В плену равнодушного сердца

Если честно, он онемел, увидев ее, чего с ним никогда раньше не случалось. Джарек всегда знал, что сказать, особенно женщинам. Вот почему он не мог понять, с чего вдруг выпалил ей, что она красивая. В тот момент он напоминал подростка на первом свидании. Обычно Джарек держал себя в руках, и чем более безразлично он вел себя по отношению к женщинам, тем больший интерес вызывал с их стороны.

Он вспомнил большие, как у серны, глаза доктора Мейтленд и безмятежно прекрасное лицо. Джарек прозвал ее «ангелом», но в ее чувственных губах не было ничего ангельского, и ему очень хотелось прикоснуться к ним своими губами.

В другой раз – может быть, даже месяц назад – он воспринимал бы Холли как приятное развлечение и наверняка бы воспользовался тем, что ее тянуло к нему, несмотря на ее безуспешные попытки спрятать свои чувства.

Но письмо, которое Джарек получил три недели назад, поставило под сомнение все, что, как ему казалось, он знал о самом себе. Более того, оно заставило задуматься над тем… кто же такой Джарек Дворска?

Глава 2

Джарек смотрел в окно и любовался потрясающим видом заснеженных Альп.

Горный пейзаж приводил его в восторг, но в нем было что-то необъяснимо знакомое, что озадачивало его. С тех пор как приемные родители впервые взяли Джарека на горнолыжный курорт в Шамони, он чувствовал себя в горах как дома. Он не мог понять, откуда возникло это чувство, ведь первые девять лет своей жизни он провел в столице Боснии Сараево. У Джарека не осталось воспоминаний о родном доме, и он помнил только серое приютское здание, куда их с Элин поместили после смерти отца и матери.

Однажды он спросил у Лорны, почему, скользя по горным склонам, он испытывает такое чувство, словно делал это и раньше, до того, как его привезли в Англию. Джарек не мог понять, как так получилось, что он уже умел кататься, и ему даже не понадобилась помощь инструктора.

Лорна напомнила ему, что Сараево окружено со всех сторон горами, и предположила, что служащие детского дома могли возить детей на прогулку в горы, о чем Джарек просто забыл.

Но он считал такое предположение неправдоподобным.

Из своего раннего детства Джарек помнил только страх и голод, а еще регулярные побои от служащих детского дома. Джарек не мог с уверенностью сказать, чтобы их куда-нибудь вывозили из приюта, и все его воспоминания сводились к войне, которая вспыхнула в Боснии в девяностых годах, когда Сараево захватили сербские солдаты.

Он помнил залпы орудий и грохот взрывов, когда разбомбило детский лагерь рядом с приютом, где до этого играли дети. Джарек вместе с остальными прятался в сыром подвале. Иногда во время бомбежек служащие, те, что остались, а не сбежали или были убиты, мчались в подвал в такой спешке, что забывали о детях, оставленных наверху в своих кроватках.

Но Джарек отказывался бросать свою маленькую сестру и постоянно рисковал жизнью, поднимаясь наверх, чтобы отнести ее в подвал, где она могла находиться в безопасности. Когда началась война, Элин исполнился почти один год, и уже тогда она была невероятно хорошенькой. Когда богатая английская пара – Ральф и Лорна Сандерсон – решили взять в семью боснийскую сироту, они выбрали ангелоподобную девочку с золотистыми волосами. Но Элин пришла в такое отчаяние, когда ее попытались разлучить с братом, что Лорна настояла на том, чтобы забрать и Джарека тоже. Так дети были спасены из ада и продолжили свою жизнь в поместье Какмир-Холл в Суссексе.

На протяжении многих лет Джарек не задумывался над своим чувством родства с горами. Он старался вообще ни о чем не думать, потому что боялся, что его поглотит поселившийся в душе мрак. Но это чертово письмо от человека, который, по его словам, больше двадцати лет работал на королевскую семью Востова, открыло ящик Пандоры. И Джарек не нашел другого выхода, чтобы бороться с кошмарами, преследовавшими его с недавних пор, кроме как напиваться до потери сознания, чтобы, если повезет, забыться хотя бы на пару часов.

Он убедил себя, что письмо – фальшивка, и постарался забыть о нем. Но та статья в газете, где упоминалось о Востове, пробудила что-то глубоко похороненное в его памяти. Что-то немыслимое и невероятное. Джарек не хотел думать об этом и уж точно не собирался позволить доктору Мейтленд добраться до его самых сокровенных тайн, которым лучше всего оставаться нераскрытыми.

– Гюнтер, – обратился он к водителю, – как далеко отсюда до моего шале?

– Мы будем на месте минут через десять, сэр, – ответил Гюнтер на безукоризненном английском языке. – Через пару минут появится городок и горнолыжный курорт Арленвальд. Шале «Солин» находится на другом конце города, чуть выше в горах.

– В этом Арленвальде есть хорошие бары?

– Есть один, пользующийся популярностью у молодежи, которая любит выпить шнапса и полюбоваться танцующими девочками. Еще есть гостиница «Оберант». Кажется, у них там играет струнный квартет, пока гости наслаждаются послеобеденным чаем.

– Хм… Гюнтер, а вам больше нравится чай или шнапс?

– Я не большой любитель чая, сэр.

– Я тоже. Как насчет того, чтобы заехать в бар, где я мог бы угостить вас выпивкой?

– Доктор Мейтленд приказала отвезти вас прямо в шале, – неуверенно возразил Гюнтер.

Джарек расплылся в улыбке:

– А мы ей ничего не скажем.

– Что значит «его здесь нет»? – Холли удивленно смотрела на Карла, шеф-повара, который одновременно исполнял обязанности дворецкого шале «Солин». – Мистер Дворска выехал из клиники два часа назад. Я доехала сюда за двадцать минут.

Конечно, ее внедорожник больше подходил для поездок по горным дорогам, чем лимузин, но даже в таком случае у водителя последнего ушло бы не больше получаса на то, чтобы доставить Джарека в шикарное альпийское шале, в котором он должен был оставаться на время прохождения курса психотерапии.

– Как я понял, мистер Дворска пожелал осмотреть Арленвальд, – ответил Карл. – Гюнтер позвонил и сказал, что он оставил пациента в городе, потому что у него дела, а мистер Дворска намеревался преодолеть оставшуюся часть пути пешком.

– Я знаю, что Гюнтера ждала поездка в Зальцбург, но я думала, что он последует моим инструкциям и доставит пациента прямо сюда. Одному Богу известно, куда запропастился мистер Дворска. В городе нет ничего, кроме магазинов с лыжной экипировкой и гостиниц, а еще этого отвратительного бара, где официантки одеты в якобы австрийские национальные наряды. Но я очень сомневаюсь, что у традиционного дирндля имеется такое огромное декольте, как у платьишек, которые носят девочки в этом баре, – сухо заметила Холли.

Джарек наверняка пошел именно туда, ведь о его пристрастии к алкоголю только ленивый не писал. Холли следовало сопровождать его в шале, а она отправила его одного, потому что хотела разобраться со своими чувствами и понять, почему он – из всех мужчин – пробуждал в ней чувственность, о которой она даже не подозревала.

Может, все потому, что Джарек представлял собой альфа-самца, к которому тянулись все женщины без исключения. Но Холли считала себя образованной, интеллигентной женщиной двадцать первого века и не собиралась сдаваться на милость своих гормонов.

Она не могла отказаться от своего пациента, потому что тогда пришлось бы признаться, что ее влечет к нему, а это сразу же поставило бы крест на ее карьере.

К тому же сейчас, когда Холли забралась в свой внедорожник и направилась в город, она думала не о романтике, а о том, как сильно ей хотелось придушить этого Джарека.

Войдя в бар, она оказалась в шумной толпе отдыхающих. Колонки буквально разрывались от громкой рок-музыки, которая вибрировала в теле Холли и причиняла ей головную боль.

Холли беспомощно осмотрелась по сторонам. Народу было так много, что отыскать Джарека не представлялось возможным. Холли хотела развернуться и уйти, когда ее внимание привлекли две девушки, танцующие на столе в крошечных мини-юбках и обрезанных маечках.

Следуя своему инстинкту, она пересекла зал и испытала смешанные чувства облегчения и злости, увидев на одном из диванов Джарека. На его коленях сидела еще одна девушка, и, когда Холли заметила, как Джарек поглаживает обнаженное бедро своей приятельницы, она пришла в бешенство.

Похоже, он нашел темный уголок, чтобы заняться своими темными делишками.

Холли могла бы уйти и оставить его пить и развлекаться с белокурыми красотками, но ей не хотелось потом признаваться профессору Хеппелу, что она посыпалась на первом же задании.

Джарек заметил ее и теперь не обращал никакого внимания на окружающих его красоток. Холли сердито смотрела, как он наклонил голову и что-то прошептал девушке на ушко. Та захихикала, соскользнула с его колен и повернулась в сторону Холли. Другие две девушки спрыгнули со стола и, уходя, послали Джареку воздушные поцелуи, но он даже не посмотрел в их сторону.

– Вы должны были приехать в шале еще два часа назад. Похоже, мне придется присматривать за вами, чтобы уберечь вас от неприятностей.

– Вряд ли можно назвать неприятностями таких хорошеньких девушек, особенно Халфриду. Она спросила, уж не жена ли пришла за мной, чтобы устроить мне небольшую взбучку.

– Жаль, что она не спросила меня. Я бы сказала ей, что не вышла бы за вас замуж, будь вы даже единственным мужчиной на земле, – натянуто ответила Холли.

– Правда? Меня ведь считают выгодной партией. – Казалось, его развеселили ее слова. – А некоторые издания называют меня не иначе как «самым завидным холостяком Европы».

– Наверное, все потому, что вы миллионер.

Джарек громко захохотал, и в его взгляде промелькнуло восхищение.

– Холли, ваше имя подходит вашей колючей натуре[1 - Holly (англ.) – падуб остролистный, остролист. Вечнозеленое дерево с колючими листьями и несъедобными красными ягодами. Венок из ветвей остролиста – традиционное рождественское украшение. (Примеч. ред.)]. А вы бы вышли замуж из-за денег?

– Конечно нет. И я уже сказала вам, я не ищу себе мужа.

Его брови чуть сдвинулись вверх.

– Вы меня удивили. А я отнес вас к тому типу женщин, которые мечтают о коттедже с розами, браке с надежным парнем и парочке ребятишек.

Ее сердце болезненно сжалось, но она ослепительно улыбнулась: