Весь сантехник в одной стопке (сборник)

Ездил в Таллинн. В приграничной Салацгриве автовокзал, и в туалете сломана защёлка. Никакого интима. Всё время вбегают хмурые люди, обиженно сопят в затылок. Будто не ожидали встретить меня здесь и в такой позе. Потом выразительно хлопают дверью. Там всего один унитаз. Зато норвежский. А селян по автовокзалу бродит множество. Чувствуете драматизм провинциальной жизни?

Я решил всё в себе поменять. Ухожу из секса к хомячкам и кактусам. Буду любить простые вещи: море, небо, путешествия. Например, если долго, долго ехать в Таллинн, потом долго писать на автовокзале, жизнь кажется чудной. И даже когда вбегают селяне, я люблю их угрюмое сопение в спину! Мир многолик и прекрасен.

Меня оштрафовали пограничники. Примерно в середине Эстонии стоит куст, в нём сидят войска с биноклем. Ловят машины с инопланетными номерами. Многие латыши думают, по Эстонии можно ездить без паспорта. Фигушки, штраф 6 тысяч крон.

Торгуются эстонцы почти молча.

– Шесть тысяч крон.

– Чёта дорого.

– Три тысячи крон.

– Я всего на день.

– 1200 крон.

– Можно на месте?

– 600 крон.

– С собой вот есть четыреста.

– хорошо, 300 крон.

И пишут протокол.

В Таллинне ветрено. Красивые девчонки разливают туристам глинтвейн. Очень красивые, очень. Хорошо, что я охладел к женщинам. А то б они меня споили.

После концерта собрались на даче одного барда, против его воли. Только свои. Человек семьсот.

Сначала было вежливо – «передайте, пожалуйста, соль», «возьмите мою куртку, согреетесь».

К ночи праздник вырос вширь и вглубь. Меня кто-то целовал в лысину и обещал утопить в болоте, если завтра же не женюсь на незнакомой женщине Зинаиде. Все песни стали цыганскими, даже Визбор.

Рассказывали истории из жизни людей искусства.

Примерно такие.

«В 83-м году звонит один, говорит: Витя, мы приедем? Я так понял, с женой. – Конечно приезжай! Через месяц опять звонит: – Витя, мы приехали!

Прихожу на вокзал, 75 человек. Клуб песни имени Мао Дзэдуна. Хорошо, у Вадика квартира большая, уложили всех на полу. Но ходить уже негде.

Вадик с вечера влюбился в какую-то толстую бабу. Потом выспрашивал, где спит такая, красивая. И показывал на себе огромную грудь. На полу 75 мешков, в каждом толстое и красивое, чёрт его знает.

Сказали – посмотри на кухне. У батареи, второй кулёк слева. А там отдыхал завхоз Юрий. Вадик вполз к завхозу, оба крупные мальчики причём. И волосатая грудь не насторожила, а даже раззадорила. Вадик полез влюблёнными руками ниже и нашёл там, прямо скажем, новость для себя. И аж выбежал из мешка. От потрясения не пил потом два года. Только чай и молоко. А завхоз Юрий поутру интимно опрашивал друзей, которым мог довериться, какая сука сняла с него трусы. И зачем. Волновался, но вспомнить ничего не мог…»

Пошли истории про сон в палатках, выходило так, что неощупанных бардов в Эстонии не осталось.

Вечер становился шумным. Рассыпались сосиски, их переловили и съели. Слева обсуждали Лену, она стерва. Справа желали американцам вечного поноса. Куст сирени за спиной трясся и хихикал женским голосом.

В середине разгуляя я поднял голову и увидел ангела. Девушка-казашка. Прекрасная. Она была как небо и море вместе взятые. Даже лучше. Смотреть хотелось бесконечно. Я не помню, как она пришла. И пропустил момент, когда она вознеслась. Но мы вместе пели про оленя, это близость как-никак.

Ночью не пошёл её искать, чтобы не вышло, как с Вадиком. А уже утром нигде её не было. Всё-таки я болван неисправимый.

* * *

Однажды баба Галя крикнула вслед военному самолёту «шоп ты развалився». И пошла копать картошку. Через три минуты с неба прилетела дымная хреновина и взорвала хату. У кого-то там руки-крылья полетели дальше, а пламенный мотор отвалился. Так баба Галя стала участницей холодной войны. Остаток дня она провела на грядке, удивляясь, до чего ж неудачные бывают дни. И ещё, насколько сбываются мечты. И ещё ругала Брежнева за непрочные бомбардировщики.

У военных где-то рядом было гнездо. Они проходили звуковой барьер, и все в деревне подпрыгивали, даже куры. Часть образованных трактористов утверждала: барьер расположен за Гомелем. Но когда на Галю упала запчасть, стало ясно, гадят прямо над деревней.

Вечером понаехали войска, просеяли огород через сито. Забрали всё железное, даже молочный бидончик. Вдруг он тоже секретные руины авиации. Попутно выкопали картошку. Баба не ощутила радости, какая бывает у крестьян при сборе урожая. Я же говорю, настроение было ужасное.

Утром приехали другие солдаты, построили новую хату. Этот случай позже описан в литературе. Только в литературе всё свалили на бабкину привычку курить в постели, для секретности. Потом, дескать, ехали абстрактные танкисты и из всех видов помощи выбрали «хата под ключ». Потому что советские войска – самые милые в мире.

Когда Люся сказала, что в её сердце живёт один заезжий музыкант, я почувствовал себя хатой, на которую упало небо. И весь день потом сидел на грядке, настроение было так себе. Руки-крылья не махали, ноги-ласты обвисли. Что характерно, назавтра никто не приехал и не построил новую Люсю. И целый год потом я целовал встречных лягушек, всё хотелось чего-то необычного.

А теперь, знаете ли, даже нормально. Даже лучше, чем было. Деньги завелись, на гастроли зовут. По субботам сплю до обеда. Машке фен купил, на нём летать можно. Сказали, чем мощней, тем лучше. Хорошо, там авиатурбины не продаются, я ужасный максималист иногда.

Перепробовал на себе все феновы насадки, никакой разницы. Мне надо что-то для матового блеска лысины. Кот убежал от фена под кровать, а хомяк маленький ещё сушиться. С нашей мощью чуть не так повернул – и готов друг детства, подсолить чуть и можно подавать.

Или вот, у Ляльки утренник, а я забыл. Утром говорят, здравствуйте, можете сразу одевать белые носочки и блузку. Красную юбку выдали. Ляля в спектакле играет вишню, при слове «огород» сразу читает текст:

– Утром вишенка проснулась,
Веточка её качнулась.
Прилетел пчелиный рой,
Начал день свой трудовой.

И вот мне звонят с работы, плачут: их всех сейчас смоет в залив, если не спасу. А я бегаю по магазину – там есть белые носочки с бантиками, а есть с помпонами, не могу выбрать. То есть правда, хорошо. Не новая хата, конечно, но точно не руины.

В среду подписывали бумаги о разводе.

– Всё в порядке? – спросила Люся как бы даже с соучастием.

«Желаю тебе выйти за повара, растолстеть и чтоб в последний путь тебя вытаскивали краном через окно», – подумал я, но вслух только улыбнулся.

P.S. Носки выбрал, конечно же, с помпонами.

* * *

Девичье сердце вмещает бессчётное число котов. Каждый кот, как в первый раз. Маша познакомилась с одним в Макдоналдсе. Ужасно влюбчивая. Отдала котлету из моего чизбургера. Я за салфетками ходил. Вернулся, а он уже бреется моей бритвой

.

Невозможно ругать женщину за чувства. Тем более Маша рассказала пронзительные подробности из кошачьей жизни. Суть такая: они милые и доверчивые, а люди пользуются.

Пока мы обедали, ещё пять воскресных отцов, как могли, полюбили салатик. Их котлеты пошли на доброе дело. Окружающие девочки отдавали также картошку и напитки, но кот соглашался только на мясо. Чёртов каннибал. Потом он ушёл за куст, там громко и мучительно тошнил. Всё-таки Макдоналдс котам вреден.