Солнце освещало комнату, и начинался-таки новый день. Окончательно отойдя от сна, Романыч шел умываться, холодная вода хоть как-то могла взбодрить его на время…
3. Без сюжета. Романыч.
Наливая горячую воду из чайника в фарфоровый бокал, куда уже были насыпаны две ложки сахара и ложечка кофе, Романыч подумал, что вот, он пристрастился к этому напитку из-за того, что когда-то прочитал-узнал, будто Онорэ Бальзак выпивал по 30 – 50 чашек кофе за день в период своего творчества. И другие писатели выпивали кофе по многу.
Вспомнилось из школьных годов: у него был складной стаканчик пластмассовый из складывающихся круглых пластинок, который убирался в плоскую коробочку, круглую как хоккейная шайба; снимаешь крышку, встряхиваешь, и получается стаканчик.
Они ходили с классом на экскурсии на речку. У самой реки на крутом склоне бил родник, к нему была приделана труба с желобом, из которой можно было пить воду. Романыч тоже подходил к источнику за всеми по очереди ребятами школьниками. Он вынимал из кармана свой пластмассовый стаканчик, встряхивал и зачерпывал им воду из маленького круглого озерка, куда падала вода из родника, дно было из белых камешков, и вода была прозрачная-прозрачная, так что незаметно самой воды было бы, если бы не волны от падающей струи источника.
– Зачем ты пьешь из стаканчика, когда все пьют из самой трубы, – вода же бежит, льется? – спрашивал кто-то из его одноклассников.
– Кто пьет из трубы, а кто пьет из стаканчика, – отвечал Романыч уклончиво. – Каждый по-своему… Ты из трубы пьешь, ну и пей на здоровье…. —
Уже тогда, в детстве Романыч обладал удивительным зрением: он видел далеко-далеко. Никто ничего не видел вдали на опушке леса в километре или больше от реки, через поле. Один только Романыч видел что-то своими мутно-серого цвета глазами. Зрение у него было поразительно острое.
– А вот она красивая рыжая, – говорил Романыч, вдруг, ласковым и нежно-плачущим голосом. – Какая интересная!
– Кому это ты? – спрашивали его окружающие.
– А там лисичка… легла на спину и играется, словно собачка, и прыгает и на спине катается…. —
Все стали смотреть вдаль на опушку леса, но никто ничего не видел. Зато Романыч видел так хорошо, что пустынное поле и далекая опушка леса были для него всегда полны жизни и содержания. Стоило Романычу только вглядеться вдаль, чтобы увидеть лисицу, и зайца, и больших птиц – тетеревов, токующих среди деревьев на опушке. Он видел лосей и белочек и бурундуков даже под орешниками, растущими на далекой опушке далекого леса.
Не всякому доступно видеть диких животных в их домашней жизни, когда они не убегают, не прячутся и не глядят встревоженно по сторонам. А Романыч видел играющих лисиц, зайцев, умывающих лапками мордочки, как кошка; и ястребов-орлов в высоте небесной, выбирающих свою добычу на земле. Зрение Романыча было сродни орлиному. Благодаря такой остроте зрения, кроме нашего мира, который видели все, у Романыча был еще другой мир, свой собственный, никому недоступный и, вероятно, тот мир давал ему повод быть философом с самого раннего возраста. В школьные годы он учился хорошо, хорошо запоминал уроки и по учебникам только чуточку уточнял из того, что услышал от учителя. Назвали бы его «вундеркиндом», но скрытность, – это еще одна была черта присущая Романычу.
Думал Человек и над своим феноменом зрения, читал специальную литературу.
_________________________
Глаза это парные органы, представляющие собой два шара – глазные яблоки, – «интересно, почему это фрукты сравнивают с живым организмом?».
Эти «яблоки» защищены с одной стороны костями черепа – орбитами, а с другой стороны слоем кожи – веком. «Орбиты глаз – это как орбиты спутников вокруг земли? Примерно так», – думал Романыч тогда, привыкая искать сравнения, приучаясь к философствованию.
Глазные яблоки снабжены густой сетью кровеносных сосудов – их можно увидеть на белочной оболочке (склере), называемой в просторечье белками глаз. «Это как белок в вареных куриных яичках» – для сравнения.
И еще множество различных приспособлений придумала природа для того, чтобы дать зрение человеку. Тут и брови, и ресницы – от попадания пыли и грязи. И слезные железы – слезами глаза «умывающие». А также – конъюнктива, зрачок, радужная оболочка, лучевые и кольцевые мышцы, роговица и хрусталик – двояковыпуклый диск, линза. Внутри глаза, на сетчатке расположены светочувствительные рецепторы – палочки и колбочки. «Это как в лаборатории какой-то, только химия тут не причем, потому что вместо препаратов химических в тех колбочках преобразуется свет, идущий через отверстие-зрачок, сквозь стекловидное тело, внутриглазную жидкость, и падающий на сетчатку».
Четкое изображение предметов получается потому, что лучи света фиксируются точно на сетчатке. Но у некоторых людей глазное яблоко слегка вытянуто, и место фокусировки лучей не достигает сетчатки: изображение получается размытым. Это называется близорукостью. Чем сильнее удлинен глаз, тем хуже человек видит предметы, находящиеся в отдалении.
Когда, наоборот, глазное яблоко укорочено, лучи фокусируются за пределами сетчатки, и близлежащие предметы лишаются четкости изображения. Это дальнозоркость.
Причина и той и другой аномалии-нарушения в ослаблении глазных мышц. Нарушения зрения корректируют очками: вогнутыми – для близоруких и выпуклыми – для дальнозорких.
_________________________
Избавил Бог Романыча от болезней глаз и многих других болезней. Страдал он одной болезнью: суровостью своей. Юмора в нем не было, а значит, и веселья особого в жизни его не предвиделось.
Если ни в детстве, ни в юности он со смехом не дружил, ничего удивительного не было в том, что теперь Романыч был равнодушен ко всему и в последние месяцы своей жизни он омрачал мыслями и чувствами грустными.
Читал он всегда много и знал о юморе, о шутке достаточно, так что мог бы составить небольшое для себя эссе, что он и сделал в это утро и весь последующий день, просидев за письменным столом и штудируя книгу-цитатник, энциклопедию умных мыслей умных людей. Вот что у него получилось:
«Смех, насмешка, шутка.
Когда не над чем смеяться, – тогда рождаются сатирики. Они выискивают и находят трудности и пороки людского сообщества, высмеивая их.
Иногда ирония должна восстановить то, что разрушил пафос. Восторги собой иногда переходят в излишнюю похвалу – стоит немного пошутить – и похвала куда-то уходит.
Люди любят мысли, которые не заставляют задумываться. А шутка часто бывает легкой на слово и на мысль, поэтому воспринимается людьми легко и быстро.
Смеяться можно над чем угодно, но не когда угодно. Мы смеемся и шутим над смертью самой, но только не у смертного ложа.
Так что, несмотря на легкость, это всё не так просто. Только тот, кто ничего не смыслит в машинах, попытается ехать без достаточно полного бака бензина или без масла, пока не заклинит мотор, и так же – только тот, кто ничего не смыслит в разуме, попытается размышлять без твердой, неоспоримой основы.
Иногда надо рассмешить людей, чтобы отвлечь их от намерения злого против нас – мы часто слова оскорбительные переводим в шутку, спасая положение».
___________________________
И великая подмога самому себе, когда умеешь смеяться над собой, когда сглупил, поступил неправильно и видишь это.
«Без юмора живут только глупые», – сказал кто-то из Великих мудрецов, и Человеку, вероятно, надо было считать себя глупцом, прожившем свою жизнь без достаточного смеха».
__________________
Собственно, от чего мы умираем? – подумал Романыч. – Мы умираем от одной и основательной причины: неуважение себя. Мы, фактически, самоубиваемся. Не столько «времечко нас гонит», сколько мы сами гоним себя: «Уди уже ты, черт!». Это просто нигилизм какой-то. Такое имя дали нам еще с Тургеневских времен, – имя, которым окрестил себя русский человек, или, вернее, в которое он раскрестился. В изменившееся время, пытаясь вернуть и массово ввергаясь в лоно Церкви, понятие о которой совсем нет.
– Ты кто? Блуждающий в подсолнечном мире? —
– Я нигилист. И остаюсь нигилистом. Я только делаю вид, что молюсь. Я только делаю вид, что живу в «царстве-государстве». На самом деле – я сам по себе свой человек. Вот я, например, рабочий трубного завода и всё, а до остального мне дела нет. Мне бы поменьше работать да побольше денег получать. Мне бы побольше гулять-отдыхать.
Тоже и в деревне творится: работать поменьше хочет человек.
– Земля – она сама должна родить урожай.
И уходит от земли: известное дело, – Земля Божия. Она всем поровну. Да. Но не Божий ты человек. И земля, на которую ты надеешься, – ничего тебе не даст, если ты не приложишь к ней своего труда.
Только оканчивая свою жизнь, – думал Романыч, – ты видишь, что вся твоя жизнь была поучением, учебой, в которой ты был невнимательным учеником.
__________________
«Смех, насмешка, шутка. Продолжение.
Есть люди настолько «сухие», что можно «вымачивать» их в шутках целыми днями, и ни одна из них не попадет им под их «толстую кожу».
Смех – неплохое начало для любого дела, и смехом же хорошо его заканчивать. Приступая к работе, кажется, такое невозможно, а если пошутим и начнем, то страха перед невозможностью избежим. И закончив дело с шуткой оглянемся: а мы боялись, сделали же и возрадуемся.
Важно не то, над чем человек может насмехаться и издеваться или в чем он сможет найти какой-либо недостаток, а то, что он может любить, ценить и принимать. В каждый момент нашей жизни мы должны отыскивать не то, что нас отделяет от других людей, а то, что у нас с ними общего. И шутки могут нам помочь.
Смех – это сила, которой бывает, вынуждены покоряться даже великие люди мира сего.