Шри Аурбиндо. Иша Упанишада

Иша Упанишада
Шри Ауробиндо

Шри Аурбиндо. Собрание сочинений #4
В наше время, когда, кажется, уже нет духовных течений былой мощи и размаха, нет провидцев с непосредственным восприятием извечно истинного, нет философских школ, способных найти средства для выражения вечной мудрости, ярко выделяется личность Шри Ауробиндо, великого реформатора современной индийской мысли, поэта, провидца, йога. Его переводы и интерпретация древних писаний основаны не на отвлеченных рассуждениях, но представляют собой плоды глубокого знания, полученного от непосредственного контакта с истиной. Его работа «Иша Упанишада», таким образом, становится для нас тем путем, что ведет к обретению вечной мудрости.

Шри Ауробиндо

Иша Упанишада

Предисловие

Среди сокровищ древней индийской мудрости центральное место занимают три Писания, относящиеся к трем различным эпохам. Это Веды, Упанишады и грандиозные эпические сказания «Рамаяна» и «Махабхарата», в которую в качестве эпизода вошла Бхагавадгита – еще одно откровение индийской мудрости, которое приобрело мировую известность. Каждой из этих эпох присущ свой тип духовности, свои направления мысли, у каждой из них – свои мыслители и провидцы и каждая явила миру образцы поразительной мудрости, которая, вероятно, была доступна человеку в те времена из-за его особой восприимчивости к мирам запредельным, тесной связи с ними.

Благодаря этой восприимчивости провидцы древности, риши, словно через мистические врата входили в соприкосновение с вечными истинами и высшая мудрость обретала воплощение в земном мире. Однако позднее эти врата, похоже, надолго закрылись, и непосредственная связь с истиной была утрачена, так что тем, кто пытался к ней приобщиться, оставалось лишь одно – руководствоваться древними писаниями минувших эпох. При этом, не обладая живой связью с истиной, они уже не могли стремиться к непосредственному ее воплощению в земной жизни. Постепенно это привело к тому, что подлинный дух священных писаний стал подменяться разнообразными толкованиями, а их истины – служить лишь почвой для отвлеченных умопостроений, что нередко приводило к частичному или даже полному искажению их подлинного смысла.

В наше время, когда, кажется, уже нет духовных течений былого размаха и мощи, провидцев с непосредственным восприятием извечно истинного, философских школ, способных найти средства для действенного выражения вечной мудрости, ярко выделяется личность Шри Ауробиндо, великого реформатора современной индийской мысли. Среди нескольких десятков созданных им фундаментальных трудов значительное место занимают работы, посвященные древнейшим Писаниям Индии. В них он глубоко и подробно исследует все основные Писания: Веды, Бхагавадгиту, эпические сказания – и, конечно, Упанишады. Особую ценность представляет то, что его переводы и интерпретация древних текстов основаны не на умозрительных рассуждениях, но на глубоком знании, полученном благодаря непосредственному контакту с истиной.

Иша Упанишада привлекала особое внимание Шри Ауробиндо и о ней им написано больше, чем обо всех других Упанишадах вместе взятых. Из обширных исследований Иши и комментариев к ней вырос его главный мировоззренческий труд «Жизнь Божественная» (один из его комментариев к Иша Упанишаде носит именно такое название).

В данном томе представлены материалы многолетней работы Шри Ауробиндо по изучению и исследованию Иша Упанишады[1 - Сведения о материалах, вошедших в данный том, можно найти в Библиографической справке в конце тома. Все материалы его работы над другими Упанишадами представлены в томе 5 настоящего Собрания сочинений.] . Его работы, посвященные Упанишадам, неоднократно издавались и переиздавались как при жизни автора, так и после его ухода. Интерес к ним продолжает расти и по сей день не только в Индии, где его трактовка Упанишад получила широкое признание, но и за ее пределами.

Своими переводами и комментариями Шри Ауробиндо воскрешает для нас подлинный эзотерический смысл этих древних писаний, вдохновенные строки которых зовут человека к пробуждению от Неведения, к познанию своего высшего, истинного «Я», единой и единственной Реальности, к обретению Блаженства и Бессмертия Брахмана.

Шри Ауробиндо, Пондичери, 1915—1918 г.г.

Биографическая справка

Шри Ауробиндо – выдающийся мыслитель, общественный и политический деятель, поэт-провидец, йогин – родился в Калькутте 15 августа 1872 г. в семье доктора Гхоша, происходившего из знатного рода воинов-кшатриев. С семилетнего возраста обучался в Англии – сначала в школе Св. Павла в Лондоне, а затем в Королевском колледже в Кембридже, специализируясь в изучении классической и современной западной литературы. С ранних лет он проявил выдающиеся способности в латыни и греческом, а также в стихосложении.

В 1893 г. в возрасте 21 года Шри Ауробиндо возвращается в Индию. В течение последующих 13 лет он занимает различные посты в администрации города Бароды, преподает английскую и французскую литературу в местном университете, а в 1906 г. переезжает в Калькутту, где становится ректором Национального колледжа. Кроме того, в эти годы он включается в активную политическую борьбу за независимость Индии. Издававшийся им журнал «Банде Матарам» стал могучим голосом освободительного движения, впервые выдвинув идеал полной независимости страны, а также сформулировав конкретные методы его достижения. Одновременно он продолжает свое поэтическое творчество, а также погружается в изучение культурного и духовного наследия Индии, овладевает санскритом и другими ее языками и начинает постигать ее древние священные писания. Осознав подлинное могущество и ценность духовных открытий, давших жизнь всей ее богатейшей многовековой культуре, он в 1904 г. решает ступить на путь йоги, стремясь использовать духовную силу для освобождения своей родины.

В 1908 г. Шри Ауробиндо был арестован по подозрению в организации покушения на одного из чиновников британского колониального правительства и оказался в тюрьме по обвинению, грозившему ему смертной казнью, однако по окончании следствия, длившегося целый год, был полностью оправдан и освобожден.

Этот год стал для него «университетом йоги»: он достиг фундаментальных духовных реализаций и осознал, что его цель не ограничивается освобождением Индии от иноземного господства, но состоит в революционном преобразовании всей природы мироздания, в победе над неведением, ложью, страданием и смертью.

В 1910 г., повинуясь внутреннему голосу, он оставляет «внешнюю» революционную работу и удаляется в Пондичери, французскую колонию на юге Индии, чтобы продолжить интенсивные занятия йогой. На собственном опыте реализовав высшие духовные достижения прошлого, Шри Ауробиндо смог превзойти их и осознал, что окончательной и закономерной целью духовных поисков является полная трансформация человека, вплоть до физического уровня, и воплощение на земле «жизни божественной». Достижению этой цели он и посвятил себя, разработав для этого свою Интегральную Йогу.

С 1914 по 1921 г. он издает ежемесячное философское обозрение «Арья», где публикует свои главные труды, в которых подробно рассматривает основные сферы человеческого бытия в свете высшего Знания, обретенного в результате практики йоги, раскрывает истинный смысл древних писаний – Вед, Упанишад, Бхагавадгиты, значение и роль индийской культуры, исследует проблемы развития общества, эволюцию поэзии и поэтического творчества.

Шри Ауробиндо оставил физическое тело 5 декабря 1950 г. Его литературное наследие насчитывает 35 томов, среди которых мировоззренческие труды, обширная переписка с учениками, множество стихов, пьес и грандиозная эпическая поэма «Савитри», которую он создавал в течение последних тридцати пяти лет жизни и которая явилась действенным воплощением его многогранного духовного опыта.

В центре уникального мировоззрения Шри Ауробиндо – утверждение о том, что мировая эволюция есть постепенное самопроявление, самообнаружение Божества, скрыто пребывающего в Природе в результате предшествующей инволюции. Поэтапно восходя от камня к растению, от растения к животному и от животного к человеку, эволюция не останавливается на человеке, но, реализуя свою внутреннюю истину, тайную Божественность, устремляется дальше, к созданию более совершенного, «божественного» вида, который будет превосходить человека в гораздо большей мере, чем тот превосходит животное. Человек – лишь переходное ментальное существо, чье призвание – достичь более высокого, «супраментального», уровня сознания, Сознания-Истины, и низвести его в мир, преобразив все свое существо и всю жизнь в непосредственное выражение Истины.

Всю свою жизнь Шри Ауробиндо посвятил утверждению в нашем мире этого супраментального сознания, реализация которого должна привести к созданию на земле мира истины, гармонии и справедливости, предвещенного пророками всех времен и народов.

Философия Упанишад

I. Открытие Абсолюта-Брахмана

Идея трансцендентного Единства, Тождества и Постоянства, скрытых за всем многообразием и непрерывным изменением мира явлений, представляется основополагающей в Упанишадах: это центральный пункт всей индийской метафизики, вершина и цель нашего духовного опыта. На первый взгляд, единство и постоянство совершенно чужды окружающему нас миру явлений; в нем все без исключения преходяще и изменчиво, у всего имеются аналоги и противоположности, гармония соседствует с дисгармонией, причем безостановочно происходят смещения и сдвиги во взаимодействии и взаимосвязях вещей друг с другом. Тем не менее, одно можно утверждать с уверенностью: конечный итог всего этого движения и изменения остается абсолютно устойчивым, постоянным и неизменным, все это разнородное множество одушевленных и неодушевленных начал в основе своей однородно и едино. В противном случае ничто не сохранило бы свое существование и в бытии отсутствовала бы всякая определенность. И это единство, постоянство, незыблемая неизменность, которых требует разум и на которые указывает обыденный опыт, медленно, но неуклонно находят свое подтверждение в научных исследованиях. Мы больше не можем отворачиваться от растущей убежденности в том, что, хотя части могут меняться, смещаться и как будто исчезать, их сумма и целое остаются неизменными, неубывающими и неуничтожимыми; формы и сочетания могут быть сколь угодно многообразны, изменчивы и взаимно несовместимы, однако великая основа едина, проста и вечна; самой смерти в реальности не существует, она лишь видимость, ибо то, что представляется разрушением, есть всего лишь трансформация и подготовка к новому рождению. Возможно, наука еще в полной мере не оценила все значение собственных открытий; она может уклоняться от решительного принятия логически вытекающих из них умозаключений, и, конечно же, она пока еще все так же далека от продвижения к великим истинам обратного характера, которые на сегодняшний день остаются в них скрытыми, например, к удивительному факту того, что видимостью является не только смерть, но и жизнь, что за порогом жизни и смерти есть состояние, которое является более подлинным, чем любое из них. Но хотя науке пока еще даже во сне не снится ее конечная цель, она уже вступила на путь, с которого не свернешь, – путь, уже пройденный до нее Ведантой, правда, на ином уровне.

Вот он, великий основополагающий факт, который требует от философии своего адекватного объяснения: всякое многообразие сводится к единству; в постоянной изменчивости мира скрыто пребывает неопределимое, неизменное Нечто, одновременно основание и сумма всего, которого не касается время, не колеблет движение, не увеличивают и не уменьшают никакие перемены, и это основание и сумма существовали извечно и будут существовать во веки веков. Это основополагающий факт, к которому приводит всякая мысль; однако не представляется ли он, будучи рассматриваемым в недостаточно широкой перспективе, крайне парадоксальным? Ибо каким же образом сумма бесконечно меняющихся начал может быть вечно неизменной величиной, которая никогда не увеличивалась и не уменьшалась и никогда не сможет увеличиться или уменьшиться? Как может оставаться неизменным и вечным целое, каждая частица которого пребывает в вечном изменении и обречена на исчезновение? Как при наличии ошеломляющего вихря движений итог оказывается одним и тем же, причем не просто на данный момент времени или в конечном счете, а всегда? Такое невозможно, если только не существует некой направляющей Силы, для которой, на первый взгляд, нет места в вечной цепи причинности, или же если сумма и основание не являются единой реальностью, которая нетленна, ибо не обусловлена Временем, неделима, ибо не обусловлена Пространством, неизменна, ибо не обусловлена причинностью, короче говоря, абсолютна и трансцендентна, а следовательно, вечна, непреложна и неуничтожима. В таком случае движение и изменение, смерть и разделение предстанут как преходящие явления, как внешние знаки и формы проявления Единого и Абсолютного, пока еще не определенного и, вероятно, неопределимого Того, которое является единственно сущим.

К такому выводу индийская мысль пришла на очень раннем этапе своих осознанных усилий, на первых порах неуверенно, со множеством блужданий и промахов. Существование некоего Единства, которое придает порядок и постоянство многообразнейшему движению видимого мира, арийские мыслители были склонны предполагать изначально, мучительно стремясь познать природу или сущность этого Единства. Живые силы Космоса, которым они долгое время поклонялись, сохраняя при этом хоть и смутное, но устойчивое представление о некоем Единстве всего их множества, в ходе более глубокого анализа постепенно слились в одно понятие, в одну Силу или Присутствие, единственное и универсальное. И тогда возник вопрос: является ли эта Сила, это Присутствие разумным или нет? «Ведает лишь Он один, – осмеливается предположить Ригведа, – но, возможно, не ведает и Он». А не может ли быть так, что Единство, которое связывает между собой явления и управляет ими, которое развертывает эволюцию миров, в действительности представляет собой то, что мы называем «Временем», ибо из трех изначальных условий существующего мира явлений – Времени, Пространства и Причинности – Время неотъемлемо присутствует в представлениях о Причинности и едва ли может быть исключено из представлений о Пространстве, между тем как ни Пространство, ни Причинность не кажутся необходимыми для представлений о Времени? А если это не Время, то не svabhava ли то, сущностная природа вещей, принимающая различные состояния и формы? Или, возможно, Случай, некое слепое начало, через бесконечные опыты порождающее единство и законы вещей, – такое тоже вероятно. Или же, поскольку из вечной неопределенности не может произойти вечная определенность, не может ли им оказаться Судьба, жесткий и неизменный закон вещей, подчиняясь которому мир саморазвивается в предопределенной последовательности явлений, от которой не в состоянии отклониться? А не откроются ли в изначальном потоке образующих мир атомов некие Элементы, которые своими постоянными и бесконечными сочетаниями и перемещениями сохраняют вселенную в ее проявлениях? Но будь оно так, сами элементы должны произойти из чего-то, что определяло бы закон их бытия, и может ли это быть чем-то иным, кроме Лона, источником изначальной и неуничтожимой материи, плазмы, которая формирует вселенную и из которой сама формируется? И однако, на какой бы системе представлений в конечном итоге ни остановился ум, определенное место в ней, несомненно, должно быть отведено этим сознательным, думающим и познающим Эго живых существ, для которых знание и мысль, по-видимому, составляют саму сущность и без которых наш мир познаваемых и воспринимаемых вещей не может быть воспринят и осознан; не будучи же воспринятым и осознанным, не окажется ли он вообще неспособным к существованию?

Такова была пучина бесконечных предположений, в которой метались мыслители арии и, путаясь, искали какую-нибудь твердую почву, какой-нибудь надежный ключ, который бы избавил их от того, чтобы, подобно слепцу, ведомому слепцом же, блуждать наугад. Сначала они попытались освободиться от плена видимостей методом, предложенным человечеству Капилой, древним, доисторическим Учителем мысли, методом, называющимся «санкхьей», или законом перечисления. Метод Капилы, получив наименование от одного из важнейших своих правил – закона перечисления и обобщения, состоял в том, чтобы руководствоваться чисто различительным рассудком. Сначала перечислялись поверхностные истины в вещах, которые можно было непосредственно увидеть или вывести из того, что, безусловно, относилось к феноменам, а из них путем обобщения было выведено значительно меньшее число скрытых истин вещей, по отношению к которым поверхностные истины являются не более чем аспектами. Затем, перечислив скрытые истины вещей, они смогли, обобщив их, свести их к очень малому количеству конечных истин, которые развитая философия Санкхьи именует «Таттва» (буквально «Таковость»). А когда «Таттвы» были с известной достоверностью перечислены, то почему нельзя было сделать еще один шаг к дальнейшему обобщению? Санкхья и совершила такое обобщение и благодаря этому высшему, окончательному обобщению сделала, наконец, последний шаг туда, где она без какой-либо помощи, опираясь только на собственные силы, обрела прочное основание. То был великий принцип Пракрити, единственное вечное и неразрушимое начало и источник Материи, который в ходе беспрерывной эволюции на протяжении многих мириад лет разворачивает в бесконечности панораму мира[2 - Следует иметь в виду, что под Материей здесь подразумевается не только грубая материя, на которой по преимуществу сосредоточено внимание западной науки, но и тонкая материя, та, в которой действуют мысли и чувства, и каузальная материя, в которой протекает основная работа Воли к жизни.] . Но ради кого же? Несомненно, ради тех сознательных, воспринимающих и познающих «эго», ради этого бесчисленного множества свидетелей, которые вечно пребывают как зрители в театре Вселенной, каждый в своем личном пространстве рассуждающего и воспринимающего ума за перегородкой, образуемой грубой материей окружающей среды. Да, вечно, полагали сторонники Санкхьи, ибо хотя эти перегородки постоянно разрушаются и отстраиваются заново, а занимаемые пространства никогда не остаются теми же самыми, эти «эго» тем не менее представляются столь же вечными и неразрушимыми, как Пракрити.

Таковы были очертания обширного озера, к которому направил мысль древней Индии метод Санкхьи, чисто интеллектуального рассуждения об определенных началах. При этом отнюдь не было недостатка в рукавах-ответвлениях и искусственных каналах. Одни, сведя это множество свидетелей к единственному Свидетелю, пришли к дуалистической концепции Бога и Природы, Пуруши и Пракрити, Духа и Материи, Эго и Не-Эго. Другие же, более радикальные, увидели в Пракрити творение, тень или аспект Пуруши, и таким образом остался лишь Бог, духовное или идеальное начало, устраняющее через включение в себя материальное начало или реальность. Попытки решения предпринимались и с другой стороны: некоторые убирали сознательные «эго», считая их не более чем видимостью; не мало, как представляется, было и таких, кто считал, что каждое «эго» – лишь последовательность импульсов сознания, а устойчивое ощущение себя как личности – это только иллюзия, возникающая из-за непрерывности этой последовательности импульсов. Если импульсы сознания вызываются в мозгу изменениями, которые происходят в Пракрити в ходе многообразного эволюционного движения, то не оказывается ли сознание одним из множества состояний самой Пракрити, которая остается как единственная реальность, при том что духовное или идеальное начало устраняется за счет включения в материальное или реальное? Однако если мы, как это делали многие, отрицаем, что Пракрити есть конечная реальность, независимая от восприятия ее Пурушами, и тем не менее пользуемся теорией о ложности понятия личности, образованной из последовательности волн ощущений, то мы тем самым встаем на неприемлемую и софистическую позицию древних индийских нигилистов, разум которых совершил своего рода самоубийство, погрузившись в Пустоту, которую он рассматривал как конечную цель и спасение, более того – как саму субстанцию и реальность всякого существования. Было и третье направление мысли, ведущее к преддверию Веданты, ибо вполне вероятным выглядело и предположение, что как Пуруша, так и Пракрити могут быть вполне реальными и не столь уж различными аспектами или сторонами друг друга, а следовательно, некоего Единства, которое выше обоих. Однако эти предположения, правдоподобные или страдающие изъянами, логические или софистические, по-прежнему оставались всего лишь предположениями; они не основывались на установленных наблюдением фактах или на достоверном опыте. Как представляется, была достигнута уверенность относительно двух положений: внимательный анализ феноменального существования свидетельствовал о Пракрити; она – основа мира явлений, который при отсутствии субстрата изначальной материи оказывается необъяснимым, а без фундаментального единства и неразрушимости этого субстрата не может быть таким, каким, согласно наблюдениям, он является, а именно – подчиненным жестким законам и явно неизменным суммарно и субстанционально. С другой стороны, о Пурушах свидетельствовало никогда не исчезающее чувство индивидуальности и восприятия себя как личности – как в течение жизни, так и после смерти[3 - То, что человеческая личность сохраняется после смерти, всегда считалось в Индии доказанным и не вызывающим никаких споров фактом; к его отрицанию чарваками относились пренебрежительно, как к иррациональной и вздорной бессмыслице. Учтите, однако, что продолжение существования после смерти не обязательно означало для индийской мысли бессмертие, давая лишь основание для предположений в его пользу.] , а также необходимость воспринимающего начала, побуждающего к деятельности Пракрити; они – те воспринимающие и созерцающие «эго», в поле сознания которых Пракрити, побуждаемая к творческой активности их присутствием, исполняет свою продолжительную драму феноменальной эволюции.

Между тем провидцы древней Индии в своих опытах и усилиях по формированию духа и достижению победы над телом совершенствовали открытие, значение которого для будущего человеческого знания столь велико, что по сравнению с ним меркнут озарения Ньютона и Галилея; даже открытие наукой индуктивного и экспериментального метода не столь грандиозно, ибо они открыли – вплоть до самых высших его операций – метод йоги и с помощью этого метода поднялись к трем вершинам реализации. Сначала они осознали как факт существование за беспрерывным движением и крайним разнообразием вещей того высочайшего Единства и неизменного Постоянства, которое ранее постулировалось лишь как необходимая теория и неизбежное обобщение. Они узнали, что То есть единственная реальность, а все феномены – лишь ее внешние проявления и видимость, что То есть истинное «Я» всех вещей, феномены же – просто его одеяния и уборы. Они обнаружили, что То абсолютно и трансцендентно, а будучи абсолютным и трансцендентным, соответственно, является вечным, неизменным, неубывающим и неделимым. И, заново просмотрев весь путь прежнего умозрительного познания, они увидели, что и чисто интеллектуальные рассуждения привели бы их к той же самой цели. Ибо то, что существует во Времени, должно рождаться и исчезать; но Единство и Постоянство вещей вечно, а значит, превосходит Время. То, что существует в Пространстве, должно увеличиваться и уменьшаться, иметь части и взаимосвязи, но Единство и Постоянство вещей не убывает и не прибывает, независимо от смены своих частей, на него не действует изменение их взаимосвязей, и, следовательно, оно превосходит Пространство; поскольку же оно превосходит Пространство, то в действительности не может иметь частей, так как Пространство – это условие материальной делимости; таким образом, делимость, как и смерть, должна быть видимостью, а не реальностью. Наконец, то, что подчинено Причинности, неизбежно подвержено Изменению; но Единство и Постоянство вещей неизменно, оно такое же, как было мириады лет назад и как будет мириады лет спустя, а следовательно, оно превосходит Причинность.

Такова была первая реализация через йогу, nityo’nityanam, – реализация Единого Вечного во многом преходящем.

Тогда же они осознали еще одну истину – истину удивительную: они обнаружили, что трансцендентное абсолютное «Я» мира – это также «Я» живых существ и в том числе человека – высшего из существ, живущих на материальном плане на земле. Пуруша, или сознательное Эго человека, которое озадачивало и ошеломляло сторонников Санкхьи, оказалось в его наивысшем бытии в точности тем же самым, что и Пракрити, кажущийся несознательным источник мира; оказалось, что отсутствие у Пракрити сознания, как и многое другое, является видимостью, а не реальностью, ибо для глаз йогина самоочевидно светоносное действие сознательного Разума по ту сторону неодушевленной формы.

Такова была вторая реализация через йогу, cetanascetananam, – реализация Единого Сознания во многих Сознаниях.

Наконец, в основании этих двух реализаций была и третья, самая важная из них для нашего человеческого рода, а именно, реализация того, что Трансцендентное «Я» человеческого индивида обладает той же полнотой, что и Трансцендентное «Я» Вселенной, ибо они тождественны и представляют собой одно и то же; ведь Трансцендентное неделимо, и ощущение отдельной индивидуальности – лишь одна из фундаментальных видимостей, на которых извечно зиждется проявление феноменального существования. И таким путем становится возможным постижение Абсолюта, который иначе был бы непостижим, а человек, целиком познавший свое «Я», познает и всю Вселенную. Эта колоссальной важности истина, как сокровище, сохранена для нас в двух знаменитых формулах Веданты: so’ham, Он есть Я, и aham brahma asmi, Я есть Брахман, Вечный.

Основываясь, как на мощных столпах, на этих четырех великих истинах – nityo’nityanam, cetanascetananam, so’ham, aham brahma asmi, возвышенная философия Упанишад коснулась своими вершинами далеких звездных сфер.

II. Природа Абсолюта-Брахмана

В свете этих четырех великих прозрений изречения Упанишад выстраиваются таким образом, что между ними возникает совершеннейшая гармония. Европейские ученые вроде Макса Мюллера увидели в этих священных книгах скопище разнородных идей, где возвышенное сталкивается с ребяческим, грандиозное идет рука об руку с гротескным, самые незначительные банальности успешно соседствуют с редчайшими и серьезнейшими достижениями философской интуиции, и, соответственно, ими было заявлено, что это – лепет не вышедшего из детского возраста человечества; осененные вдохновением дети, наделенные гениальностью неучи – вот кем представляются западному взгляду великие риши Араньяк. Однако сама природа такого взгляда вызывает подозрения. Не представляется вероятным, чтобы люди, которые с таким мастерством, точностью и проникновением трактовали конечные и наиболее сложные в интеллектуальном плане вопросы, лепетали глупости, ведя речь о делах, требующих приложения куда более скромных способностей. Их изречения, касающиеся областей менее возвышенных, могут быть верны или ошибочны, но по справедливости следует исходить из того, что, произнося их, они абсолютно ясно понимали смысл и значимость произносимого. Многие утвердившиеся заключения современной науки могут представиться невыразимо гротескными и ребяческими – лепетом человечества если не в инфантильном, то в маразматическом состоянии – разуму, который совершенно не знаком с методами, использованными для их достижения; достаточно, однако, немного точных знаний, чтобы продемонстрировать, что эти гротескные банальности – тщательно выверенные и неоспоримые истины.

Упанишады, при всей образности и символичности их языка, в действительности во всех своих частях вполне рациональны, последовательны и однородны. Верно, в них нет заботы о том, чтобы искусственно создать впечатление последовательности игнорированием различных аспектов этой многогранной Вселенной и сведением всякой вещи к одному наименованию; ведь они не являются метафизическими трактатами, цель которых – математическая абстракция или геометрическая точность и последовательность. Они – великое хранилище наблюдений и духовного опыта с заключениями и обобщениями, вытекающими из наблюдений и опыта, которые изложены без осмотрительных предположений о возможных разночтениях и беспокойства о том, как избежать логических противоречий. Тем не менее в них есть последовательность всякого подлинного наблюдения и настоящего опыта; они естественным образом, без заданности выстраиваются под управлением одной величественной универсальной истины, выраженной определенным количеством масштабных общих законов, которые при согласованности друг с другом в целом оставляют место для бесчисленных конкретных вариаций и даже аномалий. Иными словами, они обладают скорее научной, нежели логической последовательностью.

Человеку, отличающемуся острой логикой и заключенному в тесную темницу словесной аргументации, в самом деле, может показаться, что Упанишады зиждутся на изначальной коренной непоследовательности. В этих священных книгах есть ряд мест, где ярчайшим образом подчеркивается непознаваемость Абсолюта-Брахмана. Со всей ясностью утверждается, что Брахман недостижим ни для ума, ни для органов чувств, что слова при попытке описать Его теряют свою силу; более того – что мы не распознаем Абсолютное и Трансцендентное в Его реальности, как не можем обнаружить и верный способ – возможно, не можем найти способа вообще – для того, чтобы поведать Его реальность другим; говорится даже, что единственно адекватным будет его описание через отрицание, что на всякую попытку определить Его единственно верным ответом будет neti, neti – «Оно есть не то и не то». Брахман неопределим, неописуем, интеллектуально непознаваем. И однако, невзирая на такие утверждения, Упанишады постоянно говорят о том, что Брахман – единственный истинный объект познания, сами же эти священные книги в целом, по сути дела, представляют собой попытку если не определить, то, по крайней мере, как-то охарактеризовать Брахмана и дать о нем представление, причем даже детальное.

Эта непоследовательность более кажущаяся, чем действительно существующая. Брахман как конечная реальность трансцендентен, абсолютен, беспределен; органы же чувств и интеллект, который они снабжают материалом, имеют пределы; речь также ограничена несовершенством интеллекта; следовательно, Брахман по самой своей природе должен быть непознаваем для интеллекта и недоступен для описания Его словами, – что, однако, касается Его только как высшей реальности, но не Его проявлений или аспектов. Ученый-агностик тоже полагает, что должна существовать некая великая конечная Реальность – непознанная и, возможно, для человека непознаваемая (ignoramus et ignorabimus), которая является источником этой Вселенной и от которой зависят все явления, однако его допущение Непознаваемости ограничивается конечной Природой этого высшего Бытия и не распространяется на его выражение или проявление во Вселенной. Упанишады, чей метод глубже, чем анализ явлений материального мира, бросают сеть знания шире, нежели современный агностик, однако в итоге их подход оказывается во многом сходным; важное различие в этом отношении заключается лишь в том, что подход Упанишад утверждает возможность реализации и достижимость высочайшего Брахмана, хотя Он и неописуем в терминах имеющего пределы знания.

Первый великий шаг к реализации Брахмана – это познание Его как проявленного в феноменальной Вселенной; ибо, если нет иной реальности кроме Брахмана, феноменальная Вселенная, которая, очевидно, является проявлением чего-то неизменного и вечного, должна быть проявлением Брахмана и ничего иного; и если мы полностью познаем ее, мы действительно до некоторой степени и некоторым образом познаем Его – не как Абсолютное Существование, но в условиях феноменального проявления. Однако, если европейская наука стремится к познанию только феноменов грубоматериальных, йогин идет дальше. Он утверждает, что открыл вселенную из тонкой материи, пронизывающую и окутывающую ту, что состоит из грубой; эта вселенная, в которую дух частично и на краткий срок удаляется во сне, а с большей полнотой и на более продолжительное время – при прохождении через врата смерти, представляет собой источник всех психических феноменов; звено же, соединяющее эту вселенную с миром грубой материи, следует искать в жизни и смерти. Его утверждение совершенно определенно, и Упанишады исходят из него как из установленного и не подлежащего сомнению факта, который находится вне сферы догадок, умозаключений или предположений. Однако он идет еще дальше и заявляет, что существует и третья вселенная – из каузальной материи, которая пронизывает и окутывает те, что состоят из грубой и тонкой; эта вселенная, куда дух уходит в глубочайшем, подобном бездне, сне и трансе, а также в запредельном даже по отношению к посмертному состоянии, есть источник всех явлений. Если мы желаем понять Упанишады, то должны принять эти утверждения хотя бы временно, какими бы странными они нам ни казались; ведь на них основана вся система Веданты. Брахман же проявляет себя в каждой из этих вселенных: во вселенной из каузальной материи – как Причина, «Я» и Побуждающее Начало, в поэтическом выражении – как Мудрый Праджня; во вселенной из тонкой материи – как Творец, «Я» и Объемлющее Начало, в поэтическом выражении – как Хираньягарбха, Золотой Зародыш жизни и форм; во вселенной из грубой материи – как Правитель, Направляющее Начало, «Я» и Помощник, в поэтическом выражении – как Сияющий и Могучий Вират. И в каждом из этих своих проявлений Он может быть познан и реализован духом человека.

Если принять эти удивительные утверждения за истину, то каково соотношение между Высшим «Я» и человеком? Уже совершенно определенно было сформулировано, что трансцендентное «Я» человека полностью тождественно трансцендентному «Я» Вселенной, а также что это тождество есть единственный великий ключ к познанию Абсолюта-Брахмана. Разве не следует из этого утверждения бесспорное отрицание каких-либо различий между Абсолютом и человеческим «я», наподобие тех, что подразумеваются тройственной природой проявления Брахмана? С одной стороны, в качестве установленного и испытанного на опыте факта утверждается полнейшее тождество Высшего «Я» и «я» человеческого; с другой стороны, как о в равной степени установленном и испытанном на опыте факте говорится о существовании огромнейших различий; эти несовместимые утверждения невозможно примирить. Однако, отвечает Веданта, и то, и другое – факт; тождество есть факт реального бытия вещей; различие есть факт видимого бытия вещей, мира явлений; ибо явления по сути своей не что иное, как видимости, а различие между индивидуальным «я» и Высшим «Я» есть фундаментальная видимость, из которой проистекает все остальное. Это различие нарастает по мере того, как разворачивается проявление Брахмана. В мире грубой материи оно достигает своей полноты; различие столь сильно выражено, что материальное чувственное существо не в состоянии представить, что между его душой и Высшей Душой имеются точки соприкосновения, и требуется длительный процесс эволюции, чтобы такое существо пришло к озарению, открывающему возможность некоего тождества. Основополагающим представлением обусловленного грубой материей Разума является дуализм; в этом случае познающий должен быть отличен от познаваемого, а все его интеллектуальное развитие состоит в открытии, разработке и совершенствующемся использовании постоянно появляющихся новых средств и методов познания. Бесспорно, в конечном итоге он придет к познанию фундаментальной истины о тождестве между собой и Высшим «Я», но в сфере грубых явлений это тождество никогда не станет большим, чем интеллектуальное представление, никогда не будет подтверждено личной реализацией. С другой стороны, его можно ощутить благодаря высочайшей расположенности к любви и вере – будь то любовь к человечеству, ко всем ближним или непосредственно любовь к Богу. Это ощущение тождества очень сильно в религиях, основывающихся главным образом на чувствах Любви и Веры. «Я и Отец мой – Одно», – воскликнул Основатель христианства; «Я, мой брат-человек и мой брат-зверь – Одно», – говорит буддизм; святой Франциск называл воздух своим братом, а воду – своей сестрой; видя, как хлещут вола, приверженец индуизма падает от боли со следом хлыста на собственном теле. Однако чувство Единства остается лишь чувством и не простирается в область знания, а поэтому такие религии, будучи в эмоциональном плане пронизаны ощущением тождества, в сфере интеллекта склонны к воинствующему дуализму или к любой другой, но всегда не монистической позиции. Таким образом, дуализм не является всего лишь заблуждением; он – истина, но истина из мира явлений, а не конечной реальности вещей.

По мере продвижения своей деятельности, обнаруживающей и совершенствующей методы познания, индивидуальное «я» открывает вход во вселенную тонких явлений. Здесь различие, отделяющее его от Высшего «Я», выражено слабее, ибо легче становятся цепи материи и уменьшается настойчивое давление Времени и Пространства, этих действующих сил разделения и различия. Здесь индивид начинает осознавать некое единство с великим Целым; он растет, расширяется, начинает осознавать себя частью Универсального «Я», но ощущение тождества остается неполным и не может стать полным. Основополагающее представление ума в этой тонкой вселенной является дуально-монистическим; познающий не вполне отличен от познаваемого; он – подобие, он из той же субстанции, но меньше, ниже, подчинен и зависим; его ощущение единства может простираться до осознания сходства и единосущности, но не до совершенного тождества и полного слияния.

Индивидуальное «я» в ходе эволюции поднимается из тонкой вселенной до уровня, когда им обретается способность войти во вселенную из каузальной материи, где оно оказывается рядом с первоисточником. В этой вселенной средства и методы познания начинают исчезать, ум вступает практически в непосредственную связь со своим источником, а различие между индивидуальным и Высшим «Я» в значительной степени уменьшается. Тем не менее и здесь сохраняется стена различия, хотя она в конце концов становится тонкой, как тончайшая бумага. Познающий понимает, что по отношению ко времени его существование совпадает с существованием Высшего «Я», у него возникает чувство своего присутствия повсюду, ибо где есть Высшее «Я», там есть и он; более того, находясь по другую сторону явлений, он по желанию может увидеть Вселенную без самого себя или внутри самого себя; однако он еще не обязательно осознает высшее начало как совершенно то же самое, что он сам, хотя впервые эта совершенная реализация становится для него доступной. Основополагающим представлением для ума в этой вселенной является монизм с сохранением различий, но здесь уже возникает возможность вершины восприятия – чистого монизма.

А что происходит, когда из возможности он превращается в реально обретенное? Тогда индивидуальное «я», достигая полной реализации, перестает быть индивидуальным «я», снова воссоединяясь с вечным и абсолютным Брахманом, неделимым, безначальным, неразрушимым, неизменным. Пересекая порог каузальности и мира явлений, оно наконец получает освобождение от бремени того, что является лишь видимостью. Это – Лайя, иначе говоря, «полное растворение» в индуизме, высшее состояние нирваны или «угасание феноменального мира» в Упанишадах и буддистской метафизике. Совершенно очевидно, что это состояние, которое нельзя описать словами, поскольку слова созданы, чтобы описывать отношения, и теряют смысл вне этого, не будучи пригодными для того, чтобы описать состояние совершенно чистое, абсолютное и лишенное соотнесенностей; не может ни на мгновение представить себе это состояние и скованный, ограниченный человеческий интеллект, пребывающий на нашем плане бытия. Эта недоступность для понимания и описания высшего из высших состояний, естественно, представляет собой величайший камень преткновения для неподготовленного воображения, свойственного нынешнему человечеству, которое, будучи чувственным, эмоциональным и интеллектуальным, неизбежно отшатывается от состояния, в котором нет места ни чувственности, ни эмоциям, ни интеллекту. Само собой, восклицаем мы, угасание или затухание всех этих источников и средств восприятия и удовольствия означает не высшее блаженство, а абсолютную пустоту, полное уничтожение. «Это заблуждение, – возражает Веданта, – прискорбное, убогое заблуждение! Почему в этом высшем состоянии прекращается деятельность органов чувств? Да потому, что органы чувств развились для восприятия внешнего бытия, а когда внешнее перестает существовать, они, утратив свою функцию, тоже перестают существовать. Эмоции также обращены вовне и для своего удовлетворения нуждаются в чем-то другом, они сохраняются до тех пор, пока мы не обрели полноты. Аналогичным образом, интеллект существует и действует лишь до тех пор, пока существует нечто непознанное и внешнее по отношению к нему. Но для Высочайшего нет ничего непознанного, радость Высочайшего не зависит ни от кого. Следовательно, у Него нет ни эмоций, ни интеллекта, как не могут они ни одно мгновение существовать и у того, кто, достигнув вершины слияния, соединился с Высочайшим и обратился в Него. В Его безграничности отключение органов чувств – это не утрата или угасание, а, напротив, должно являться свершением, развитием до уровня Бытия, наслаждающегося собственной беспредельностью. Исчезновение наших исковерканных и преходящих эмоций в Его полноте должно привести нас не к холодной пустоте, а, скорее, к безграничному блаженству. Высшее знание, достигаемое вытеснением нашего лишенного цельности, подверженного ошибкам интеллекта, должно привести не к полной тьме и отсутствию какого бы то ни было содержания, а к сияющему восторгу беспредельного Сознания. Не уничтожение Бытия, а совершенная полнота Бытия – вот в чем наша Нирвана». Если подвергнуть эту исполненную восторга речь оценке разума, то ее, безусловно, следует признать справедливой и даже неопровержимой. Ведь окончательное устранение интеллекта может произойти лишь там, где Познающий, Знание и Познаваемое становятся одним, где Знание является безграничным, прямым и не требующим средств для обретения. Приходит мысль: где существует такое безграничное и совершенное знание, там должно быть также безграничное и совершенное существование и блаженство. Однако в силу самих особенностей нашей стадии развития мы можем констатировать только его наличие, не будучи в состоянии описать его словами – именно потому, что наш интеллект не может его постичь. Только «Я» может постичь «Я»; другого инструмента реализации не существует.

В ответ могут сказать: допустим, такое состояние в принципе возможно – что, если исходить из ваших посылок, следует как единственный и неизбежный вывод, – но где доказательства, что оно существует в реальности? Как может доказать нам его существование даже ваша йога? Ведь когда индивидуальное «я» становится тождественным Высшему «Я», его эволюция закончена и оно не возвращается в мир явлений, чтобы поведать о своем опыте. Вопрос весьма непростой отчасти потому, что при попытке на него ответить придется изъясняться настолько абстрактно и с такой осторожностью, что смысл начнет ускользать, отчасти потому, что опыт, о котором будет идти речь, так далек от нашего общего эволюционного состояния и достигается столь редко, что догматическое или даже однозначное высказывание оказывается почти непростительным. Тем не менее, используя язык метафор или говоря, по выражению святого Павла, как неразумный, можно отважиться изложить то, что вообще может быть сказано по данной теме. В таком случае истина, по-видимому, будет заключаться в том, что даже в этом последнем, или четвертом, Состоянии «Я» имеются стадии и степени, о количестве которых опыт свидетельствует разное; однако в практических целях мы можем говорить о трех: первая стадия – когда мы стоим у порога и заглядываем внутрь; вторая – когда мы взошли на порог и оказываемся лицом к лицу с Вечным; третья – когда мы вступили в Святая Святых. Прошу не забывать, что я использую язык метафор, которому нельзя придавать грубобуквальный смысл. В таком случае первая стадия будет вполне доступна человеческому опыту и из нее человек возвращается Дживанмуктой – тем, кто жив, но чье внутреннее «я» тем не менее свободно от бремени феноменального существования; при достижении второй стадии человек обычно не возвращается обратно, если только он не является высшим из будд или, пожалуй, мировым Аватаром; из третьей стадии не возвращается никто, и при сохранении тела она не является достижимой. Брахман, реализуемый Дживанмуктой, увиденный на пороге – тот, которого мы обычно именуем Парабрахман, Верховный Вечный, предмет самых возвышенных описаний Веданты. Соответственно, есть пять состояний Брахмана: Брахман Вират, Владыка Вселенной Бодрствования; Брахман Хираньягарбха из Вселенной Снов; Брахман Праджня или Авьякта из Вселенной Транса и Непроявленного; Парабрахман, Высочайший; и тот, который выше Высочайшего, Непознаваемый. Нет пользы говорить сейчас о Непознаваемом, однако кое-что, касающееся Парабрахмана, можно донести до человеческого понимания – при том, что мы не будем отказываться от широкого использования свободных метафор, – ибо речь оказывается до некоторой степени способной с его описанием справиться.

III. Парабрахман

До сего момента великая Трансцендентная Реальность рассматривалась с позиций человеческого духа, восходящего по эволюционной кривой к своей кульминации во Всевышнем. Теперь же будет более удобно рассмотреть Абсолют с другого конца цикла проявления, где в некотором смысле эволюция начинается и где великая Причина мира явлений обращена к Вселенной, которой вскоре предстоит быть созданной. Разумеется, прежде всего есть Абсолют, необусловленный, непроявленный, невообразимый, о котором можно говорить лишь используя отрицания. Однако как первый шаг в сторону проявления Абсолют – можем ли сказать «производит», используя это слово за отсутствием лучшего? – производит в Самом себе сияющую Тень своего беспредельного непредставимого Бытия (образ банален и абсурден, но адекватного не найти), которая и является Парабрахманом или же, если так нам назвать Его предпочтительней, Богом, Вечным, Верховным Духом, Зрящим, Свидетелем, Мудростью, Источником, Творцом, Древнейшим чем Древность. Сама Веданта может говорить о Нем только через две великие триады, субъективную и объективную: Сат-Чит-Ананда (saccidanandam) – Бытие, Сознание, Блаженство; satyam, j?anam, anantam – Истина, Знание, Беспредельность.

Сат-Чит-Ананда (saccidanandam). Всевышний есть Чистое Бытие, Абсолютное Существование, Сат (sat). Он есть Существование, поскольку лишь Он один Есть, и нет более ничего, что имело бы конечную реальность или было бы независимо от Его самопроявления. И Он есть Абсолютное Существование, ибо в силу того, что Он один есть и ничто иное в реальности не существует, Он с необходимостью должен существовать Сам по Себе, в Себе и для Себя. Не может быть причины Его существования, как не может быть у Его существования и цели; Он не может ни убывать, ни увеличиваться, ибо увеличение получается в результате некоего добавления извне, а убывание – в результате ухода чего-то вовне, в то время как для Брахмана не существует ничего внешнего. Он не может меняться, ибо в таком случае Он был бы подвержен действию Времени и Причинности; у Него не может быть частей, ибо в таком случае Он был бы подвержен законам Пространства. Он находится за пределами представлений о Пространстве, Времени и Причинности, которые создаются Им как условия проявления феноменального мира, но не могут обусловливать свой Источник. Парабрахман, таким образом, – это Абсолютное Существование.