Происки Судьбы: «Небезразличные»

– Ладно.

– Твой дядя не болен, – сменил тему дед.

– Мне так не кажется. Он как минимум очень странный.

– Странный – не значит душевнобольной.

– Почему его тогда вообще там держат? – поинтересовался мальчик.

– Сейчас услышишь замечательную историю о том, как он туда попал. А затем ещё одну про то, чем они занимаются в этой «лечебнице». Все случилось в начале этого года. Твой дядя тогда работал библиотекарем. Однажды он попытался достать с самой верхней полки высоченного шкафа какую-то книгу, но не удержался на лестнице и упал. Не успел Сергей Александрович подняться, как на него обрушились книги. Ему сделалось больно, и он закричал. Но никто из читателей не обратил на него никакого внимания. Странно, не так ли? Вот и твой дядя подумал так же. Ему стало любопытно, что будет, если он продолжит кричать, отвлекая людей от чтения. Сергей Александрович усердно драл глотку около часа. А потом у одного из читателей сдали нервы, и он набрал номер уже знакомой тебе лечебницы. Когда медики нашли твоего дядю, у него сел голос. Казалось бы, на тот момент он уже сделал достаточно, чтобы оказаться среди душевнобольных, но на этом, конечно же, не остановился. Ему задали несколько вопросов. Сергей Александрович же в шутливой форме прохрипел, что залез на лестницу, чтобы накуковать себе долгую жизнь, но не удержался и грохнулся вниз. Свои крики он объяснил не болью, а тем, что накуковал себе слишком мало, и раздосадовался, что умрет, не дожив и до старости. Ну, его и положили. Твой дядя любит выражаться, что медики сочли, что он кукухой поехал. Если честно, с такими шутками ему там самое место. Да и он довольно быстро привык к местной флоре и фауне. Жаль, что все никак не нашутится – ничему жизнь болвана не научила. И вряд ли когда-нибудь научит. Лучше бы Сергей Александрович жил обычной размеренной жизнью. Как твой отец. Я редко это говорю, но не могу не признать, что твоему дяде дух этого города пошел бы только на пользу.

– М-да-а-а, вот это у меня, конечно, дядя, – протянул Паша. – Зато, если я правильно тебя понял, он такой же, как мы?

– Да. Но опять же… лучше бы он таким не был. Перейдем к тому, что он мне рассказал о жизни в лечебнице. По правде говоря, там всем на всё плевать. Душевнобольные просто живут привычной жизнью, только не имеют права выходить. Никто их там не лечит. Больше похоже на тюрьму. И для действительно больных это плохо. Бывает, что их посещают психиатры. И то… Расскажу на примере твоего дяди: его отвели в комнату с двумя стульями и посадили напротив одного специалиста. Тот думал о своем, читал газетку, а Сергей Александрович наблюдал за всем происходившим, как тот же психиатр за ходом стрелок на часах. Пару раз они играли в гляделки… В общем, просто так, для галочки у них всё. Никакого смысла в лечебнице этой нет, как и во многих других заведениях этого города, – закончил рассказ дед.

Уже по традиции Паша был ошеломлен рассказами своего деда. Он мог многое сказать или спросить, но предпочел не перегружать себя информацией и хорошенько обо всем подумать. Мальчик открыл рот лишь тогда, когда они со стариком переступили порог их дома:

– Когда приступать к наказанию?

– Какому наказанию!? – удивилась подошедшая, чтобы встретить родных, Оксана Леонидовна.

– Насте помочь надо, – ответил Паша.

– Не надо, сама справится, – осчастливила было сына вдова.

– Ты это… Не лезь. Он заслужил это наказание. Иначе совсем непослушным у тебя вырастет, – настоял дед.

– Уж не знаю, что ты ему сказал сделать, но меня он всегда слушается. Полагаю, проблема в тебе, – бросила женщина. Старик покачал головой.

Паша прекрасно понимал, что дед перестанет с ним общаться, если он не понесет наказание, а терять столь ценного собеседника мальчик не хотел.

– Ничего страшного, мне несложно. Я буду только рад помочь Насте! – воскликнул он.

– Ладно, – не стала спорить Оксана Леонидовна. Дождавшись, когда Паша и Александр Валерьевич снимут верхнюю одежду и уличную обувь, она позвала их есть.

После еды родственники договорились, что мальчик выполнит наказание на следующий день, в воскресенье, перед похоронами своего отца. Настя обрадовалась, узнав, что ей предоставится возможность заняться уборкой с братом. А Паша лишь делал вид, что опечален своим наказанием, на деле желая лишний раз побывать в комнате деда, ведь тот почти никогда не пускал его к себе. За запиравшейся на ключ позолоченной сосновой дверью таилось прошлое, протекало настоящее и ожидало будущее.

Глава 4

Как и для большинства работавших и учившихся горожан, для Паши выходные были возможностью выспаться и восстановить потраченные за неделю силы. Если в субботу он не мог подвести деда и смог заставить себя встать пораньше, чтобы навестить дядю, то в воскресенье не сказать, что горел желанием подниматься до полудня, только чтобы помочь сестре с уборкой, пусть даже это означало, что он наконец получит возможность поближе ознакомиться с комнатой нового примера своей жизни.

Настю это мало волновало. Поскольку она всегда вставала рано, то к моменту, как должна была разбудить брата, уже была в полной боевой готовности наводить порядок в уголке своего старика. К тому же он специально ушел на прогулку раньше обычного, чтобы к его возвращению дети успели закончить. Девочка пять минут трясла брата, прежде чем тот медленно скатился с кровати и начал с закрытыми глазами искать одежду.

– Так не годится! Я сейчас ледяной водой тебя оболью, – возмутилась она.

Насте было всего семь, и она отличалась от большинства детей и взрослых тем, что во всем любила порядок и терпеть не могла, когда планы уже были выстроены, расписание составлено, но кто-то вдруг решался всё нарушить или изменить, не предупредив её при этом заранее. В то время как девочка наводила красоту вокруг себя, ее ровесницы предпочитали уделять внимание собственному внешнему виду. Настю же особо не волновали ни стильные платья, ни модные прически. Зато она всегда имела при себе мокрую тряпку, которую таскала в старых мужских штанах. Если девочка и наряжалась, то только в черное: такую одежду можно заляпать, чтобы никто не заметил, а вот более яркие предметы одежды – нельзя. В доме ее уважали все, кроме, конечно же, деда. Хоть тот и ценил Настин труд, терпеть не мог её разговоры с Машей. «Одна заражает другую», – бормотал он, стоило ему застать сестер за общением. А с тех пор, как Александр Валерьевич сблизился с Пашей, девочки все чаще уделяли время друг другу и, разумеется, обсуждали этот необычный дуэт представителей двух совершенно отличных поколений. Маша не скрывала от сестры, что немного завидует брату, поскольку считает, что ни в чем ему не уступает. Она часто обижалась на старика, да и вовсе находилась в своего рода войне с ним. Настю же совсем не беспокоили ни мысли, ни слова, ни отношение деда. В силу юного возраста она не понимала и не хотела понимать его философию. Ее заботили вещи куда более простые, и Маша всегда знала, как ей помочь и что посоветовать. Что касается Паши, то он особо не общался с младшей сестрой: как и он, она была человеком довольно замкнутым, так что, в отличие от своей прямолинейной и открытой сестры, не могла начать долгий захватывающий разговор. И все же этим утром отношения Паши и Насти были не такими уж и холодными:

– Уже иду! – крикнул мальчик, одевшись.

– Глаза-то открой, – сказала Настя, увидев, что её брат спит на ходу. Тот принялся усиленно тереть свои очи и собирался было что-то сказать, но споткнулся на ровном месте и чуть не упал – к счастью, его поймала сестра.

– Я в норме, спасибо.

– И не испугался?

– Нет, совсем нет, пошли уже.

Спустя несколько мгновений они стояли у большой позолоченной сосновой двери, за которой обитал дед. Паша хотел было войти внутрь, но Настя остановила его, достала из кармана тряпку и протерла ручку, к которой уже во всю тянулась рука ее брата. «Теперь можно», – сказала она, и они вошли в небольшую, но высокую комнату. Несмотря на то что полки стоявших у стен шкафов были в пыли, а на стульях и столе была разбросана одежда, кровать, стоявшую у окна, дед заправил. Обычно он этого не делал, поскольку считал, что таким образом в любой момент сможет лечь и вздремнуть.

– Ты убираешься ближе к окну, а я – к двери. Разделим где-то тут, – произнесла Настя, намочив пол примерно на середине комнаты.

Паша приступил к работе с увлечением. Сначала он просто протирал полки, но позже принялся рассматривать лежавшие на них книги. Дед любил старые триллеры, выпускавшиеся ещё в годы его молодости.

– М-да, ничего интересного, – расстроился мальчик, не найдя на полках ничего большего.

– А что ты ждал? Клад какой-нибудь? Вот, держи швабру и мой полы, – скомандовала Настя, протянув Паше палку, к одному из концов которой была привязана старая разорванная одежда.

Мальчик мыл не покрытые ковром сосновые доски с большим недовольством. Лишь одна мысль не покидала его голову: «Не может быть, что у деда совсем ничего здесь не припрятано». Не выдержав, Паша бросил швабру, вскочил на кровать и заглянул на верхнюю полку одного из шкафов. «Вот дурак!» – послышалась с другой половины комнаты. Не найдя ничего на верхних полках, раззадоренный досадой от неудовлетворенного любопытства мальчик спустился и принялся мыть полы ещё более агрессивно, чем до этого. Настя не удержалась и решила воспользоваться моментом:

– Смотри! Смотри!

– Что? Что там? – Паша бросился к сестре.

– Кружка!

– Всего лишь?

– А ты чего ждал? И не всего лишь, а любимая кружка деда! Ценить-беречь надо! – ехидно воскликнула девочка.

Со злости Паша пихнул швабру под кровать, но та упёрлась во что-то, не добравшись до стены. Мальчик попытался было её протолкнуть, но у него не получилось. «Да что такое!» – воскликнул он, и нырнул под койку.

– Нашел-таки свой клад? – не унималась Настя.

– Смейся дальше! Нашел! – ответил, вытащив из-под кровати маленький деревянный сундучок, Паша. Спустя пару минут возни с замочком он открыл его и закричал: – Мама дорогая, что это такое?!

В сундучке лежало чучело опоссума. Также рядом с ним находилась записка с той надписью.

– «Помни, для чего ты рожден, – твой отец, Валерий Николаевич», – прочитал мальчик и побледнел. Настя засмеялась.

– Дуралей ты этакий! Все-таки полез рыться в моих вещах! – прикрикнул появившийся в дверном проходе Александр Валерьевич.

– Дед?! – обомлел Паша в ужасе.

– Что?! Обосрался?! – старик с трудом сдерживал смех. – Сегодня поделюсь с дядей Серёжей, он такие вещи любит. А теперь пошли отсюда!

Потерявший дар речи Паша и обхохатывавшаяся Настя покинули комнату невероятно довольного деда. Мальчик направился к себе. Его терзали смешанные чувства. На сестру он затаил небольшую обиду, поскольку не любил, когда над ним смеялись. Что же касалось деда, то мальчику было стыдно. И не только за то, что он подслушал их с дядей разговор, но и за поведение в комнате старика. Обычно Пашу хвалили за любознательность и ему это нравилось. Сейчас же он корил себя за несоблюдение личных границ и понимал, что просто обязан над этим поработать.

Стоило мальчику выйти из комнаты, как он столкнулся лицом к лицу с Настей. Ее руки были готовы к объятьям – Паша угодил прямо в ее ловушку. Не отпуская брата, сестра попросила прощения за то, что смеялась над ним. Мальчик не всегда прощал людей сразу же, но тут у него просто-напросто не было выбора: чем быстрее он отпустит обиду, тем быстрее освободится.