Российская провинция глазами очевидца. Мордовия в газетных публикациях 1976—1988 гг.

– Однажды рассердился злой дух на литовцев, схватил четверых, сунул в мешок и понес к морю – топить. Шел-шел, притомился и присел отдохнуть. А тут мешок возьми и развяжись.

Почувствовав свободу, вылез из мешка первый литовец и, не оглядываясь, помчался домой. Выбрался второй, видит – никто за ним не гонится и спрятался в кустах – интересно, что же дальше будет? Выбрался из мешка третий литовец, не спеша отряхнулся, а бежать и не думает.

– Ты чего ждешь? – удивился проснувшийся дух.

– Добро жалко, – отвечает литовец, – вот четвертый вылезет, мешок себе заберу – пригодится в хозяйстве.

Тут уж и духу стало интересно. Ждет он, когда последний вылезет, а тот и не думает вылезать.

– А ну выходи! – потерял терпение дух.

– А вот и не вылезу, – упрямо отвечает литовец, – ты меня сюда засунул – ты и вытаскивай…

Конечно, все это всего лишь занятная побасенка, но она четко подметила черты литовского характера.

Вчера неожиданно я попал на семейное торжество Герасимовых. Судя по чистому, без малейшего акцента, русскому произношению, я сначала посчитал моих знакомых русскими по национальности. Но Людвига Феликсовна, женщина лет 50 – глава семьи – улыбаясь, объявила:

– О, вы ошибаетесь! Наша семья – целый интернационал. Я – полячка, мой муж – русский, зять – литовец… Так что в жилах моих внуков течет настоящая интернациональная кровь. И каждый из нас может говорить и на польском, и на русском, и на литовском языках. А кроме того, молодые изучали в школе и институтах английский и немецкий языки.

Я вспомнил, что не так давно в течение целого года изучал в университете польский язык.

– Ага! – воскликнула младшая дочь Ядвиги Феликсовны, девушка с поэтическим именем Гения, – сейчас мы вас испытаем!

…Прошло два часа, и мне уже стало казаться, что я давно знаком с этой милой, дружной семьей.

Сегодня у верующих-католиков большой религиозный праздник. Я.Ф. собирается в костел. Вчера по этому поводу у нас разгорелся целый диспут: я с жаром доказывал, что материя первична, а бога нет, и что, вообще, религия – опиум для народа. Ядвига Феликсовна то спорила со мной, то соглашалась: я подозреваю, что она и не верит в бога.

– Конечно, – повторяет она, – судьба человека в его руках. Все, что мы сделали, что построили, наша жизнь… нет, не молитвами все это создано, а нашим потом, нашим трудом.

– А как же… – начал я.

– Ты хочешь спросить меня, почему я продолжаю ходить в костел? – догадалась Я.Ф.– Не знаю. Может быть, по привычке?

…Это было вчера. Я сегодня я прощаюсь с Я.Ф., прощаюсь со своими новыми друзьями.

Впереди – Белоруссия.

ПО ГОРНЫМ ДОРОГАМ

Высоко над дорогой развернут транспарант «До Тбилиси – 35 км.». По сторонам автострады тянутся бесконечные сады и виноградники.

– Стой! – неожиданно на шоссе выскакивает высокий широкоплечий грузин.– Послушай, генацвале, откушай с нами…

Я замечаю невдалеке от дороги несколько рефрижераторов, а рядом – водителей, устроившихся на обед. На траве расстелена скатерть, на ней термосы, половинка огромного арбуза.

Мне не удается отговориться, и вот я в веселой компании.

Невысокий пожилой грузин с большим животом – точно такой, каким мы представляем себе грузин по кинокомедиям – долго вглядывается в мой велосипед и спрашивает:

– Скажи, генацвале, откуда едешь, куда едешь, где был? Расскажи, пожалуйста.

– Послушай, дай ему покушать! – взрываются другие водители.

– Нет, почему же, – улыбаюсь я.– С удовольствием расскажу вам, где был…

И я рассказываю… Вспоминаю синие озера и дремучие леса Белоруссии, бескрайние степи Украины, златоглавый Киев, вспоминаю гостеприимный молдаван, угощавших меня своим знаменитым вином.

– О! – восклицают чуть ли не хором мои слушатели.– Ты, дорогой, еще не пробовал грузинского вина!

– Почему не пробовал, – лукаво улыбаюсь я, – пробовал.

– Ну… – нетерпеливо смотрят на меня водители.

Я молча показываю большой палец.

Всеобщее ликование. Старик-грузин хлопает меня по плечу.

– Дорогой, поехали ко мне в гости. Я угощу тебя настоящим вином – горячим, как кровь, чистым, как девичья слеза. Поехали, с семьей своей познакомлю. Как сын мне будешь.

Я отказываюсь, старик же искренне огорчается.

– Я когда-нибудь приеду к вам, – говорю я, прижав руку к сердцу, – но не сейчас. За 60 дней я должен объехать всю страну.

Через полчаса я прощаюсь с ними, а на Военно-Грузинской дороге, почти у самого Тбилиси, сигналя, меня обгоняют три рефрижератора. Из кабин выглядывают знакомые лица.

ТАНЕЦ НА ПАРОМЕ

Медленно вставало утро над Каспийским морем. Внизу гудят двигатели парома «Азербайджан». Сегодня море удивительно спокойно – мне говорили, что чуть ли не ежедневно здесь бушуют штормы.

Чуть свет, а я уже на ногах. Вчера почти до полуночи продолжался конкурс танцев.

Дело было так. Вечером, когда в Бакинском порту началась погрузка на паром, я разместил свой велосипед на верхней палубе и начал знакомиться с пассажирами.

Спорили два туркмена – молодой, мой ровесник, и старик лет 90, в высокой бараньей шапке. Парень ездил в Баку к своему другу-азербайджанцу. А старик возвращался со свадьбы – его внучка вышла замуж за археолога из Кировобада. Год назад этот археолог работал в Туркмении и там познакомился со своей будущей женой.

Спутники старика уже дремали, а он, неугомонный, бродил по парому, рассказывая о своей дочери, о ее муже, о своей новой родне. Теперь он спорил с юношей.

– Старость? 90 лет – разве старость? Теперь только и жить. Да я еще и сейчас тебя переплясать могу!

Молодой туркмен не мог сдержать улыбки.

– Не веришь? – распалялся старец.– Плясать – не гранат есть, тут опыт нужен. Вот ты, путешественник, – обратился он ко мне, – ты много ездил, много видел, скажи – прав я или не прав.

На своем пути я не раз бывал на торжествах и празднествах, а однажды был даже приглашен на свадьбу. В Абхазии уже много лет существует ансамбль, самому младшему члену которого не меньше, чем этому почтенному туркмену. А в Армении, в Ереване, я слушал концерт маленьких артистов, которые годятся им не то что в правнуки, а в праправнуки! Но в артистизме, в искусстве исполнения они ни в чем не уступали своим прадедам.

Мои слова не убедили старика-туркмена. Он вскочил на ноги, натянул покрепче свою высокую шапку и принялся отплясывать. Вскоре вокруг нас собралась толпа, подбадривающая, аплодирующая. Когда же старик, усталый, но веселый, остановился, кинулся в пляс молодой туркмен.

– А у нас танцуют не так! – вдруг сказал солидный узбек в расписанной тюбетейке. Проснулись дремавшие пассажиры, потянулись вверх люди с нижней палубы. Туркмены, азербайджанцы, узбеки – каких только танцев я не видел! Танцоры, завязавшие спор, взяли меня за руки и вовлекли в общий круг…