Равномерно заляпанная кухня ничуть не уступит тощей заднице, если смотреть на неё как на символ уюта. Меня даже радует абстракционизм на стенах, сразу понятно, какой я милый и полезный в быту.
В кулинарии у меня есть принципы. Например, ненавижу мелкую морковь. Она что-то во мне такое задевает. Сразу хочется спорить, что не она в мужчине главное. Вообще всё продолговатое, я считаю, должно быть большим. Мне нравится морковь, которую можно носить на плече, как дубину, как зенитную ракету. Тру её на тёрке, потом выбрасываю. В холодильник она уже не лезет.
Помидоры я выжимаю. Когда в доме есть сильные мужские руки, нелепо пачкать мясорубку. Единственный минус, они плюют в потолок. Чтобы помыть, приходится много прыгать.
А в прошлом году нашёл в электричке книжку, детектив. Там, на 145-й странице героиня варит «борщ кубанский», очень доступно. Это был технологический прорыв. Начиналось всё словами «Полина нажала на курок, и грохот выстрела сотряс».
В середине страницы, обжаривая лук, Полина вдруг понимает, кто изнасиловал Бориса. После этого остаётся утопить капусту, выключить и неделю можно не готовить. В конце автор сообщил, «борщ вышел отменный, Пётр съел всю кастрюлю».
Я сделал всё по тексту. Попробовал и подумал примерно следующее:
«О боже. В детективах ни слова правды. Это рецепт ужасной отравы в говяжьем бульоне. Или же Пётр до 145 страницы питался берёзовой корой и ворованным сеном. Как лось зимой».
Не передать, до чего разочаровала меня женская проза.
Причём был Новый год, я ждал гостей. Не просто разнополых, а даже с голыми плечами. Мне казалось, фраза «а кому борща, новогоднего» добавит мне очков. Женщины посмотрят на меня с интересом. Но не вышло. И я спрятал этот жидкий стыд, этот символ лицемерия и ложных ценностей современной литературы. Запер в холодильнике.
Гости спорили, чей подарок бесполезней. Уронили в танце ёлку, смотрели телевизор, там Орбакайте надела неудачные ноги. Как обычно. Под утро слышу, на кухне чего-то жрут. А это три отдельных гостя лопают мой борщ.
И говорят:
– Всё-таки отличные супы твоя мать готовит.
Я говорю,
– Так это ж я, я всё делал!
Они смеются. Вспомнили мифические бутерброды, вроде тоже мои, их отказался есть ротвейлер, который до этого кресло съел. На шум пришли остальные, и в каждом сидел отдельный зимний лось Пётр. Все дружно ели и согласились, что я врун. Одна лишь Таня (отличные, просто отличные коленки) сказала:
– Может и не врёт, подозрительно много морковки.
Удивительной красоты и мудрости девушка.
Мы потом стихи читали с табуретки. Это новогодний рефлекс, из детства.
Я прорыдал «В рождество все немного волхвы…»
А Таня сказала, я прочту вам кулинарный стих, новогодний.
И прочитала. С табуретки.
Стих.
Возьмите половину рябчика, две картофелины. Огурец, три листа салата. Полторы столовых ложки майонеза провансаль. Раковых шеек – 3 штуки. Ланспика четверть стакана. Чайную ложку каперсов, три оливки.
Нарежьте филе изжаренного хорошего рябчика, смешайте с бланкетами отварного, не рассыпчатого картофеля и ломтиками свежих огурцов, прибавте каперсов и оливок, залейте большим количеством соуса провансаль, прибавьте сою-кабуль. Остудив, переложите в хрустальную вазу, украсьте раковыми шейками, листиками салата-латука и рубленым ланспиком. Подавать очень холодным. Свежие огурцы можно заменить крупными корнишонами. Вместо рябчиков можно брать телятину, куропатку и курицу, но настоящая закуска оливье готовится непременно из рябчиков.
* * *
У меня в машине январь, мороз и полнолуние. Элекричество замёрзло. Или вытекло всё, не знаю. Подвозил до дома одну талантливую женщину с красивой попой и трудной судьбой, эта трудная судьба, наверное, заразна, передалась генератору.
– Я вам тут не Днепрогес, – сказал генератор и повесил трубку.
Его товарищ аккумулятор вначале был прям огурец, клялся дотянуть до леса и дальше, потом тоже соскучился. Сперва потемнели приборы, печка дышала, дышала, потом всё. Последними погасли глаза. Докатился в темноте, используя накопленную инерцию и угрозы небесам в матерной форме. Воткнул лошадь в сугроб мордой, сегодня ходил смотреть, они срослись там в одну Джомолунгму.
Осваиваю общ. транспорт. Очень интересно. Оказывается, в Риге живёт полно людей с красивыми женскими попами. Они медленно ездят в трамвае, долго болтают по телефону и не думают, что за полтора часа можно успеть чего-то построить, посадить и вырастить. Буддистки.
А у меня две недели репетиций в театре, я сантехнику на гвоздь повесил, буду ездить к обеду – бренчать, болтать, курить. В театральном буфете ещё такие пироги с капустой, очень психотерапевтические. Чистый парадиз намечается, ей-богу.
Потом, конечно, пойду, раскопаю ледяной гроб, поцелую спящую засранку в лоб, в бампер и куда там ещё она попросит. Потому что карма.
А вообще, надо что-то менять.
* * *
В юности я работал музыкантом, был замечательно холост и носил муляж обручального кольца. Так поступают многие музыканты, для сексуальной безопасности. А басист не носил. За такую беспечность его каждый вечер насиловали в туалете. Сначала ему нравилось, а потом он заболел какой-то гнусью и разочаровался в любви.
С тех пор я повзрослел, сплю на раскладушке, отвратительно холост и не умею готовить. И жалею, что тогда носил кольцо. А родные дети зовут меня «мой пузатый карапуз».
То есть как не умею готовить. В моих кастрюлях встречаются пищевые эманации трёх видов: условно съедобные, несъедобные и борщ.
Зато у меня не толстые дочки.
Иногда, для утешения, беру в гастрономе шницели. Они отличные. Их можно прикладывать к синякам или запирать в холодильнике. Со шницелями дом выглядит полной чашей. Они постепенно синеют, от понедельника к субботе. Юннатам нравится такой феномен.
Пару раз я их ел. Похожи на борщ, только в сухарях.
Из раскладушки кто-то выкручивает пружинки, отчего раскладушка стремится стать гамаком. От души провиснуть в ней мешает близкий пол. Но если спать животом вниз, даже удобно.
И всё равно, всё равно.
Ангел мой утешитель, мне грустно, меня не греют твои шницели.
* * *
У меня есть знакомая девочка, Таня.
Красивая. В её честь мальчики когда-то устраивали гонки. Победитель получал приз – женские истерики по утрам, на завтрак. Проигравший клялся не мешать, раз не умеет ездить.
Победил Илья, он доехал. А Ваня разбил папин форд и тем излечился от любви.
Таня любила котиков. А мальчиков не особо, из-за их избыточности. По крайней мере, она ни разу не привела в дом мальчика с поломанной ножкой, больными глазками и прочими милыми нарушениями здоровья.
Ну и вот. Таня встретила на улице подходящего для любви котика, с очаровательным изъяном. Кто-то откусил ему бочок. Из дырочки всё время вываливались какие-то детали.
Таня привезла находку мне. Она сказала, раз у меня уже есть один, значит там и второй.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: