Над прекрасной рощей морозника и вьющейся жимолости встает величавый беломраморный дворец, чьи изящные колонны и высокие башенки кажутся творением могущественных джиннов, а не слабых человеческих рук. Поднявшись по мраморным ступеням, вы через парадные двери попадаете в огромный зал с коринфскими колоннами белого мрамора. Посреди зала колоссальная статуя держит в каждой руке по хрустальной вазе, из которой бьют водяные струи; рассыпавшись мириадами алмазов и жемчугов, они падают в чашу чистого золота и уходят в отверстие, чтобы вновь забить в других частях парка искристыми фонтанами. От них берет начало множество ручейков, питающих реку, которая бежит в океан.
Дальний конец зала украшают апельсиновые деревья с золотыми плодами и благоуханными цветами, часто на одной ветке. Из зала вы попадаете в другой роскошный и просторный покой, где стены задрапированы малиновым бархатом, а под высоким куполом висит прекраснейшая люстра червонного золота с подвесками из чистого хрусталя. Два камина палевого итальянского мрамора стоят по противоположным его стенам; колонны у них рифленые, а их коринфские капители увиты золотыми венками. Отсюда можно пройти в комнату поменьше, но чрезвычайно изысканную, с маленькими колоннами белого мрамора; диваны здесь обтянуты голубым бархатом, расшитым серебряными цветами.
А теперь от великолепных залов и роскошных гостиных я должна перейти к описанию сцен совершенно иного рода. В зале с фонтаном, за статуей, есть маленькая дверца, скрытая портьерой белого шелка. Она открывается в каморку с огромной железной дверью в дальней стене. Дверь эта ведет в длинный темный коридор, заканчивающийся лестницей в подземную темницу, которую я сейчас опишу.
Это огромное сводчатое помещение; асфальтовая лампа озаряет тусклым мертвенным светом лишь малую его часть – все остальное покрыто тьмой и мраком. Посредине четыре столпа черного мрамора поддерживают плиту из того же камня. В дальнем конце высится железный трон. В разных частях темницы можно видеть орудия пыток, ибо здесь неправеднейшие из судей вершат расправу над мерзкими босяками: К. Н. и его шайкой, С., Т. О. Д. и остальными. Отсюда есть двери в камеры, предоставленные в личное безраздельное пользование Хэлу Штукарю, босякам и непослушным школьникам. Камеры эти темные, сводчатые и расположены так глубоко под землей, что сколько ни кричи – наверху не услышат; самые жестокие истязания могли бы твориться здесь безнаказанно, не будь ключи от темницы у меня, а от камер – у Эмили, а железные двери нельзя ни выломать, ни открыть другими ключами, кроме наших.
Дети, живущие в этом великолепном дворце, все сплошь из знатнейших родов королевства; исключение делается только для таких, как Джонни Локкарт. Управляет школой под нашим началом герцог Веллингтон, но должность эта чисто номинальная и почетная, потому что на нашу просьбу стать директором его светлость ответил следующим письмом:
Маленькие король и королевы (таковы наши титулы), сожалею, что деятельность военного и политика не позволяет мне взять на себя попечение о сотнях, не говоря уже о тысячах детей, если должность эта не будет чисто номинальной и мне не предоставят несколько десятков заместителей.
С каковой просьбой остаюсь вашим покорным подданным,
В.
Просьба его светлости была удовлетворена.
За порядком среди детей и за их прогулками надзирают маркиз Доуро и лорд Чарлз Уэлсли. Правила у этих воспитателей своеобразные: они водят подопечных в самые дикие и опасные части острова, прыгают по скалам, через пропасти и расселины и нимало не заботятся, идут школьники за ними или отстали, так что после каждой прогулки недосчитываются десятка питомцев – их находят через несколько дней в канавах и зеленых изгородях с поломанными ногами и разбитыми головами, так что сэру А. Хьюму, сэру Э. Куперу и сэру Г. Хэлфорду предоставляется отличная возможность продемонстрировать различные методы вправления костей и трепанации черепа.
Обязанность колотить детей за дурное поведение возложена на полковника О’Шонесси и его племянника Фогарти, что те и делают очень толково и старательно по поводу и без повода. Я забыла упомянуть, что у Брэнуэлла есть черная дубинка, которой он иногда лупит школьников, да еще как! На этом про детей пока все.
Еще среди наших островитян есть Бейнсы: три брата Т., Э. и Т., известные также под именами Толтол, Неднед (или иногда Крысн) и Томтом. Это самая шкодливая троица на свете. Тол примерно два фута от земли, Нед вполовину ниже брата, а рост Тома составляет три четверти от роста Неда. Тол носит адвокатскую мантию и большой парик до пят, в который закутывается целиком; Крысн щеголяет в куске дерюги, который подвязывает веревкой на шее и на ногах, так что торчат как будто уши и хвост; Том одет репортером.
С год назад, когда мы гуляли в одном из лесов великолепного поместья Стретфилдси[8 - Стретфилдси – гемпширское поместье герцога Веллингтона.], у нас за спиной вдруг раздался тоненький голосок:
– Сегодня бушевала буря, теперь же лазурный небосвод сокрыт за темными тучами, и мрак озаряют лишь вспышки молний, подобные слову «месть» средь черных клубов ненависти, затмивших светлую зарю вигов! И я избран стать их мстителем! Да, эта рука (тут из листвы высунулась ручка чуть больше дюйма длиной) изольет возмездие вигов на главу сурового герцога, в чьих владениях я сейчас нахожусь. Я заставлю жестоковыйного гордеца склониться во прах! Да здравствует народовластие!
Зашуршав травой, которая была выше его макушки, злобное существо устремилось к воротам парка, однако здесь его ждала неодолимая преграда: привратником был старый солдат, прошедший с герцогом все войны и все сражения. Если бы он увидел Неда, то принял бы за крысу и поступил соответственно. Нед обернулся и, увидев нас, сказал:
– Маленькие королевы, вы откроете мне ворота?
Нам было интересно, чем закончится приключение, поэтому мы взяли Крысна и перебросили через высокую парковую стену, а затем постучали.
Маленькая королева:
– Пожалуйста, Ординарец, впусти нас.
Ординарец:
– Я должен прежде узнать, кто вы.
Маленькая королева:
– Мы маленькие королевы.
Ординарец:
– Так это вы? Тогда заходите.
С этими словами он распахнул ворота, и мы вошли. Крысн стремглав припустил в парк и едва избежал смерти под копытами гуляющего оленя. Впрочем, теперь перед ним была новая преграда: река, неспешно змеящаяся через парк. Крысн замер, вертя головой. За ним был высокий холм, покрытый густым лесом, откуда он только что вышел. Средь темно-зеленой листвы колыхались ветви пурпурных буков и покачивались кроны белого тополя. Вправо и влево тянулся великолепный парк, за которым лежали пространные угодья славного герцога, впереди высилась роскошная усадьба Стретфилдси, а прямо под ногами текла река. На противоположном берегу олень, склонив величавые рога, пил чистую воду из медленно катящегося потока. Соловей в ветвях молодого дуба у самой реки как раз обратил первые трели к молодой луне, бледным серебристым серпом встающей на востоке. Садящееся солнце заливало округу своим дивным сиянием, превращая все в расплавленное золото.
Казалось, будто Крысна тронула представшая ему восхитительная картина. Некоторое время он стоял неподвижно, затем встрепенулся и с криком: «Не робей, Крысн!» – прыгнул в реку. Переплыв ее, он выбрался на противоположный берег и с немыслимой быстротой пробежал через парк в дом, мигом одолел вестибюль, галерею, лестницу и оказался в герцогской библиотеке. Здесь никого не было, а на столе стояла чашка с водой. Крысн всыпал в нее что-то, от чего цвет воды не изменился, потом спрыгнул на пол и, подбежав к лежащей на ковре книге, спрятался за ней.
Тут в галерее послышался звук шагов. Дверь отворилась. Вошел высокий человек с видом и осанкой полководца, а следом второй – тоже высокий, но притом чрезвычайно дородный. Первый был герцог Веллингтон, второй – сэр Александр Хьюм. Герцог взял с полки книгу, сел, после чего между ним и доктором произошел следующий разговор:
Веллингтон:
– Хьюм, что вы думаете об «Истории Наполеона» Вальтера Скотта?
Хьюм:
– Желает ли ваша светлость, чтобы я принял в рассуждение, что сочинитель – штафирка?
Веллингтон:
– Да.
Хьюм:
– Что ж, я считаю, что для штафирки он пишет исключительно хорошо.
Веллингтон:
– Так вы полагаете, в этой книге есть что-то дельное?
Хьюм:
– В ней много дельного, милорд.
Веллингтон:
– Это очень высокая оценка.
Хьюм:
– Вы считаете, что я чрезмерно ее хвалю?
Веллингтон:
– О нет.
Хьюм:
– Мне бы не хотелось излишне хвалить штафирку.
Следующие полчаса прошли в молчании, однако герцог так и не притронулся к воде. Крысн начал терять терпение и уже опасался за успех своего предприятия. Наконец герцог взял чашку и выпил ее до дна. Крысн еле сдержался, чтобы не завопить от радости. В эту самую минуту Хьюм произнес:
– Я всегда придерживался убеждения, что пить холодную воду неполезно.