Танцы под луной

Года пронеслись как породистый скакун. Ронону де Антуру стукнуло тридцать пять. Он стал безмерно богат и влиятелен, а акры кукурузных полей с каждым годом приносили ему все больше прибыли. Теперь Ронон владел всей кукурузой в государстве. Из нее готовили все, что шло на стол белому человеку: муку, масло, хлеб и сам початок.

У Ронона было все, о чем только можно мечтать. Отменное здоровье, нескончаемые богатства, привлекательная внешность, круг единомышленников и дело всей его жизни. Он не торопился связать себя узами брака. По правде, он терпеть не мог все то, что его ограничивало, а наличие жены казалось ему тяжелой обузой. Но даже будучи черствым и холодным человеком, господин де Антур все же понимал, что ему нужен наследник.

Уже несколько дней он обдумывал это и даже во всех деталях представлял, как сам лично будет учить сына тонкостям управления кукурузным делом, своей громадиной. Но это только когда малыш подрастет, а пока он маленький, Ронон будет передавать ему опыт попроще. Например, как лучше отхлестать неугодного раба, или куда колоть быка, чтобы из него как можно скорее вытекла вся кровь.

Вымотанный поездкой на Бабадык, но счастливый, Ронон уснул сразу, как добрался до своей постели. Ему снился тревожный сон о младенце, брошенном матерью. Мальчик исходил кровью и, теряя последние силы, еле слышно кряхтел. Во сне молодой господин держал кулек с ребенком на коленях. Медленно покачивал его из стороны в сторону и пел колыбельную песню, которую в детстве слышал от своей няни. Ронон пытался его успокоить и согреть собственным теплом, но у него ничего не выходило. Младенец умирал. Жизнь вытекала из него, как молоко из разбитого кувшина.

Ронон почувствовал леденящий холод в ладонях перед тем, как проснулся. Форточка оказалась открытой нараспашку. Из нее злыми порывами врывался северный ветер – первые отголоски наступающей осени. Легкая занавесь поднималась над лицом господина, а стекло в раме тревожно дребезжало. Мужчина вскочил с кровати как ошпаренный и в гневе закричал:

– Пона! Пона, черт тебя дери, где ты!? По – на!

Так звали его наложницу с легким телом и мягким лицом. Она готовила для господина, убиралась в особняке, а иногда, когда он хотел, согревала его по ночам. Два года назад Ронон выменял её всего на одни мешок с початками кукурузы. Ее бывший владелец был то ли слеп, то ли глуп. А может, и то и другое вместе. Сначала Ронон хотел отправить Пону на работы в поле вместе с другими рабынями, но почти сразу передумал. Она привлекала его физически, а это удавалось далеко не каждой женщине.

– Ронон? – Отозвалась она, как только влетела в его комнату. – Что стряслось, почему ты не спишь?

– Ты оставила форточку! – Прорычал он. – Теперь мне придется тебя наказать.

– Умоляю тебя! Прошу прости меня, господин, прошу! – Лепетала наложница, закрывая форточку и затворяя шторы. – Этого больше не повторится, никогда, слышишь, Ронон? Никогда.

Пона упала перед ним на колени, опрокинула лицо в ладони и заплакала. Она видела как он зол сейчас и точно знала, что с ней будет теперь. Сама виновата, такая глупая и ленивая, не зашла вчера к нему, чтобы проверить всё ли в комнате в порядке.

Ронон поднял ее с пола также легко как половую тряпку и бросил на еще теплую постель. Пона упала на живот. Мысли о насилии возбуждали, сердце начинало биться с бешенной скоростью, кровь ударяла в виски. Молодой господин рывком стянул плеть со стены и хлестнул Пону по спине. Она простонала. Женский крик взбудоражил. Он дернул ее платье вверх и опустил плеть на голый зад. По темной коже прошлась ярко-красная косая черта. Он ударил девушку еще несколько раз и отшвырнул плеть в дальний угол комнаты.

Пона дрожала, но старалась больше не рыдать. Она глотала свои всхлипы и слезы, потому что хорошо знала, что хозяин это ненавидит. Со спины на её узкие бедра стекал тонкий ручеек крови перемешанной с потом. Ронон не знал, что из этого заводит его сильнее. Её кровь и слезы или его личная неприкосновенность и безнаказанность. Он подошел к девушке, одеялом растер по спине следы крови, поцеловал под лопаткой и грубо вошел. Она еще не была готова, но он даже не думал тормозить. Его тело нагрелось до предела, единственное чего он хотел сейчас, это быстрой и жесткой разрядки.

– Тебе хорошо со мной Пона? – Проревел он, задыхаясь от возбуждения.

– Хорошо, господин, мне очень хорошо с тобой! – Выдохнула женщина. Когда-то это было правдой. Раньше она гордилась тем, что кукурузный король выбрал именно её. Но он был так не осторожен с ней все эти годы. Ей пришлось вынести тонны унижения и боли, и теперь Пона чувствовала себя еще более черной и грязной, чем до встречи с господином.

– Тогда улыбайся, черномазая обезьяна, почему ты такая грустная? Где твоя улыбка, Пона?

Женщина широко улыбнулась, оголяя белоснежные зубы. Он сжал ее челюсть и положил несколько пальцев ей в рот. Она обхватила его кисть и стала посасывать, будто младенец соску.

– Вот так. Да-аа! – прохрипел он.

Когда все закончилось, Ронон откинул от себя любовницу и отвернулся. Ее черная кожа это уродство, он испытывал только отвращение к ней и всем остальным рабам. Не медля и секунды здесь, он оделся и покинул комнату. К его возвращению Пона перестелет кровать, от ее присутствия тут не должно остаться и следа.

Когда Ронон закончил воспитывать свою наложницу, было еще только четыре утра, но он больше не мог заснуть. Мысли о том сне про младенца пугали. Ронон боялся даже предположить, какое толкование может иметь этот странный сон. Смерть ведь не может присниться к чему-то хорошему? Впрочем, это лучше узнать у ясновидящей Янгир.

Оставшись наедине с собой, наложница опустила руку между ног, потом нехотя углубила пальцы в промежность. Там было полно его семени, он снова это сделал. Ему совершенно плевать на количество детей, которых ей пришлось убить еще до рождения. Последний выворот был той зимой, она больше этого не вынесет. Если у нее завяжется новый плод, бог свидетель, она перережет господину глотку. Она будет плясать и смеяться, наблюдая, как кровь рывками вываливается из его шеи.

Пона сжала трясущиеся челюсти и поклялась себе, что точно это сделает, она устала от его угроз. Женщина приподнялась на локти и посмотрела на дверь. Ей показалось, что она уже слышит его крик, разрывающий воздух в клочья. «Избавься от ребенка, Пона, или я избавлюсь от тебя! Он может родиться черным, а я никогда не переживу такого позора! Убей этого ублюдка как можно скорее!».

2

Миранда открыла глаза. Солнце только начинало выползать из-за линии кукурузного поля, но уже успело раскидать по бараку белые полоски. Она как могла, прогладила волосы пальцами, выуживая прутики соломы. Мери бесшумно спала рядом, а остальные женщины уже собирались в колонну. Значит, проспала. Она подошла к корыту с темной водой, наклонилась над ним и замерла на мгновение. Когда вода неподвижна, можно хорошо рассмотреть черты своего лица. У Миранды были маленькие карие глаза, высокий лоб, широкие приподнятые скулы и прямой аккуратный нос. Это черты аристократа, однажды сказала ей молочная мать. Тут не было зеркал, но и без них было понятно, что цвет ее кожи белый. Ну, вообще-то он всегда был довольно смуглый. Загар плотно нарос за все эти годы тяжелой работы на кукурузе. Родиться бы ей на воле, каждый день прятаться в стенах дома и в тени прекрасных пальм, лицо сияло бы благородной белизной.

После умывания Миранда заплела тугую косу, закрутила ее вокруг головы, а конец закрепила железной невидимкой к затылку. У нее были длинные темные волосы. Вот теперь можно спешить. Другие женщины давно шли стройной колонной вдоль аллеи каштанов. Они дружно тянули грустную песню. Миранда ее узнала, это была история о несчастной рабе Касандре. Девушка страдала от неразделенной любви и однажды утопилась в ручье, кишащем аллигаторами. Мотив, кстати, довольно веселый.

Она схватила плетеный мешок и побежала за другими женщинами, на ходу обвязывая талию поясом. В мешке лежал рубак и веревка. Девушка мчалась со всех ног и позволила себе сбавить темп только, когда нагнала колонну. На поход до кукурузного поля уходило примерно столько же, сколько Миранда тратила на штопанье мужских штанов. Это не далеко и не близко.

Кукурузное поле надменно смотрело на них. Вчера тут были мужчины, они повалили деревья. Сегодня женщины будут рубить початки и складывать в глубокие блюда, сплетенные из той же кукурузы. Все здесь было сделано из нее. Их рубахи, штаны, мокасины на ногах, мешки, головные повязки и шляпы, корзины и люльки для младенцев.

Когда женщины приступали к работе, диск солнца успевал подняться от линии полей на расстояние ширины ладони Миранды. Она каждый день замеряла это расстояние, и оно всегда было одинаковое, поэтому девушке казалось, что этот мир неизменный. Все, что было, что есть и еще случится, предопределено. За днем всегда последует ночь, а за жизнью неизменно приходит смерть. Все остальное просто отвлекает от того, что предопределено. У ее судьбы тоже был готовый сценарий. Он уже написан, осталось только его прожить. Прошлое и настоящее это тяжелый труд в неволе, но будущее…ее будущее заберет север. Она покинет южные земли еще до наступления совершеннолетия, так предсказала великая Янгир.

Прошло много часов в труде. Солнце поднялось и зависло прямо над головами рабов. Воздух нагрелся и замер в безветрии. От земли начали подниматься клубы удушающей пыли. Миранда закашлялась, остановив работу на малые доли секунды, и в то же мгновение услышала приближающийся топот лошадиных копыт. Подъехал надсмотрщик. Его настоящее имя было Кевин, но все на плантации звали его белым демоном. Девушка приподняла подбородок. На нее смотрели сверкающие, полные злобы и ненависти глаза. Кевин сдернул плеть с кольца и поднял руку над головой, замахнувшись над Мирандой. Сегодня не ее день, она уже получала по спине и рукам. Боль от разрывающейся кожи всегда возвращается в самых плохих снах.

– Рр-работай, лентяйка! – Одновременно прорычал и хлестнул надсмотрщик. Раздался женский крик. Плеть опустилась на землю, задев только стопу девушки. Не верилось, что Кевин промахнулся, раньше с ним такого не случалось. Простое везение?

Не думая больше ни секунды, Миранда схватилась за очередной початок и с остервенением стала рубить его стебель. Кевин сегодня был не в себе. Это и понятно, все видели, в каком ужасном настроении хозяин покинул плантацию. Ронон уехал еще до восхода. Шептались, что он отправился к ясновидящей. Теперь одному богу известно, что она скажет, и как это отразится на жизни всех на плантации.

Топот лошадиных копыт стал удаляться, отступая в сторону других женщин. Сегодня всем придется непросто. Кевин все время на чеку, а бьет всегда без предупреждения.

Солнце стало клониться в сторону усадьбы хозяина, близилось время перерыва. Самые старые и слабые тащили воду и небольшой перекус. Каждый божий день, в одно и то же время. Неизменно.

Миранде хотелось поднять голову и взглянуть идет ли сюда её молочная мать. Мери уже очень плоха и несколько дней не встает, ее нить вот-вот оборвется. Но Миранда все равно ждала. На линии горизонта появились три первые точки. Кевин сощурился. Эти женщины на своих макушках несли вытянутые кувшины, наполненные водой до краев. Он каждый день это видел и до сих пор не мог взять в голову, как у них получается не пролить ни одной капли. Следом тянулись невольные в цепях, тащили по земле котлы с кукурузной кашей.

Цепи вешал на рабов сам Ронон, но только на тех, кто хоть раз пытался бежать. Бегунов он ненавидел, но не убивал. Каждый раб на плантации стоил ему денег, а значит, должен был отрабатывать вложенные средства.

После короткого привала все возвращались в поле и трудились до темноты. Бесконечно много часов в труде и ожидании заката. Все женщины на кукурузе были невысокими и худощавыми, а мужчины вытянутыми и мускулистыми, как степная лань. И те и другие носили длинные косы. В Пеноке было не принято стричь волосы, в их длине копятся слезы текущей жизни. Чем их больше в этом воплощении, тем легче будет следующая жизнь. Вот почему стричь нельзя. В это верили все чернокожие без исключения.

Неизменно каждые сутки наступала ночь. Короткой улыбкой Миранда проводила тонущее в кукурузе солнце. Она знала, что завтра оно снова вернется и работа продолжится. Так происходит столько лет, сколько она себя помнит. Белый демон ушел в свою хижину на том пригорке. Это самая высокая точка здесь, оттуда вся плантация как на ладони.

С этой минуты бразды правления переходили в лапы ночных волков. Они были, как белые люди, но крупнее и по всему телу растет пух цвета лебединого пера. Кто-то звал их оборотнями, хоть они никогда не оборачивались. Они тоже были людьми Ронона. Пока светит солнце, они спят в норах, но как только на небо выходит луна, эти звери заступают на пост. Устроить побег в их время просто немыслимо. Это все равно, что согласиться умереть, но с одной маленькой оговоркой. За твоей невольной душой явится вовсе не уютная смерть. Перерождения тоже не жди. Оборотень навсегда забирает душу своей жертвы, а потом относит ее луне. Это подношение.

Вдали от кукурузных полей в глубине полусумрака женщины и мужчины сгрудились вокруг высокого костра. Они жадно пили сок перебродившей кукурузы и отчаянно из последних сил веселились. Время в эти мгновения бешено ускорялось, и сердце Миранды переполнялось чистым счастьем. Это были короткие моменты настоящей жизни, страшно представить насколько хорошо это было.

У рабов была самодельная флейта, латунная губная гармошка и их ладони. Они громко и радостно пели о вольных землях, где человек принадлежит только себе. Там нет хозяев и рабовладения, и никто не вправе разлучить тебя с родными. У них большие дружные семьи, все там зовут друг друга сер и мисс, а за работу получают звонкие монеты. Эти люди все время улыбаются, ведь их душа и тело принадлежат только им самим.

Миранда скинула мокасины и босая бросилась в пляс вокруг костра. Ее тело извивалось под звуки музыки, а от бедер отскакивали хлопки ладоней. Она не помнила, как оказалась в рабстве, это случилось, когда она была еще несмышленым младенцем. Мэри в том месяце потеряла дочь, девочка умерла от голода. Мери не хотела ее оставлять, но белый демон был несговорчив. Молока было много, а привезенный младенец разрывался невыносимым плачем.

Во время работы на кукурузе Миранда чуть опускала голову и прикрывала глаза, и перед ней почти всегда был один песок. Но сейчас она смотрела во всю ширину своих маленьких глаз. Она много и громко смеялась, и несколько раз за вечер пряталась за колючими кустами, чтобы вдоволь накричаться. Все это отчищало душу от налипших за годы в рабстве камней.

Все без исключения распускали косы, с душой пели и глотали кислый сок кукурузы. Небо перемешивалось с землей, лай собак с голосами счастливых рабов, звезды с искорками от костра. Никто точно не знал, когда все расходились по баракам. Это происходило постепенно, естественным образом на веки наваливался тяжелый сон, и ватные ноги несли в барак. Все рабы спали на соломе, у каждого было свое место. Миранда делила подстилку с Мери. Теперь ее молочная мать все время лежала там. Она была очень стара для работ и слишком незаметна для Ронона. Иначе он давно выгнал бы ее с плантации.

Миранда уже подходила к дверям женского барака, когда Леон схватил ее за талию и потащил в сторону чащи. Его кожа была влажная и горячая.

– Эй, полегче! – пролепетала она, не успевая перебирать ногами. Леон был на две головы выше нее и старше вдове. Он ловко перешагивал колючки, уводя Миранду все дальше от бараков. Неожиданно он остановился.

– Тише! – Прошептал. – Ты слышишь?

– Что?

– Там! – нежно взял ее за подбородок и повернул голову в нужную сторону. Девушка услышала шарканье и хруст, напоминающий хруст свежего мяса и костей.

– Что это?

– Оборотни. По ночам они охотятся.