавица, на выданье.
– У вас товар, у нас купец. Может быть, и сойдёмся в цене, – помогал ему Фома.
Метсиев улыбнулся и поддержал разговор:
– Коли вы смотреть товар приехали, то проходите в дом, отведайте с дороги дальней хлеба с солью.
Анохин вышёл из экипажа со словами, под перебор гармони Фомы:
– Спасибо за приглашение, не откажемся. Ты Григорий Фадеевич, определи кучеру моему, Гордею, куда пару ставить.
Метсиев окликнул младшего сына:
– Дениска, определи место экипажу, а мы с Егором Кузьмичом в дом пройдём!
Метсиев с гостями пошли в дом, Никола, наказав брату: – Ты лясы не точи попусту и тоже давай приходи с Гордеем, – вошёл в сени дома.
***
Анна смотрела из окна мансарды на гостей и слёзы горести бежали по её усталому на вид лицу. Она встала на колени перед иконой и плача душой своей просила Бога, творя крест на своей груди:
– Господи, помилуй меня от ненасытных желаний людских.
Эпизод 3
1920 год. Лето.
Хоть и жаден был Метсиев, но стол накрыл отменный. На блюде курица поджаркой кожи грела взгляд, яйца горкой на тарелке лоснились очищенные, картошка отварная намазанная топлёным маслом ещё дымилась, соленья разные и поросёнок молочный запеченный, с весёлым пятачком хитрого носа ждал своей участи.
Самогонка в бутыли двухлитровой из погреба холодная испариной изошла. Ну, короче хотел Метсиев, и породниться с богатым человеком, и поиметь с него, что-нибудь за дочку свою. Он тоже понимал, что Красная власть всё накроет когда-нибудь своей мозолистой рукой и поэтому деньги копил в червонцах золотых.
Самогонка лилась, закуска трещала за ушами у гостей и Метсиев, в очередной раз, подняв стакан гранёный с самогоном, произнёс пьяным голосом:
– Дочери я положу приданое; сундук с её постельным бельём и женской одеждой, ну и козу отдам. Коза окат должна скоро понести.
Анохин, много не пил, так для приличия, не хотел, чтобы глаз замылился, чтоб трезво невесту оценить, ответил равнодушно:
– Это дело второе для меня, ты мне Анну позови, дай хотя бы взглянуть на неё.
Метсиев нахмурил бровь и строго сказал младшему сыну:
– Денис покличь Анну, скажи, отец зовёт. Пущай к гостям выйдет.
– Это мы мигом батя, – отреагировал парень молниеносно, отложив на тарелку кусок поросёнка и встав, быстрой, пьяной походкой вышел в сени, через которые вход был на второй этаж, в мансарду.
Лазарь, тоже охмелевший, щепоткой взял капусту, положил себе в рот и с хрустом прожёвывая пищу рассудительно предположил:
– Козы одной маловато будет. Дочь-то отдаёшь в руки хорошие.
Метсиев утёр полотенцем руки, чихнул и возразил:
– А, коли руки хорошие так и меня одарят, – потом, юродствуя, скривил лицо своё и слёзно произнёс: – Я не просто дочь отдаю, кровиночку мою, хозяйкой в дом чужой.
***
Анна вошла в залу, остановилась у двери. Денис встал за её спиной, подпёр плечом косяк двери. Анна потупила взгляд в пол и тихим голосом спросила:
– Звали батюшка?
– Звал доченька, звал, – лилейным голосом проговорил Метсиев, – поди, ко мне ближе, зорька моя ясная.
Анна подошла к отцу и тот бережно, обняв дочь за талию, подвёл черту её девичеству:
– Вот Аннушка, приехали сваты к тебе с женихом. Познакомься, Егор Кузьмич Анохин. Я про него тебе сказывал. У него хозяйство большое в Березниках. Мельница, скотный двор. Он лесными угодьями занимается. Хозяйка ему в дом нужна.
Анна вытерла набежавшую слезу, а Денис, проходя мимо нее, ткнул её в спину и плюхнулся на скамью за стол. Анохин спросил Анну, стараясь говорить по возможности нежно:
– Почто слёзы роняешь красавица?
– Это она от счастья своего плачет, от того, что в дом пойдёт жить новый и хозяйкой при нём станет. Дитя растёт без ласки материнской, – жалостно пояснил Метсиев и пустил с горьким видом слезу, смахивая её рукой.