Забытая юность, или Воспоминания на последней парте

В нашей группе учились ребята с разных регионов Дальнего Востока: Магадан, Сахалин, Камчатка, Хабаровск, Комсомольск на Амуре, но всех условно можно разделить на две группы, тех, кто приехал учиться и кто сам не понял, как здесь очутился.

Те, кто учился – усаживались в первых рядах записывали лекции и тянули руки на семинарах.

Я как то попробовал сесть за первый ряд и испытал настоящий шок – все как роботы склоняются над тетрадью, приподнимаются и вновь склоняются. Мне же легче запомнить, не записывая, если это не формулы, а следуя за мыслью преподавателя представлять, о чём идет речь, но учитель смотрит прямо на тебя, как будто спрашивает – ты чего уставился, удобно развалиться и сосредоточится невозможно.

В общем, я попросился в туалет и больше на лекцию не вернулся. Бобёр потом часто использовал этот приём, особенно на уроках Толи-Бори.

Анатолий Борисович, учитель океанографии, делал по журналу перекличку, громко кашлял и отправлялся через смежную с аудиторией дверь в свой кабинет, выпивал стаканчик домашнего вина и начинал рассказ о течениях Мирового океана.

Проходило полчаса, Бобер искусственно багровел, сжимая рот, хватался за живот и тянул руку, просясь в туалет, Толе – Боре очевидно было знакомо ощущение тяжести в животе и он всегда отпускал, Бобёр уже не возвращался, праздно шатался по коридорам или пропадал в спортзале.

Понятно, что такие экземпляры сидели на задних рядах. Тут обитали уникальные люди:

Гена Птицын, по прозвищу Филин, черноволосый паренёк с бледным лицом и римским профилем, никогда не расставался с гитарой, вытягивал из неё разнообразные звуки на перемене или по многочисленным просьбам исполнял какой-нибудь хит, типа «Smoke on the water» или свою любимую «Feelins». Но большую часть времени он спал, причем мог заснуть быстро, в самых разных позах и практически везде. Наши маршруты на занятия иногда совпадали, захожу утром в трамвай, смотрю на проходе стоит Гена, одной рукой держится за поручень, в другой гитара, пробираюсь поближе вижу – спит, кепка сползла на нос, глаза закрыты.

Кричу чуть ли не в ухо:

_ Гражданин! Ваш билет!

Гена открывает один глаз:

_.. А это ты, привет, толкни, когда наша будет». И снова погружается в спячку.

Андрей Анохин, с ним мы прошли огонь и воду, а познакомились сидя в последнем ряду на истории КПСС. Он пытался записывать основные постулаты работы Ленина «Два шага вперед, один назад», несмотря на похрапывания, Гены и оживленный рассказ Бобра про студентку-метеоролога с грудью как волейбольный мяч. Я небрежно заметил, что знаю, где достать конспекты хоть за весь год вперед, Андрей тут же отбросил ручку и посмотрел на меня:

_Только без шуток,… не врёшь?

Историк, пожилой армянин, Ашот Эдуардович, покачивая толстым, как сосиска пальцем, всех предупредил, что без конспектов никто зачет не сдаст, а тем более экзамен.

Я утвердительно кивнул, два дня назад я совершенно случайно познакомился с удивительной старшекурсницей, которая перевернула всё моё представление о второй половине человечества, но об этом позже.

Она то и сообщила, что подрабатывает на кафедре истории и если что надо – заходи.

Андрей закрыл тетрадь, сказав, что избавиться от такой мути – это просто сказка, блаженно развалился на парте, тем более, что Бобер приступил к финальной части своего рассказа, как он на ровном месте споткнулся, и руки его уткнулись в волейбольные мячи.

Саня Бобраков, настоящий приморский парень – веселый, неунывающий, шутки и незлобные издевательства так и сыпались из него, его заразительный беззаботный смех, казалось, слышался отовсюду, не прошло и трех месяцев, а у него уже везде приятели. Шестиклассником он поехал в деревню к дедушке, а вернулся с рюкзачком полным анаши, что не помешало ему семь лет профессионально заниматься гандболом.

В столовой мы научились понимать друг друга без слов.

Большая перемена, толпы голодных студентов давятся в очереди, бесперебойно толкаясь и размахивая руками, отстаивая своё место. Вчера, после занятий, я забрёл в профком, кто-то сказал там можно получить билеты на французское кино, вместо билетов записали в кружок юного пожарника и дали талоны на питание. Достаю талоны и думаю, как и главное что на них можно съесть, подбегает Бобер.

_О.. талоны! Где взял? – и, не дожидаясь ответа, хватает их, размахивая подносом, сливается с очередью, через несколько минут появляется около кассы, смеётся, с кем -то здоровается и продвигается ко мне. На подносе аппетитно парят две двойные порции и пара компотов. Именно об этом я и мечтал, столовские супы даже лень нести.

_Ты бы хоть место занял!

Я обнаруживаю Анохина, тщательно пережёвывающего салат, и мы направляемся к нему.

_Ганс хочешь котлету? – благородно предлагает Бобёр, видя, как Андрей сиротливо поедает салат, но Ганс вежливо отказывается.

Эта кличка быстро прилипла к нему.

Обычно после обеда студенты собирались кучками во дворе техникума, курили и обсуждали местные новости и сплетни.

Я лежал на траве около аккуратно подстриженных акаций и дремал под осенним, приятным, свежим солнцем, Андрей присел рядом и открыл книгу.

По двору бегала дворняга, подбегала к ребятам негромко лаяла и виляла хвостом, выпрашивая пищу. Володя Золатарёв, плотный, кудрявый парень, сынок директора овощного, пнул её ногой, – дворняга заскулила и отбежала.

Андрей закрыл книгу, подошел и спросил, зачем он это сделал.

Золатарёв, ухмыляясь, ответил:

_А ты кто такой, чтобы мне указывать! Иди на…

Андрей резко, не размахиваясь, ударил и …. сломал ему челюсть.

Золатарёва увезла «скорая», а через несколько дней в группе состоялось комсомольское собрание. И недавно выбранный комсорг, Паша Дьячков, естественно по прозвищу Дьячок, правильный, идейный парень, который собирался стать членом партии и хотел построить коммунизм, если и не во всей стране, то хотя бы в отдельно взятой группе, в конце своей пламенной речи, сказал такие слова:

_Как это можно просто так, внезапно, ударить человека, словно классового врага! Это просто обыкновенный фашизм! Гнать его надо из наших рядов!

Тут стали высказываться, что он не фашист, парень в принципе хороший, и обязательно исправится, а про собаку все как то и забыли.

В разгар дискуссии поднялся перевязанный Золатарёв и еле двигающимся ртом произнес, что претензий к Анохину не имеет.

Андрею вынесли выговор с занесением в какую– то карточку, Бобёр подшучивая назвал его пару раз «фрицем», а потом Гансом.

Группа собралась, в общем- то дружная. Участвовали в субботниках и спортивных соревнованиях, собирались у Аркаши Лисина, он жил неподалеку на набережной, отец его из двухкомнатной квартиры на первом этаже сделал двухэтажную, оборудовав в подвале, просторную, обитую вагонкой комнату, сам же по полгода пропадал в артели на Колыме, перетряхивая камни в золото.

Именно здесь, в уютной квартире, из ребят нашей группы, образовался ВИА, который позже стал играть на всех вечерах в техникуме, только Вася Лобов, слегка отмороженный ударник, магаданский паренёк с прищуренным взглядом вечно красноватых глаз естественно бредивший Яном Пейсом, с повязкой на голове, непрерывно жующий таблетки, учился на аэрологическом. В разгар вечеринки он установил в звуконепроницаемой комнате, приобретенные в каком-то дворце культуры тарелки и выдал под Лисинскую басуху такое соло на барабанах, чем привел всех в неописуемый восторг.

Костя замолчал, налил коньяк, поежился и сказал:

_Как то дубовато, давай разомнем кости, подкинем дров!

На соснах ещё клочками висел утренний туман, но дождик перестал моросить, тучи потихоньку стали рассеиваться.

Костя подошёл к поленнице, вытащил несколько дров и спросил:

_А кто приедет? Будем баню топить?

_Ты многих не знаешь, я тебя познакомлю,… баню затопим, когда начнут собираться, ещё часа три не меньше, – я тоже набрал дров, и мы зашли в дом.

Выложили дрова у камина, я подбросил пару поленьев и уселся за комп.

Костя закурил, Дельта глухо зарычала, она редко кому разрешала курить в комнате, Костя демонстративно затушил сигарету, глотнул коньячка и продолжил рассказ.

Воспоминание 3. Джинсы.

Владивосток, в начале восьмидесятых, времен конца застойного периода, представлял удивительную картину. Бегали городские и морские трамвайчики, по заливу ходил паром, перевозя машины и людей, в порту вообще никогда не затихала жизнь, трамвайчики прекращали ходить в час ночи, городские парки и набережные светились и особенно в выходные были полны народа, никому и в голову не приходило об отключениях электричества. Город расположенный на широте Сочи, окружённый заливами, с разнообразными бухтами , островами и заповедными пляжами был уникален, не только неповторимой природой ,но и людьми.