Антиинерция. I том

– Хорошо, давайте так сделаем. Здесь в любом случае нужно освободить аудиторию, а с вами я свяжусь, и встретимся либо в чайной, либо в театральной студии. Раз уж серьезно настроены, разберемся с вашими вопросами.

Лина:

– Вы обещаете.

ПРОЗРАЧНАЯ НОЧЬ

Ткань – это течение, ток, точечность и точность. Мешок времени – это наша внутренняя ткань, может так проще будет звучать для тебя. Архаты могут видеть ткань внутри врожденно / наследственно, их родители тоже были Архатами. Некоторые могут частично контролировать поток из внешнего.

– Но как?

Все, что ты видишь, опирается на точки, из которых представляешь себе конструкцию видимого. Между этими точками тоже ткань, она заполняет остальное пространство, но уже параллельно твоему намерению. Ты часто это называешь воображением, и тебе кажется, что ты видишь, или видишь, что кажется – как угодно.

Из более близкой тебе философии это атомы, и что-то между атомами. Ну так представь, что Архаты видят между атомами в потоке ткани до мешка. Вопрос:

– Они правда видят атомы?

Ответ:

– Они умеют не следовать автоматическому фокусу.

Из классической психологии я вспомнил метафору с эскалатором, но это описание механизма внимания. Все что видим, слышим, ощущаем, попадает в нашу память вне зависимости от нашего желания (автоматически) или нет. И вот информация по эскалатору двигается в нашу память, а Внимание выбирает объекты для работы, из памяти эти объекты с легкостью извлекаются. Та информация, что автоматом прошла, тоже может извлекаться, но уже не так просто, потому кажется, что не помним. И опять кажется, что не помню или помню, что кажется.

(Я подумал, что выкатил Таку не менее занятную белиберду.) Вот – эскалатор и внимание.

Так улыбался. Ему все нравится. Ему всегда все нравится. Это состояние, как я понял, для него нормальное. Я бы тоже хотел в таком состоянии пребывать, хотя бы день.

– В общем да, с поправкой, что ткань не плоская, а плотная, во всех направлениях, включая время.

ПРЕЛЮДИЯ

«Не поеду» – буркнул Демонтаж, то и дело переворачивая разные листы бумаги на столе. «Не поеду» – еще раз почти по слогам протянул, продолжая поиск.

Вошел Прима:

– Ты тут всех тараканов распугаешь.

Демонтаж почти пропел: «Не пое-е-еду, никуда-я».

Прима взял голову коня из картона и с закатанными бровями на лоб вышел – мол, ну у вас ту-ут!

Серж:

– Чего ты вцепился в эту Литву, хочешь пополнить могилу светлячков?

Д.:

– А что мне делать в твоем Нью-Йорке?

– В Нью-Йорке ты был бы миллионером.

– У меня здесь есть все, что нужно для работы, и даже больше.

– Вообще, сейчас речь идет не про Америку.

– Ну, конечно – Tokyo. Давай потратим два года на язык и заживем в новом театре с видом на провода.

– Нет.

– Ну, нет, так нет, провода отменяются, даешь ангарные виллы за городом.

– Я говорю про Осло.

– О! Просто цикл. Два года назад ты половину студентов намеревался в Осло отправить.

Зашел Прима: «Да, да, я помню, говорил, чтоб спасти литовскую культуру интеллекта, надо наших побольше в Норвегию высадить. Тогда все светлячки станут богатые и будут рулить авианосцы сами.

Трое так и уехали, видать хорошо устроились. Я их больше не видел, говорят, «кусос» победил. Взял толстый шнур и ушел.

Серж обнял голову руками, пропустив меж пальцев волосы:

– Вот ведь, Литва – страна мужей великих. Выйди на улицу, люди улыбаться разучились.

Демонтаж:

– Для меня Литва – лучшая поляна, чем всех Ослов хуже, тем мне есть над чем работать.

Не улыбаются – хорошо, злятся – отлично. Не разрешают Китайскую Медицину – замечательно. А как еще разобраться, какие точки колоть. Можно колоть Канал в масштабе страны. У меня здесь пациенты, которые не верят ни в Китайскую Медицину, ни в лечебные травы, даже тогда, когда начинают выздоравливать, вот это интересно корректировать. Такую красоту за деньги не купим.

– Да, смотри споткнешься, они ж тебя с потрохами.

– Не споткнусь. А вот систему поменяю. Ты тратишь время, я никуда не поеду.

Перед этим дал расклад Литвы и жителей как Земляных Ветвей в 12.

ОТПЫЛЬ

Жигулевск, на Волге-Матушке. Иван так привязался к своему городу, что казалось, он там и умрет – так представлял себе ход времени. Город молодой – основан при Советском Союзе. Союз закончился, и с городом тоже что-то случилось вяло-монотонное. Несколько площадей, тепло-белоснежные здания с колоннами, как в кинофильмах с Орловой, кинотеатр, березка, парк со скульптурами белых спартаковцев, чертово колесо. Сейчас это все похоже на задворки рынка с пластиковыми киосками дешевых и некачественных вещей. Нет того Жигулевска, нет, он в детстве.

У храма собрались старики, прожили жизнь, передают опыт об этом мире молодым, кто не так давно здесь, с точностью до реальности, мысль (…) не меняя мысль, именно из-за этой нелепости и привязалась, не отмахнуться. Рука двигается сама сразу, стоит мне подумать, образ не заставляет ждать. Если принимать время таким, как себе представляю «образ времени». Либо образ времени для меня сжат до незаметного, как что-то, что соединяет мысли, ведь чем-то они крепятся, следуют друг за дружкой. Следуя по следу следующей. Кадр за кадром – кинолента. Между кадрами – по космическому кораблю, сжатому до невидимости.

Сестра сегодня очень раздраженно проговорилась о своем норвежском замысле. Мол я все тяну резину тупую, а могла бы «кусос сай» у фьорда детей в школу пустить. Это ее мечта. Я тоже безумно люблю Норвегию, поэтому сестра бесится, не понимаючи торможения.

Я ввел для себя понятие – единица междумыслия, и очень многие вещи (объекты мышления) встали на свои места. Например, с юности Ивану мечталось, что он Ван Гог. Дед как-то принес ему книжку с работы, письма и репродукции. Дед также ему показал книгу по медицине.

Дед был главным лесничим Самарской Луки (заповедника). Он замечательно знал лес и прививал навыки внуку. Он вместе с Иваном собирал листья, бывая в лесу, и складывал в книгу о Ван Гоге. Время от времени листали вместе книгу, и Иван говорил, какие листья с каких деревьев.

Также дед показал книгу по медицине. Она была допотопная, иллюстрированная солдатами в бескозырках времен русско-турецкой войны, наверное. Отец деда был врачом, а при дефиците медиков в то время в Самарской губернии, приходилось быть универсальным, и травмы, и роды, и сумасшествие.