Картины из лабиринта

Нота.

Осталась.

А.

Все створки,

Дверцы,

Задвижки,

Окошки,

Были распахнуты и,

Деревню наводнял монотонный звук.

Я ощутила как в мастерских часовщики роняют стеклянные кокосы часов и те разбиваются вдребезги, а маленькие человечки в чёрных костюмах, с длинными носами, разбегаются в стороны, в ужасе, в новом, огромном, странном мире, как птенцы, лишённые своих привычных петель.

Это я была во всём виновата.

Как температурный сон, в котором,

Голос из приемника говорит,

Будто обвиняя в чём-то,

И вместе с тем прощая,

Глубоко, с тоской – «Эх… ты…»

И жаль тебя,

И ничего не поделаешь уже.

Я зажмурилась и снова открыла глаза.

Но просыпаться было некуда.

Это случилось на самом деле.

Мой кошмар сбылся.

~лабиринт~

Момент замер в кадре и оказалось, что я смотрю на написанную маслом картину. На ней было изображена девочка в белом посреди богато обставленной комнаты. Лицо её было скрыто за каскадом белоснежных волос. В руках она держала книгу с перекрещенными оленьими рогами на обложке. На заднем плане сквозь отверстие в стене виднелся кружок неба с падающим снегом.

«Нравится? Глубоко, да?» – сказал высокий улыбочный голос в чёрном плаще.

Я обернулась. Повсюду были бетонные стены, с шарпом. Они образовывали уходящий в стороны лабиринт. На стенах лабиринта висели полотна в рамах. Наверху было небо, а внизу галька. Пахло смесью озона и ржавчины – кровь с кислородом. Я была в галерее.

«Так выглядит любое изображение, если знать как смотреть. То, что помещают в раму – это последний кадр в истории. Последний момент из всего того, что в ней случилось, – продолжил голос, – Совсем как когда умираешь и понимаешь, что всю жизнь смотрела на картину. А ты уже ничего не помнишь, ага?»

Я переводила взгляд из стороны в сторону, пытаясь понять, откуда доносился голос.

Он засмеялся шёлковым сквозняком. «Эко тебя крутанул старик, без шуток! Вообще ничего не помнишь. А я думал, ты просто тормозишь. Но ты, похоже, на перемотке шла и запуталась или типа того. Что ж, тогда позвольте повторно представиться – мсье Коллекционер.»

Голос галантно поклонился, разводя плащ себя в реверансе.

«Если хочешь обращаться к тому, что выглядит, то говори в стены. Считай, что я – этот лабиринт вокруг. Это так же, как и с картинами, последний кадр моей истории. Я его для тебя сделал. Чтобы ты нашла себя. Вспоминаешь теперь?»

Он говорил вкрадчиво и эмпатично, но в то же время с иронией, как бы насмехаясь.

Я покачала головой и медленно двинулась вдоль стены, прочь от картины с часовой деревней. Во мне колыхалось.

«Да что там в деревне случилось?» – спросил он.

Я посмотрела наверх, мои глаза – полные блюдца слёз. Я не хотела отвечать.

«О да, наверное это тоже надо повторить, ты же не помнишь. В общем, ты можешь не утруждаться говорить со мной. Я и так вижу все твои мысли.»

А мысли мои зияли пламенем. Я ненавидела себя. Я использовала эту девочку, рискнула её жизнью, чтобы достичь своих целей. Какое я имела право? Не зря Фая не хотела принимать в этом участие. Она знала, что потом пожалеет. Она всё знала, а я не понимаю вещей. Я маленькая, неосознанная, беспомощная. У той девочки была чистая душа. Чистая. А я толкнула её в этот дом, заставила её идти наперекор страху. За этой проклятой книгой. Думала, что это направление. Направление, не направление – какая разница?

«Направление», – эхом повторил Коллекционер. «Направление куда? Ты вообще помнишь цель своего путешествия или тоже не?»

Я остановилась перед следующей картиной. Она морфилась глубинами – было трудно сказать, что на ней изображено, цвета плавали.

«О, вот свободная форма, как раз к месту. Её можно под что угодно сделать. Могу в ней перекинуть тебя немного назад, чтобы ты вспомнила слегка, раз уж так получилось, а то мне не в кайф всё повторять по новой. Окей?»

Я кивнула.

«Смотри», – сказал он, и картина стеклась жидким паззлом.

В моём восприятии будто вытянули глубину, как карандашную линию, которая, изображая коридор, уходит внутрь листа. И я оказалась там, внутри картины. Только на этот раз у меня не было своей воли. Я смотрела неуправляемый сон.

—

Вокруг мигали красные маяковые огоньки. Я шла по щиколотку в воде. Абсолютная ночь без звезд окружала меня. Вдали гуднул пароход. Я говорила с Фаей, а точнее слушала свои собственные реплики, шевеля губами, предугадывая их за мгновения до. Непрерывное дежавю.

«Меня проволокло как бы, знаешь? Я думаю, на пару миров, не больше. Хотя откуда мне знать на самом деле.»

Вода была прохладной и маслянистой. Подол моего платья намок и волочился.

«Теперь вот я иду к пристани, потому что Слух направил. Рыболовная фаза там», он сказал. И я понимаю, что это значит в логике этого мира, но если подумать в целом, то я без понятия. Осталась ли у меня своя собственная логика? Отдельная от любого мира? Была ли она? Вот в чём дело, Фай.»

«Не думаю, что такое бывает, – отозвалась она, – Любая логика основывается на окружении, и наоборот.»

«Но с чего-то же всё началось, разве нет?»