Одна-одинешенька

Судьба, однако, готовила Шарлотте еще бо?льшие испытания. Незадолго до публичного экзамена она получила от матери письмо с ужасным известием: ее мужа обманули, рудники оказались никуда не годными, и их дела шли прескверно, так что отчим отказывался платить за падчерицу. Поэтому Шарлотта отныне должна была сама заботиться о себе. При этом мать не выражала ни малейшего сожаления, не давала дочери никаких советов, по обыкновению, сетуя только на свою горькую судьбу. В письмо было вложено немного денег.

Лишенная всякой поддержки, не зная, к кому обратиться за помощью, Шарлотта сначала пришла в отчаяние. Что делать?.. Но, поразмыслив хорошенько о своем положении, девушка решила обратиться к хозяйке пансиона с просьбой позволить ей остаться в учебном заведении до окончания экзаменов, пообещав, что, когда найдет работу, заплатит за это время. Трудно было Шарлотте при ее гордости просить, как милости, чтобы ее не выгоняли на улицу. Но ничего не поделаешь – другого выхода у нее не было! Кроме того, Шарлотта была уверена, что миссис Ватсон, которая всегда хорошо относилась к ней, не откажет в помощи. Бедной, неопытной девушке все люди казались такими же великодушными и доброжелательными, как она сама.

Но ее надежды не оправдались: содержательница пансиона, которой и без того не было заплачено за две трети года, осы?пала девушку упреками:

– Ах, милая моя, да можно ли было бы содержать учебное заведение, если бы все родители поступали так же, как ваши?! И как часто нас обманывают!.. Но, слава Богу, на свете все-таки есть еще честные, порядочные люди!

Шарлотта была вне себя от негодования:

– Но ведь мама потом, наверное, все возместит вам! Ведь она же не виновата в том, что ее мужу не заплатили того, что обещали!

Миссис Ватсон пожала плечами.

– Ваша мать и раньше не очень-то заботилась о вас, а теперь, как видно, хочет совсем бросить на произвол судьбы!

Шарлотте пришлось прикусить язык; она не ожидала, что ей придется выслушать столько обидных слов!

По совету содержательницы пансиона она обратилась в бюро для найма гувернанток. Девушке казалось, что она без труда сможет получить хорошее место в порядочном семействе. В самом деле, она обладала большими музыкальными способностями, отлично играла и разбирала с листа даже самые трудные вещи Вагнера и Баха; кроме того, прекрасно знала английский язык, так как в детстве пробыла целый год в одном английском пансионе в окрестностях Лондона.

Но, как всегда, одни знания сами по себе мало значат, если нет протекции, а у Шарлотты ее как раз не было. Старший брат, к которому она в отчаянии обратилась за помощью, ответил ей по обыкновению сухим, коротеньким письмецом, говоря, что он положительно ничего не может для нее сделать. Бедный юноша, которому самому мало везло в жизни, сделался черствым и озлобленным.

Как назло, из-за своей молодости и красоты Шарлотта никак не могла получить места, а содержательница пансиона между тем просто выгоняла ее на улицу. Поэтому можно себе представить, с какой радостью ухватилась молодая девушка за предложение остаться в своем пансионе и давать уроки музыки, причем непременным условием было не отказываться ни от какого другого дела, даже не имевшего отношения к музыке. За это молодой девушке предлагали тридцать франков в месяц с обещанием прибавки жалованья, если ею будут довольны. Но содержательнице учебного заведения, как оказалось, угодить было невозможно.

Глава 3

Ужасное известие

До завтрака Шарлотта давала двенадцать уроков музыки – с каждой ученицей она ежедневно должна была заниматься по полчаса. Миссис Ватсон требовала, чтобы она каждый день занималась непременно со всеми девочками, так как скупой англичанке все казалось, что она платит Шарлотте слишком много.

Однажды, когда девушка только что окончила заниматься со своей последней ученицей, бездарной Луизой Важенман, в комнату неожиданно вошла горничная Флора.

Эта служанка почти постоянно была пьяна. Благодаря этому она не испытывала тоски по родине, одна справлялась с таким объемом работы, для которого, по-настоящему, следовало бы держать трех прислуг, и, наконец, ей удавалось преодолевать те трудности, с которыми всякий раз было сопряжено получение жалованья. Но вино действовало на нее не всегда одинаково: иногда, напившись, она становилась веселой, иногда же, наоборот, ее посещало мрачное настроение. Будучи в веселом расположении духа, она, проворно убирая комнаты, во все горло распевала или английский народный гимн, или разные не совсем приличные песни. Заслышав это пение, миссис Ватсон прибегала с вытаращенными от ужаса глазами и начинала останавливать ее:

– Перестаньте, Флора!.. Как вам не стыдно!

Если же та не унималась, миссис Ватсон призывала на помощь трех своих дочерей: Нелли, Китти и Фанни, худых, неуклюжих девушек, высоких и сильных, как мужчины. Они втроем хватали Флору и запирали ее в дровяном сарае, где держали до тех пор, пока она не успокаивалась. Будучи же в худом расположении духа, Флора, держа в одной руке половую щетку, а в другой – метелку и пыльную тряпку, усаживалась где-нибудь наверху, на лестнице, и начинала плакать, громко причитая охрипшим голосом:

– Где это видано?! Такая молодая барышня!.. Такая молодая барышня!..

Никто не знал, о ком она так сокрушалась; может быть, впрочем, это относилось к ней самой.

К Шарлотте Жербье Флора испытывала большую симпатию. Разговаривая с девушкой, она пыталась придать своему грубому голосу ласковый тон и, более сердечная, чем ее хозяйка, старалась по возможности оказать Шарлотте как можно больше внимания.

Иногда Флора останавливалась перед девушкой и подолгу пристально смотрела на нее, грустно покачивая головой и приговаривая по-английски:

– Как мне вас жаль!.. Как жаль!..

Часто она оказывала Шарлотте различные мелкие услуги, за которые та всегда, сколько могла, платила ей, хотя, сама получая гроши, платила, конечно, немного.

И вот теперь, остановившись на пороге комнаты, Флора некоторое время молча смотрела, как молодая девушка, прежде чем спуститься вниз к завтраку, причесывала свои роскошные белокурые волосы, едва справляясь с ними окоченевшими от холода руками, и затем, качая по обыкновению головой, сказала:

– Милая барышня, старая ведьма вас зовет!

Так Флора называла хозяйку пансиона. Напрасно Шарлотта несколько раз просила прислугу выражаться более почтительно. Однажды девушка даже не выдержала и рассердилась на нее:

– Флора, я вам не буду отвечать, если вы будете называть так миссис Ватсон!

Флора насмешливо улыбнулась и расхохоталась, показав при этом свои беззубые десны.

– Слушаю-с, мисс!.. Так я буду ее называть доброй феей!

Шарлотте волей-неволей пришлось замолчать, так как разговаривать с Флорой было невозможно: последнее слово всегда оставалось за ней. Даже сама миссис Ватсон и та спешила уйти и благоразумно запереться в своей комнате, когда Флора, бывало, начинала грубо, угрожая даже полицией, требовать своего жалованья, которого она будто бы только и ждала, чтобы уехать к себе, в свою милую Англию.

Когда Шарлотта услышала, что ее зовет к себе содержательница пансиона, на лице девушки, посиневшем от холода, с черными кругами под глазами от усталости, выразилось крайнее удивление.

– Вы не знаете, Флора, что ей нужно? Зачем она зовет меня? – обратилась молодая девушка к прислуге.

Флора с сожалением посмотрела на нее.

– Уж, конечно, не за тем, чтобы сказать вам что-нибудь приятное! – вздохнув, ответила она. – Добрых слов от нее не дождешься, барышня! – и Флора презрительно засмеялась.

– Сейчас, сейчас! Скажите, Флора, что я иду вслед за вами! – поспешила сказать девушка.

Подойдя к комнате содержательницы пансиона, Шарлотта с замиранием сердца постучала в дверь. Она всякий раз переступала порог этой комнаты с некоторым трепетом, так как миссис Ватсон всегда внушала ей необъяснимый ужас. Полагая, что только строгостью и можно поддерживать свой авторитет, англичанка была со всеми крайне неприветлива и сурова. Немудрено поэтому, что не только ученицы, но даже и учительницы испытывали некоторый страх, когда их звала к себе «сама».

На стук Шарлотты из кабинета послышался голос миссис Ватсон:

– Войдите!

Молодая девушка тихо, нерешительно отворила дверь и вошла. Содержательница пансиона сидела в кресле у камина, в котором ярко пылал огонь. Очевидно, по отношению к себе она придерживалась других правил и не приучала себя к холоду, как своих воспитанниц. В руках у нее было письмо.

На поклон Шарлотты она сухо, сквозь зубы произнесла «здравствуйте» и знаком пригласила молодую девушку сесть против себя по другую сторону камина.

Миссис Ватсон обладала далеко не располагающей к себе наружностью: ее желтое, все в морщинах лицо с седыми волосами и нависшей над бровями челкой, тонкие губы и маленькие косые хитрые глаза производили крайне неприятное, даже отталкивающее впечатление.

– Я должна сообщить вам, милая моя, очень неприятное известие! – сказала она.

Другая на месте миссис Ватсон сжалилась бы над молодой девушкой, которая при этих словах побледнела как полотно, сказала бы ей что-нибудь приятное и постаралась бы исподволь подготовить ее к ужасному известию. Но этой черствой женщине незнакомо было чувство жалости; собственные несчастья не только не сделали ее более сострадательной к другим, но и, наоборот, озлобили. Единственно кого, по мнению миссис Ватсон, можно было пожалеть, так это только ее, некогда богатую, избалованную леди, вынужденную на старости лет, чтобы прокормиться, держать пансион для девиц. Но все-таки теперь при взгляде на Шарлотту миссис Ватсон стало жаль ее, и, не решаясь сказать несчастной девушке сразу всей правды, содержательница пансиона сухо прибавила:

– Приготовьтесь услышать очень печальную весть!..

– Пожалуйста, скажите скорее, в чем дело! – умоляющим тоном обратилась к ней Шарлотта.

Какое еще несчастье могло ожидать ее, и так всеми покинутую? Не хочет ли миссис Ватсон отказать ей в месте и лишить ее таким образом и тех грошей, которые девушка зарабатывала с таким трудом? Не случилось ли чего-нибудь с братом… с матерью, с которыми она так мечтала увидеться? Господи, да что же такое могло случиться? И так уж, кажется, ей пришлось немало перенести на своем веку!..

Миссис Ватсон поспешила избавить ее от неизвестности.

– Я только что получила письмо от нотариуса, который заведует делами ваших родителей, – сказала она. – Он просит меня сообщить вам, что ваша мать и отчим умерли от желтой лихорадки, через два дня один после другого.