Собрание сочинений. Том пятый. Рассказы

Степаныч промолчал.

– Всё же надо нам познакомиться, – сказал пассажир, протягивая руку. – Павел Валерьевич.

Степаныч назвал себя.

Проводница принесла чай. Павел Валерьевич остановил её за руку:

– Хозяюшка, не можешь ли ты объяснить, с какой целью ваше начальство обучает пассажиров акробатике? —

Добрая проводница испуганно посмотрела на моего соседа. Потом на меня. – Если ещё чаю захотите, звоните в кнопочку, – торопливо сказала она и вышла из купе.

Павел Валерьевич рассмеялся:

– Наверное, подумала – сумасшедший. А я серьёзно. Ну скажите: зачем у вагонов такие высокие ступеньки? Чтобы влезть в вагон на станции, надо быть акробатом.

– Наверное, это для чего-то нужно, – смотря в окно, сказал Степаныч.

– Вы случайно, не транспортник? —

– Нет. —

– Извините, а кто вы будете, если не секрет? —

Он так спросил и так при этом посмотрел на Степаныча, что не ответить было нельзя. Степаныч сказал, что работает в области культуры.

– Много приходится ездить? – деловито спросил Павел Валерьевич.

– Да, бывают командировки? —

– Инспекции? Ревизия? —

– Вроде того…

– Угу… – Павел Валерьевич подумал и, помешивая ложечкой в стакане, задумчиво сказал: – Да, вашему брату ездить не переездить. Чего-чего, а бескультурья, неграмотности всеобщей у нас на весь мир хватит.

Степаныч сказал, что в области образования наша страна стоит на одном из первых мест в мире.

– Может быть, может быть… – усмехнулся Павел Валерьевич. – Весь вопрос – для чего наш человек становится грамотным? Разве только, чтобы писать заявления и жалобы. – Он раскатисто хохотнул и продолжил: – А возьмите нашу технику. Половина нашей техники ломается и работает плохо, почему-то, а? А всюду кричим: ах, наш технический прогресс! Несолидно получается… —

– Интересно, а чья же техника помогает нам запускать космические корабли? – спросил Степаныч.

– Может быть, может быть… – проговорил он, явно имитируя Аркадия Райкина из его монолога про «Родительское собрание», как догадался Степаныч. – Только я хотел бы знать, что вообще даёт этот космос нам – людям Земли, простым. Что? – явно не понимал Павел Валерьевич.

Возражал Степаныч «Пассажиру» или не возражал – для него не играло никакой роли. Любопытно, что ни одного аргумента он не отвёл и даже не пытался опровергнуть. «Могэт быть, могэт быть» – вроде соглашался словами Райкина из монолога. И тут же заявлял: «Но я-то говорю о другом…». Или: «Вы мне суёте отдельные факты, а я беру вообще…». А что означало его «вообще», понять было невозможно…

– Вообще я полагаю, – говорил «Пассажир», – что люди свиньи по своей природе. Чуть за ними недогляди, в момент напакостят. —

– И вы сами такой же? – не удержался и спросил Степаныч.

– Может быть, может быть, – покачал головой Павел Валерьевич. – Человек вообще никогда не знает – кто он на самом деле? —

Целый день Степаныч выслушивал брюзжание «Пассажира», и избавиться от этого было невозможно. Выйдешь в коридор, стоишь там. Стоишь, пока ноги не начнут неметь, возвращаешься в купе, а там «Пассажир» сразу начинает:

– Или вот возьмите такую область, как наша школа… – и пошел, и пошел…

Степаныч открывал томик Чехова, давая понять, что хочет читать. Не тут-то было.

– Вот Чехов рисует Россию такой, как она есть. А вообще она-то, матушка наша, какой была, такой и осталась. Свергнуть царя было легче лёгкого, а вот вся дальнейшая новая жизнь – тут уж извините, непочатый край. Вот она, матушка наша, поглядите… – кивал «Пассажир» на окно…

Поезд в это время мчался по безбрежной белой равнине – ни жилья, ни единой живой души в снежном океане.

– Вот она, сермяжная, – победоносно сказал «Пассажир», и, хлопнув Степаныча своей ручищей по коленке. Продолжал. – Но мы-то с вами живем в большом городе. А это – всё равно что на острове. Я вот давно никуда не выезжал и чувствовал себя спокойно. А теперь вот шуганули меня в командировку на одну строечку сибирскую. Ну и ну, скажу я вам… – и разговор-монолог продолжался.

После обеда Степаныч лег в постель. «Пассажир» наконец замолчал, но от злости, накопившейся за день, Степаныч не мог заснуть. А Павел Валерьевич, обнаружив, что Степаныч не спит, снова заговорил. К вечеру раздражение превысило все рамки нормы и Степаныч буквально осатанел и решил искать начальника поезда, попросить перевести его в другой вагон…

Неожиданно поезд остановился. Степаныч вышел подышать воздухом и заодно найти начальника поезда. Проводница была на посту. Она стояла возле вагона с флажком в руке. Степаныч спрыгнул к ней.

– Чего стоим-то? – обратился он к проводнице.

– Наверное занос снежный, – сказала она, – место такое, низменность таёжная, здесь часто так бывает зимой. —