Сантехник. Твоё моё колено

Попробовал приподнять – чуть не сломался. Его родили в стране дешёвых металлов. Производитель не знал, куда израсходовать медь, совал её в холодильники. Тут, наверное, мотор от электрички. Хорошо, знакомый грузчик научил меня перемещать квадратные предметы. Нужно наклонить объект и раскачивать, ставя с угла на угол. Одновременно следует подталкивать коленом туда, где у прибора мог бы быть зад. Если выполнить всё правильно, холодильник будто бы сам идёт. Способ медленный и опасный. Агрегат норовит упасть и если не убить, то хотя бы придавить человека. Упорство, труд и страшные тяжести – вот удел всех, кто замышляет недоброе против Кать.

За десять минут мы доковыляли до дверей. И тут на нашу улицу свернула машина. Миллионеры гнездятся в тихих местах. Всякое «бентли» слышно за версту. Я подумал, нехорошо будет, если о новом соседе пройдёт молва: он-де пережил нападение холодильника-маньяка. Потому что именно так выглядела наша борьба. Я бы и сам начал шутить про восстание машин и киборга, подрастающего внутри несчастной жертвы рефрежиратора. Машина приближалась. Если не сбежать, реноме испортится навек. Я схватил железяку поперёк живота и крикнул тонко «ох ты, сука»! Пробежал пять метров, ногой открыл дверь и ввалился в холл, прямо к Катиным ногам. Она умеет так скрестить руки, что любая неуклюжесть выглядит вознёй у её ног. Даже если геометрически это не так.

– Что, Севастьян, острая нехватка сюжетов? Решили ограбить свалку? – спросила она, обойдя холодильник по кругу.

– Это, Катя, ЗиЛ. Познакомьтесь. Антикварный, железный, прекрасный. Морозит, говорят, как псих. Выпилен из цельного метеорита, орнаментирован портретами звёзд. Вот Гагарин, например. А это, подозреваю, голландские проститутки. А вот – смешная уточка.

– Какими ещё артефактами вы намерены украсить наш дом?

– Думаю, самовар принести. На дровах. Семиведерный.

– И всё?

Я пожал плечами. Она подошла близко, посмотрела пристально и опустила глаза. И сказала, глядя в пол:

– Сева, последние несколько лет мне не очень удались. И сейчас тоже всё непросто. Вы мужчина, хозяин положения, и в вашей власти сделать мою жизнь хуже. Но я вас прошу, не надо.

Опять посмотрела в глаза, повернулась и ушла.

И мне стало стыдно. Странно получается: что ни делай, она несчастный ангел, а я неуклюжий слон и всё время виноват.

Неделю прожили тихо, «привет-пока». Я привозил детей, показывал дом.

– Катя будет нашей мачехой? – спросила Маша мне в ухо, страшным шёпотом.

– Нет, конечно. У Кати жених в Москве. Очень скоро он закончит дела и они вместе уедут в Калифорнию.

– А скоро, это когда?

– Через месяц.

– Жалко, не успеем подружиться. Она красивая. – сказала Маша.

– Я постараюсь её задержать, – зачем-то соврал я. Или не соврал.

На следующий день девочки отправились к бабушке, на другой конец нашей необъятной страны.

И к обеду уже добрались. Позвонили, сказали, что кот в порядке, сидит под печкой, боится. На три месяца я стал свободным писателем. У бабушки хорошо, можно всё лето ходить в трусах, спать, есть и не толстеть при этом. Но пасторальные прелести манили меня меньше, чем сколопендра, живущая тут, в моём почти доме, в спальне на втором этаже. Пока она здесь, я не хотел терять ни дня.

Гуляка

В пятницу перед крыльцом нарисовался «ниссан» с московскими номерами. Генрих приехал. Машина у него непонятная, с противной рожей. Хипстер. Загородил проезд.

В доме теплей обычного, запах дров и печёных яблок. У камина Катя и Он. Сидят на полу, глаза соловые, щёки красные. Не иначе, целовались. Издалека видно, Катя на том мосту исключительного мерзавца встретила. Генрих встал, представился, пожал руку. Пальцы у него вялые, холодные. Не мужик. И точно не сантехник. Смотрит внимательно. Как же, фотограф. Изломанные позы, театральные жесты, высокий голос, частые вздохи. Ещё длинные волосы и тонкие очки. Мерзкий тип. И паркуется, как баба. Я сослался на усталость и пошёл к себе. И до утра не мог заснуть, слушал шорохи и стуки, воображал прелюбодеяние за стеной, чувствовал себя идиотом. Вот зачем я предложил ей остаться?