Забытая юность, или Воспоминания на последней парте

_Ключ оставь себе, а мне денег дай! – настойчиво требует шкет.

Ганс его разворачивает на 180 градусов и миролюбиво советует обратиться к маме, мы продолжаем движение, эскимо, солнце, воскресенье – свобода и беззаботность. Проходя мимо арки, нас улыбаясь, подзывает рыжий пацан в кепке. Мы беспечно подходим, появляется шкет с долговязым хмурым парнем.

_Эти тебя обидели? – хрипло спрашивает он. Шкет охотно кивает.

_Не хорошо маленьких обижать! – сзади подходят два качка с клюшками для хоккея с мячом, перекрывая выход.

Нас начинают медленно оттеснять в глухой дворик, оттуда показывается парень лет двадцати, со странными белесыми бровями, в белой майке и синих, поношенных рейтузах с вытянутыми коленками и играя «мойкой» изрекает:

_Проходите, проходите …. Ну рассказывайте, как до такой жизни докатились.

_Что нужно?– сухо спрашивает Ганс.

_Ты мне не хами, а то быстро звезду Бонивура на лбу вырежу! Джинсы вижу тебе жмут, а мне мои, что то велики стали, давай меняться?– предлагает урод в трико.

_Мне цвет не нравится,– тянет время Ганс.

Я понимаю, что доказывать здесь что-либо бесполезно, любой довод всё равно сведётся к фразе «Ты кого козлом назвал?», всё уже заранее продумано и спланировано, кто завлекает, кто бьёт, и кто штаны снимает. Да и силы явно неравны, даже если удастся вырубить двоих, остальные не разбегутся, они уже почувствовали запах добычи и мало что их может остановить.

_Да что с ними разговаривать, Белый! …Ты чё застыл, снимай штаны, папа ещё купит!– ко мне подбегает качок, размахивая клюшкой.

Такой клюшкой удобно делать подсечку, захватывая ногу и лупить ребром по голове, мысленно я представляю, как лежу в рейтузах с пробитой головой, кровь сочиться за воротник рубашки и стекает по позвоночнику в трусы…

Подкатывает струя страха, сжимая горло, вспоминается Аркаша со своими тапками, но я знаю, без боя не сдамся, я уверен, такие джинсы больше не достану.

_Постойте ребята так дела не делаются, вы меня не знаете и даже не спросите кто, да зачем!– слышу незнакомый, с приблатнённой интонацией, голос Ганса.

_Ну и кто ты такой?– приставляя бритву к горлу, спрашивает белесый.

_Я племянник Кости Паровоза! Так что ты лезвие спрячь, я твою кличку знаю, да и рожа у тебя приметная, дяде несложно будет найти!

_Паровоз личность известная, а где он обитает, скажи ка мне, родственничек?– как будто издалека долетел до меня голос Белого, я почти уверен, что Ганс тянет время, и думаю только о том, как бы свалить качка и выхватить клюшку.

_В Уссурийске, – твердо заявляет Ганс, потом добавляет ещё пару терминов и предлагает:

_А джинсы забирай, все равно потом сам на карачках притащишь!

_Да ладно забудь, это я так …пошутил, дяде привет! – хлопая Ганса по плечу и складывая бритву, произносит белесый гопник.

_Пойдем, Слон.

Качок тупо моргнул глазами, махнул рукой, и вся компания также быстро как появилась, исчезла.

Мы вышли на улицу, купили ещё по мороженому, и двинулись дальше.

_Ты откуда про «Паровоза» узнал?

_Да слышал в пельменной разговор за соседним столиком, двое «синих», сплошь покрытые гравюрами, наливали водку в стаканы, и пили «за здоровье Кости Паровоза и чтоб вымерли все менты в Уссурийске».

Я подивился самообладанию Андрея и понял, как нам повезло, ведь могли без штанов остаться, о предполагаемых травмах даже мысли не возникало, вот потеря джинс это настоящая трагедия.

_Мне домашние тапочки, сразу вспомнились!

_Давай– ка к нему заглянем, поговорим, – задумчиво произнес Ганс и мы направились к Аркашиному дому.

Воспоминание 4. Картошка.

После первого курса железный закон – все на картошку.

Никакие справки не принимались, если дышишь и можешь ходить – значит надо помочь колхозникам, да особенно никто и не косил.

Всех погрузили в автобусы и привезли в деревню Меркушевка, окружённую тайгой и картофельными полями.

После небольшого ремонта, наш отряд расселили в бараках заброшенного пионерского лагеря, на окраине деревни.

Отряд – это 2 группы радиоаэрологов, состоявшие наполовину из ребят и девчат, группа метеорологов – одни девчонки и застенчивый очкарик Овсов, когда учителя входили в аудиторию, то они приветствовали класс: «Здравствуйте девочки …. и Саша!», все к нему относились доброжелательно и называли только по имени, его лошадиную фамилию, по-моему, никто и не помнил, и мы группа океанологов, как говорил Толя-Боря: «Океанологи – это космонавты морских глубин».

Не знаю как насчет космонавтов, но Бобер как только приехал, бросил вещи и тут же исчез в глубине зарослей конопли, да и наш рок ансамбль, Илья, Филин и Аркаша, любили улететь, накурившись дурман –травы, Филин почти сразу засыпал, но когда его будили, то утверждал, что не спит, а сочиняет песню, с закрытыми глазами, Аркаша рисовал какие-то нотные графики, верхняя октава – приход, нижняя – отход. А Илья пел романсы, которые исполнить в нормальном состоянии его невозможно было уговорить, мне нравился его проникновенный голос, как будто невидимая нить связывает тебя с великим прошлым страны.

Спали прямо на матрасах, с подушками без наволочек, в просторной комнате с двумя большими окнами, но дым не успевал уходить, в колхозе уже почти все начали курить , и хорошая сигарета ценилась дороже пачки печенья. Но если кто издавал шипящий звук и портил воздух, били подушками нещадно.

Наших девочек поселили у метеорологов и Ирина Павловская, староста группы, когда посещала нас, всегда удивлялась, как мы не задохнулись, от этой смеси анаши, табака и стоячих носков.

«Мы же космонавты»,– доносилось сквозь туман.

Ирина всегда была рада помочь, причем не банально дать списать задачу, а присаживалась рядом и спрашивала:

_Саша, что тебе непонятно? – а Бобру уже само условие задачи было непонятно, он скучал, слушая её, гладил по коленке. Она поднимала свои лучистые глаза:

_Как тебе не стыдно,…не отвлекайся,– и продолжала исправлять его спортивные мозги. Гена засыпал, под её голос, она ласково поправляя его растрёпанные волосы, спрашивала:

_Может тебе кофе?

В колхозе меня измучил ячмень на глазу, каким -то чудом она его заговорила и они у меня никогда больше не появлялись. А когда Илья, накурившись, перепутал окно с дверью, а все хохотали, видя это падение, Ирина так нежно и заботливо перевязала Илье ногу, что он готов был предложить ей руку и сердце, да и не только он.

Она только улыбалась и была недосягаема как Дева Мария.

Вторая девушка в нашей группе, Маргарита Кудрина, просто Марго – веселая, рыжеволосая, со спортивной фигурой, была как говорится «своим в доску парнем», она играла с нами в футбол, баскетбол, участвовала во всех соревнованиях, проводившихся в техникуме, с ней обо всем можно было поговорить, положив руку на плечо, она была открыта и честна, когда судья засуживал матч, Марго подходила и говорила об этом прямо в лицо, звонким и уверенным голосом, её вычёркивали из соревнований, объявляли выговоры на собраниях, издеваясь, называли «прапорщиком», но никогда она не обращалась за помощью к отцу, боевому генералу.

Если она приходила в наш барак, поговорить или поиграть на шелбаны в карты, то могла и уснуть у нас, но когда Бобёр схватился за её, будоражащую воображение, упругую, остроконечную грудь, она так дала ему поддых, что он сложился пополам и замер.

Марго испугалась и стала бегать вокруг него, причитая:

_Ой, что же делать, совсем не дышит!

_А ты дай пинка под зад, может, разогнётся и глотнёт воздуха!– хладнокровно посоветовал Аркаша.

Подъём начинался в восемь, медленно брели к умывальникам, потом садились завтракать. Метеоролог Саша как то сразу полюбил камбуз и выполнял функции повара, раздатчика и хлебореза, чистить картошку и помогать в уборке ему выделялся наряд из двух человек, который освобождался от работы в поле.