Когда мы покинули Кубу

Потом Ник уходит, как ушел накануне. Его широкоплечий длинноногий и длиннорукий силуэт грациозно удаляется.

Эдуардо протягивает мне бокал шампанского. Я беру хрустальную ножку дрожащими пальцами.

– Мне его почти жалко, – говорит Эдуардо.

Я смотрю Нику в спину, пока толпа не проглатывает его.

– Почему?

– Рано или поздно ты разобьешь ему сердце.

– Очень сомневаюсь.

Я бы скорее побоялась за свое сердце, если бы оно не было уже разбито.

Глава 4

Ник Престон уехал – говорят, в Вашингтон, наращивать политический капитал перед ноябрьскими выборами. Проходят недели. Без него светская жизнь Палм-Бич невыносимо скучна. Его симпатичная невеста осталась здесь, и время от времени я мельком пересекаюсь с ней в круговороте вечеринок, но мы не разговариваем. Ее пасет целый сонм Престонов и Дэвисов. Благодаря громкой фамилии она живет в более высокой социальной сфере, чем та, где обитаю я.

Однажды февральским днем Эдуардо объявляется у меня на пороге с букетом орхидей – это мои любимые цветы. Я качаю головой, на моих губах играет улыбка. Несмотря на стесненные обстоятельства, Эдуардо верен себе: стиль для него – это искусство.

– Поехали, прокатимся, – говорит он после того, как мы обмениваемся приветствиями.

Цветы, которые он принес, явно следует рассматривать как взятку, а не как романтический жест, но он глубоко заблуждается, если думает, что меня можно купить за пару орхидей. С другой стороны, те приключения, которые Эдуардо гарантирует мне своим появлением, привлекают меня больше, чем перспектива весь день просидеть на диване, листая вместе с Изабеллой модные журналы и слушая жалобы матери на наше безнадежное положение. На сплетни о моем танце с Ником Престоном она не обратила почти никакого внимания. Если даже она понимает, насколько он для меня недосягаем, значит, наши дела действительно плохи.

– Куда прокатимся? – спрашиваю я Эдуардо.

– К нашему общему другу, который изъявил желание с тобой встретиться. Твое предложение заинтересовало его, и он хочет обсудить некоторые вопросы.

После моего первого разговора с человеком из ЦРУ прошел целый месяц, и я уже не ждала ответа.

– Он согласился?

– Он явно заинтересован. Я пообещал ему, что ты с ним пообедаешь.

– А со мной посоветоваться не надо было?

– Я знал, как ты скучаешь и как жаждешь приключений. – Эдуардо открывает передо мной дверцу автомобиля. – Так ты едешь?

С цветами в руках я сажусь в машину.

* * *

Мы мчимся по шоссе, ветер треплет мне волосы. На мой вкус, сегодня холодновато. Американцы зимой съезжаются в Палм-Бич, чтобы погреться, и все-таки здесь не Куба с ее тропическим климатом. Я хочу попросить Эдуардо поднять верх кабриолета, но на очередном лихом повороте эта просьба застревает у меня в горле.

К вождению машины Эдуардо относится та же легко, как и ко всему остальному в жизни. Беззаботность – это одновременно и лучшая, и худшая его черта. Она может открыть море новых возможностей, но может и привести к трагической ошибке. Несколько лет назад я была к нему немного неравнодушна. Если учесть, какое место он занимал в тогдашнем круге моего общения, то мою влюбленность в него можно считать неизбежным этапом взросления. Будучи на три года старше, он казался мне умудренным опытом, а близость между нашими семьями давала ощущение комфорта и безопасности. Когда мы жили на Кубе, он всегда был поблизости и вошел в мои воспоминания так же прочно, как шум прибоя на набережной Малекон, смех сестер или голос брата.

Однажды в детстве, играя с Эдуардо во дворике нашего дома в Мирамаре, я украдкой его поцеловала и взяла с него клятву молчать. Какой шум бы поднялся, если бы об этом узнал Алехандро! Интересно, Эдуардо хоть помнит тот случай? Мои воспоминания смутные: кажется, это было ужасно давно и как будто даже не со мной.

– Где вы назначили встречу? – спрашиваю я, перекрикивая ветер и волны.

– В «Юпитере», в маленьком ресторанчике – ничего особенного. Он посчитал, так будет лучше, – кричит Эдуардо в ответ.

– Ты хорошо знаешь мистера Дуайера?

– Почти совсем не знаю, – признается Эдуардо, барабаня пальцами по рулю.

Маленький автомобиль поворачивает так круто, что у меня подводит живот. Быструю езду я вообще-то люблю, только не хочется завтра проснуться простуженной. Почему все то, что весело, бывает вредно для здоровья?

– И тем не менее ты ему доверяешь?

– Я бы так не сказал. Просто нам выбирать не приходится. Когда мы станем ему не нужны, он может нас выбросить, но пока наши интересы сходятся. Надеюсь, они будут сходиться еще достаточно долго и мы с тобой успеем получить от этой сделки то, чего хотим.

– А если не успеем?

– Не знаю. Придумаем что-нибудь еще.

– Например?

– Посмотрим.

– У нас теперь есть друг от друга какие-то секреты?

Эдуардо бросает на меня косой взгляд.

– Это ты мне скажи. О чем вы с сенатором Престоном разговаривали, пока танцевали?

Я отворачиваюсь и смотрю на море.

– Ни о чем интересном.

Эдуардо тихо усмехается.

– Почему-то я тебе не верю. Я видел, как он на тебя смотрел. Это не было «ни о чем».

– Мы говорили о погоде, о вечеринке, о том, какой выдался сезон.

– Ну конечно.

Дальше мы едем молча. Я разглядываю пейзажи. Переезжая из Палм-Бич на материк, попадаешь в другой мир. Приятно на какое-то время оказаться в недосягаемости для любопытных взглядов и смешков, а еще я несказанно рада отдохнуть от матери. С каждым днем нашего изгнания нарастают ее уныние и тревога, как будто стены нашего дома смыкаются. Думаю, она не согласилась бы уехать с Кубы, если бы знала, что это так надолго. Но и остаться мы не могли. Алехандро погиб, люди Фиделя схватили отца и грозились убить его тоже. Кто знает, что бы случилось с ним и со всеми нами, если бы мы не спаслись бегством?

Вот мы подъехали к ресторанчику. Эдуардо припарковал свой спортивный автомобиль на пыльной стоянке между «Олдсмобилем» и «Бьюиком». Других машин на парковке нет. Здание очень мало напоминает элегантные рестораны Палм-Бич. Вероятность, что меня здесь кто-то узнает, почти нулевая. Остатки моей репутации надежно защищены.

Эдуардо ведет меня ко входу и поддерживает, когда камешек попадает мне под каблук и я едва не падаю, подняв облако пыли.

– Здесь я тебя оставлю.

– Ты шутишь?