Анжелика – особенная женщина. Из жизни женщин

Как и положено было по сану, а я работал в Церкви пономарем, позвал я с собой священника. В доме, отслужив молебен по усопшей, священник оставил остальные хлопоты похорон на меня. Пришли многочисленные соседи и знакомые. Читали «Псалтырь по усопшим». Сначала читал я, а затем меня сменили соседки-старушки, которые хорошо знали усопшую бабушку, «баба-Саша», как все её звали.

Пока всю ночь читали Псалтырь, мы разговаривали с Сергеем Щепкой, уединившись на кухне, он выпивал «с горя». А горе – не смерть старушки, его беспокоила элементарная ревность. Ольга была, по его словам, «бабой веселой и любила шиковать» … то по ресторанам ходила и выпивала, пока он был в отлучке. У нее много молодых мужиков знакомых появилось в этом городке, за короткое время.

Как мог, я успокаивал Сергея. Заходила к нам на кухню и Ольга, с ней я тоже разговаривал. При мне они помирились: поцеловались и поклялись в любви друг другу. Мне показалось, что всё должно быть у них в порядке.

Только сразу после похорон случился тот конфликт. Драка произошла на почве ревности. Из реанимации, где лежали оба: и Ольга, и Сергей, живой вышел Щепка.

Его перевели в обычную палату, но под надзор милиции. У дверей палаты сидел охранник-милиционер. Я приходил в больницу каждый день. Иногда с утра, а порой и вечером, после окончания службы в Церкви. Там он и рассказал мне много о себе. Вскоре перевели его в тюремную больницу.

Врачи делали всё возможное, чтобы вылечить обоих. Но травма головы у женщины была сильнее. У Щепки тоже была разбита башка в трех местах от сковородки. Но это были травмы, нанесенные женской рукой. Мужской рукой, и кочергой из крепкой стальной полосы, он разбил женщине голову гораздо сильнее.

Через 10 дней женщина умерла.

Еще через 2месяца Щепку судили по 108 статье УК РСФСР – за нанесение тяжких телесных повреждений. Ему дали 10 лет. А направлен он был в зону Центральной больницы для заключенных, и помещен в туберкулёзный диспансер. Весной случилось обострение заболевания, он стал «харкать кровью». И сырыми апрельскими днями у него случился кризис – «кровь горлом пошла» – так он умер.

Вот одна из необычных судеб человека. И в ней прослеживаются многие проблемы нашего времени, над которыми стоит подумать.

    Конец.

Полемика о науке

Часть 1. Юбилей учёного на даче

Собрались друзья и хорошие знакомые, соратники, отметить юбилей. В ответ на множество восторженных приветствий и поздравления, пожилой человек начал с благодарности за все добрые слова, но тут же перешел к своего рода полемике с этими друзьями:

«Быть может, мои слова относительно «дальнейшей работы» прозвучали для собравшихся несколько странно. Ведь мне уже довольно много лет (70), и года пришли с какой-то безоговорочной неотвратимостью… Ещё совсем недавно бытовало у нас твёрдое убеждение, что человек, достигший такого возраста и получающий пенсию, должен уйти от своей профессиональной деятельности навсегда, освободив дорогу молодым. Однако я и мои коллеги считаем такое представление весьма устаревшим. Его создали те, для кого существует страшная пропасть между трудом и радостью, между буднями и праздником, между прозой и поэзией, между практикой и теорией.

Подумать только, старики уже много лет трудились – повседневно и практически! Я имею в виду не только тяжелый труд рабочего или работника искусства даже, тех, кто не расстаётся с нищетой, – прозой можно назвать всякий труд, направленный исключительно на личное обогащение.

Те, кто трудится только для заработка, ждут не дождутся пенсии. Ведь она сулит радости, вечное празднование и поэзию: на работу ходить больше не нужно… и так далее. Но при этом из виду упускается то, что поэтом не становятся в 70 или 80 лет. Стихи нужно начинать писать куда раньше, и я советую всем начинать с самого детства или в крайнем случае с юности. Разумеется, я говорю о стихах в фигуральном смысле этого слова. С самого начала жизни каждый должен избрать себе такое занятие, если это окажется возможным, которое даст ему радость неисчерпаемой поэзии. Вот только выбор такого занятия – самый трудный момент в жизни и для воспитателей, и для воспитуемых, особенно в тех социально-экономических условиях, в которых мы живём».

– — – — – — – — – — —

Речь профессора продолжалась довольно долго и передать её всю в точности уже не представляется возможным, – память не сохранила слова и выражения, но суть её в том, что: и мы попытаемся это передать.

Гости не очень внимательно слушали, переглядывались между собой слыша знакомые ноты и оттенки слов.

Между тем Профессор понимал ещё и то, что лет через тысячу наши потомки, которые научатся и (1) летать также надёжно и далеко, как птицы, и (2) расщеплять атомы так же гениально просто, как они расщепляются в природе, будут смеяться (3) над нашими ядерными реакторами, – приблизительно так же, как мы, с высоких ажурных небоскрёбов и пятикилометровых арочных мостов, иронизируем над пирамидой Хеопса, этим безмолвным свидетельством слабости древнего человека. Профессор понимал, кроме того, что ни у нас, ни у древних людей в своё время не было и нет иного выхода и что люди будущего поймут это и отдадут дань уважения своим предкам (нам) за великое упорство и трудолюбие, как мы уважаем тех, кто носил камни-блоки многотонные к подножию пирамид.

Сегодня учёным приходится трудно ещё и тем, что приходится отвлекаться на бытовые вопросы: например, переживать за безопасность…, опять же, за бухгалтерию, которая против того, чтобы художник или скульптор работал без плана-нормы, иначе как оценить его труд, а как можно дать план, если человек талант и гений, если художник, скульптор может изготовить такие вещи, которые не снились ни одному промышленному производству?!..

И ещё Профессор думал о том, что, если учёного освободить от его непосредственных обязанностей учёного, он не станет в два раза больше администратором. Но если ему дать в помощь толкового заместителя по хозчасти, мы наверняка получим в два раза больше Учёного.

Спрашивается, где логика?

Однажды к Профессору приехала погостить какая-то дальняя родственница. Она заглянула в сад-огород за домом, увидела сплошные цветы и всплеснула руками:

– Ой, Николай (Профессор), что-то вы не то делаете! —

– Что же именно? —

– Картошку надо сажать, а не цветочки выращивать, для того огород!.. —

Это к чему сказано. Как ни странно, к вопросу о кадрах.

С профессором работали над открытием в науке, над подтверждением его теории несколько учёных помоложе. Они вместе прошли многие годы работы, и если перейти на военную терминологию: когда более десяти лет назад, «командиру части» Профессору пришлось иметь дело с «новобранцами», когда он подбирал себе научных сотрудников-помощников, большого выбора не было. Но с новыми «воинами» науки ему приходилось «сидеть в окопах», дожидаясь результатов опытов, пришлось «побывать в атаке» и в «окружении», «ходить в разведку», на полях семинаров и конференций.

А как они попали к нему? Изобрёл Профессор метод: он поговорил с каждым из девяти и каждого просил дать характеристику восьми другим. Получилось, как в шахматном соревновании: каждый «сыграл» со всеми по одной партии по круговой системе. Он чувствовал, что все они испытывали при этом какую-то неловкость, но убедился в предельной справедливости и даже беспощадности их оценок. Тем не менее, все относились к друг ко другу с уважением. Если кто-то и отмечал в ком-то недостаток, то по сумме восьми характеристик этот недостаток либо умягчался, либо даже переходил в достоинство. «Упрям, как осёл», – сказал категорически один. «Упрям и упорен», сказал другой. «Настойчив», – сказал третий. «Напорист», – сказал четвёртый. «Потянет любую работу», – сказал пятый. «Усидчив, с железным характером», – сказали шестой и седьмой. И последний заключил: «Ему можно доверить всё». Гамма красок в характеристиках представилась Профессору, спектр оттенков…

Он убедился, что ни один из них не обладает каким-либо категорическим, раз и навсегда данным, законсервировавшимся качеством. И вовсе не потому, что они были молоды и не достигли зрелости и продолжали расти и совершенствоваться, – хотя все уже были достаточно взрослые люди с вполне сложившимися убеждениями и привычками. Но нельзя всё на свете делить только на белое и чёрное, холодное и горячее, сладкое и горькое, – общеизвестно, что в однобоких оценках слишком много субъективизма. Жизнь знает исключения и нюансы, мотивы и следствия. Это помогает нам прощать хорошим людям мелкие недостатки и замечать у плохих людей ростки исправления. Вот почему сумма мнений, полученных Профессором о каждом из девяти его соратников, была ближе всего к истине, нежели мнение одного, пусть даже умного и наблюдательного, человека.

Вот примерно, как можно представить каждого в отдельности:

Вот один: «Тих, скромен, говорит мало и усыпляюще, думает глубоко, решает неожиданно и оригинально».

Другой: «Энергичен, даже темпераментен, быстр, эрудирован, хватает с полуслова, нередко переоценивает свои возможности, торопится вперёд, забывает о последовательности и ошибается. Блестяще знает технику. Оголтело талантлив. Отзывчив и добр».

Ещё один: «Конкретен, сух, замкнут, слабо эрудирован, зато с хозяйской жилкой, упрям и напорист, жаден к работе, ему можно доверить всё».

Ещё: «Фантазёр, хвастун, великолепный организатор, изобретателен, смел».

И ещё один: «Работяга. Руки сделаны из золота, голова напичкана идеями. Исполнителен, трудолюбив».

Ещё один: «Умён. Дипломатичен. Блестяще знает предмет. Всё понимает, всё может, но не всё хочет».

Ещё один автор: «Предельно скромен, почти незаметен, но и незаменим. Нет достаточной широты знаний, но в своём деле глубок. Работоспособен».

Ещё: «Путаник, со странностями, тенденция „уйти не туда“, нуждается в постоянном подправлении. Эрудирован, усидчив, мечтательно грубоват».

И ещё: «Широкая душа, замечательный товарищ. Несколько грубоват. Дотошен. Влюблён бывает в дело, которым занимается, как в женщину».

Наконец, последний: «Терпеть не может горы, потому что они закрывают горизонт, а он как раз любит горизонт. Требователен. Возвращает на почву фактов, как внутренний ОТК. Умён, работоспособен».

Кто-то из них стал «мотором» коллектива, если угодно – сердцем. Кто-то душой. А кто-то – руками. И ещё кто-то – мозгом. И не нужны тут имена и звания, – желательно чтобы читатель воспринимал всю группу как единого человека, как нечто цельное и законченное.

Именно таким бывает человек-гений. Это гениальный коллектив! Редко встретишь такого человека., который бы вмещал в себе множество качеств. Так вот, – Профессор вмещал все характеристики всех своих соратников, он с каждым мог говорить и общаться на его языке, используя все его знаки и свойства, подстраивался под каждого и разных объединить мог в одном стремлении и в одном направлении мысли в теории.

Увы, не только наш институт – научно-исследовательский можно без сомнения отнести к старшему поколению. Молодых учёных мало. Так мало и с таким упорством продолжает быть мало, что уже можно говорить об этом, как о проблеме кадров.

В чём фокус? В той самой «картошке», которую нужно сажать вместо цветов. – то есть в том трезвом, реальном взгляде на жизнь и карьеру, взгляде, который, конечно, не делает чести настоящему учёному. Вы не поверите, но из многочисленных студентов-дипломников, проходящих практику в научных исследованиях, почти никто не просится в группу исследователей учёных. А вдруг научные эксперименты окажутся пустыми – понимаете? – и «горит» диплом. Куда спокойнее иметь дело с уже открытыми научными явлениями, которые уже чуть ли не на промышленные методы опираются.

Происходит боязнь риска – уже со студенческой скамьи… Какой неприятный сигнал! Ещё Шиллер говорил (в своё время), что для одних наука – это что-то возвышенное, прекрасная богиня, а для других же – как великолепная дойная корова. Из науки все пытаются извлечь пользу.

Да нет, мы не склонны винить во всём нынешнюю молодёжь. И не будем к ней слишком строги. Лучше спросить сегодняшних деканов и преподавателей институтов: «вы зачли бы за дипломную работу участие студента в неудачном эксперименте?».

Вообще ноль в науке – это тоже результат. Но только не у экспериментаторов, особенно у тех, кто рассматривает природу как кладовую неизвестных явлений. У таких учёных ноль – это действительно ноль, пустота, ничего. Они ищут неизвестные ответы на неизвестные вопросы. Тысяча путей может вести экспериментатора к цели, и из этой тысячи – девятьсот девяносто девять – ошибочных, без которых нельзя найти единственно правильный. Но если на жизнь конкретного учёного выпадают только ошибочные пути, считайте его судьбу принесённой в жертву большой науке.

– — – — – — – —