Оценить:
 Рейтинг: 0

Жена Хана

1 2 3 4 5 ... 9 >>
На страницу:
1 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Жена Хана
Ульяна Павловна Соболева

Если узнаю, что ты мне лжешь, Ангаахай, я раздеру голыми руками твою грудную клетку и сожру твое сердце. – прохрипел мне в волосы, а я сильнее прижалась к нему, и по мере того, как он все больше трясся, я переставала дрожать. И напрасно переставала. Мои круги ада только начинались. Быть невестой дьявола ничто по сравнению с тем, что ждет жену дьявола. На обложке использовано лицензионное изображение автора IvaFoto и автора mrbigphoto с Шаттерсток. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Бог как раз тогда подстраивает встречу, 

когда мы, в центре завершив дела, 

уже бредём по пустырю с добычей, 

навеки уходя из этих мест, 

чтоб больше никогда не возвращаться. 

«По дороге на Скирос» 

Мои воспоминания оборвались на том, как я вышла в темный коридор, чтобы отдышаться. Мне стало плохо в той удушающей атмосфере боли. Плохо от каждого удара, который обрушивался на Тамерлана, и от понимания, что со мной что-то не так. У меня все плывет перед глазами и дрожат колени. Не надо было ехать, не надо было стремиться жить его жизнью полностью. Я никогда ее не пойму, я никогда не смогу принять вот эту ее часть, где жестокость граничит с безумием, а человеческая жизнь не стоит и гроша. И перед глазами взлетающий кулак соперника Хана, обрушивающийся на голову моего мужа, врезающийся ему в грудь, и я вздрагиваю вместе с ним, чувствуя, как начинаю задыхаться и покрываться каплями холодного пота. Перед глазами двоится, и от слабости немеют кончики пальцев.

– Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух, – голос кого-то из охраны, довольно знакомый, и я даже не поднимаю голову, чтобы посмотреть, кто это. Да, мне надо на воздух. Меня тошнит от увиденного, и кажется, я способна выскочить на ринг и помешать этому бою.

Мне нужен глоток кислорода. Но вместо воздуха к моему рту прижимается какая-то тряпка, и я падаю в глубокую черную яму, из которой вынырну совсем не скоро, из которой вынырну уже в машине на переднем сиденье рядом с мужчиной в черной маске. Мои руки связаны, а рот закрыт кляпом. Я мычу и сопротивляюсь, дергаясь всем телом. Человек за рулем не обращает на меня внимание. Мне видны только его руки, он одет во все черное, и он всю дорогу молчит. Пока не зазвонил его сотовый. Он ответил не по-русски, а на монгольском. Я уже узнавала этот язык и даже различала некоторые слова. Машина выехала на трассу, за город, а мне становилось страшнее с каждой секундой.

Я не понимала – кто это и с какой целью меня похитили. Сердце колотилось в бешеном ритме, и я смотрела то на похитителя, то в лобовое стекло. Но когда машина остановилась, я от ужаса не могла пошевелиться. Мужчина грубо вытащил меня наружу, освободив от кляпа и развязав руки, и швырнул в мокрую от росы траву. Задыхаясь, я смотрела на черную маску, а на меня глаза из-под маски. Мне показалось, что сейчас он достанет пистолет и разнесет мне мозги. Ведь меня для этого выкрали. Чтобы убить. Иначе зачем им было это делать.

– Беги. Беги так далеко, как только сможешь. Иначе он найдет и убьет тебя. Поняла? Вернешься – Хан вывернет тебя наизнанку. Для него ты лживая, бл*дская шлюха. Он отдал приказ закопать тебя живьем. Здесь немного денег и паспорт. Если будешь умной – может, повезет, и выживешь, а он не найдет тебя.

Человек в маске швырнул в меня каким-то свертком, а я отрицательно качаю головой, отползая назад, не совсем понимая зачем все это. Зачем меня вышвырнули где-то в пригороде, зачем весь этот странный спектакль. Я все еще глупенькая маленькая Верочка, которая тыкается, как слепой котенок, из угла в угол.

– Кто вы? Зачем вы это делаете?

– Ты же хотела на свободу? Давай беги. Добрые люди помогли тебе. А ослушаешься – пожалеешь. Тебя не пощадят! Убьют, как вонючую вшивую сучку!

Мужчина вернулся в машину и, резко сдав назад, выехал на дорогу, развернулся и с оглушительным визгом трущихся об асфальт покрышек понесся по трассе.

Моей первой мыслью было вскочить и действительно бежать. Ловить попутку, мчаться до первой остановки и нестись к маме Свете. Ведь я свободна. Жива, цела и совершенно свободна. Я даже схватила сверток, развернула – меня не обманули, там были деньги и паспорт с моей фотографией на другое имя. Какое-то время я лихорадочно думала. Кто-то в доме моего мужа устроил для меня побег. И я никогда не узнаю, с какой целью. В благородство людей я уже перестала верить. Одного раза хватило. Я все же быстро учусь. Значит, от меня хотели избавиться. Кто бы это не задумал, он все просчитал, и это мой единственный шанс спастись. Другого такого не будет никогда.

На секунду перед глазами возникло лицо Тамерлана, его взгляд, его полные сочные губы и волосы, упавшие на лоб, слегка влажные от пота. Сердце дрогнуло, и до боли захотелось дотронуться до этих волос руками, убрать со лба, провести кончиками пальцев по шрамам.

«Для него ты лживая, бл*дская шлюха. Он отдал приказ закопать тебя живьем». И я почему-то не засомневалась ни на секунду – он мог отдать такой приказ, если узнал, что я сбежала. Нет… это иллюзия. Такой человек, как Хан, не умеет любить, не умеет отдавать сердце. Одно мое неверное движение, и он меня казнит так жестоко, как только можно себе представить.

Попутку я действительно поймала. Сердобольный дачник, возвращающийся с рыбалки со старой овчаркой, подобрал меня на остановке и подбросил на стареньких, потертых жигулях в город. Пока ехала и смотрела в окно сквозь тоненькие капельки моросящего дождя, меня трясло от предвкушения… от понимания, что я увижусь с мамой Светой, что я больше не под замком, не в золотой клетке, не под вечным конвоем в непрекращающейся борьбе за выживание. Денег в свертке хватит для того, чтобы уехать и переждать, пока ОН будет лютовать. Спрятаться так, чтобы не нашел. Уехать, может быть, в деревню к троюродной сестре мамы Светы. Туда даже автобусы не ходят, меня бы там сам черт не отыскал… а сердце сжимается, сдавливает от внезапно нахлынувшей волны страха – найдет, этот зверь способен найти меня где угодно. Из-под земли откопать, «или в нее закопать» – твердит внутренний голос.

Еще несколько часов назад я не думала о побеге, я смирилась со своей участью, я даже была согласна ее принять и начала привыкать к человеку, который насильно на мне женился. Я даже начала привязываться к нему… Я могла бы его полюбить… наверное. Пока вдруг не ощутила это головокружительное чувство – свобода. От которой забываешь обо всем, от которой даже не думается о последствиях. Увидеться с мамой и сделать все, чтобы Тамерлан Дугур-Намаев забыл обо мне.

Когда машина остановилась напротив подъезда, старичок протянул мне свою куртку.

– Если некуда идти – можно у меня остановиться. Может, подождать тебя?

– Спасибо. Мне есть где… Есть. Я дома.

Протянула ему деньги, но он не взял, укатил, оставив после себя клубок серого дыма.

С трепетом я поднималась по лестнице, тяжело дыша, предвкушая встречу, чувствуя, как бешено бьется сердце и подкатывают слезы, как немеют ноги и от счастья дух перехватывает. Представляю, как она обрадуется, как расплачется, как будет целовать меня, прижимать к себе, а потом кормить пирогами на кухне. Подошла к двери и вначале подумала, что ошиблась этажом, но потом увидела на стене знакомые, выцарапанные спичкой буквы и застыла у новой, вскрытой лаком двери. Протянула руку к звонку и, выдохнув, нажала кнопку. Звонила долго, никто не открывал, и за дверью не слышалось такое до боли знакомое «Иду-иду, подождите!». Там вообще ничего не слышалось. Глухая тишина. Ни шороха. Я еще несколько раз позвонила, потом начала стучать.

Напротив распахнулась дверь, и я услышала старческий шепот.

– Верочка! Вера? Это ты? Ты, деточка? О Боже!

Обернулась к соседке, и та перекрестилась несколько раз. Баба Марфа, она дружила с мамой Светой. Постоянно на чай к нам вечером приходила.

– Бог ты мой, и правда, ты. Живая! Что ж это делается то, а? Идем. Идем в квартиру. Не звони туда. Он невменяемый. Собаку спустит на тебя. Там ни стыда, ни совести.

– Кто невменяемый?

– Хозяин новый. Уехал куда-то с мымрой своей и собакой-свиньей. Пару дней не слышала, не видела. Укатили. И слава Богу. Тише будет.

***

Я сидела на табурете на маленькой кухне и раскачивалась из стороны в сторону, пока она говорила.

– Они к ней начали ходить сразу после того, как нам сообщили о твоей смерти. Света как не в себе была. Она не выходила из квартиры и ни с кем не разговаривала. Они ей обещали похороны за их счет устроить и устроили. Пышные, с венками, поминками в ресторане… – снова на меня смотрит и крестится, – потом слегла Света. Врачей какой-то мужик к ней водил. Ухоженный, одетый с иголочки. На иномарке приезжал. А ей все хуже и хуже. С постели не встает. Я пару раз заходила, а она дверь откроет и на кухню идет, с фотографией твоей сядет и сидит, смотрит. Не верю, говорит, что моя девочка умерла. Не верю им и все тут. Пару недель еще к ней ходили-бродили, пакеты с едой носили. Я даже как-то рада была, что есть кому присмотреть… Эх, если б знала… а потом я так и не поняла, как все произошло. Скорую привезли, полицию. Говорят, газ забыла выключить и… задохнулась. Квартиру на того хмыря прилизанного записала… А через время этот бугай жирный со своей свиристелкой въехал. Вот… так. Хоронили всем подъездом. Денег собрали, кто сколько смог и… похоронили. Царствие небесное Владимировне. Какая хорошая женщина была. Хлыщ тот пропал… чтоб его, суку, черти в аду изжарили, падаль проклятую. Ну сама понимаешь, по-скромному похоронили, как смогли…

Нет, я ничего не понимала. Меня шатало из стороны в сторону. Я смотрела перед собой и ничего не видела. Только губы шептали «Как же так, мамочка Светочка, как же так?»…

– Не верю я, что она газ сама оставила. Это они ее. Как дарственную выцарапали, так от нее и избавились. Как только узнали эти сволочи, что одинокая она. То ли кто из тех… телевизионщиков им кто-то сказал или навел.

Я почти ее не слышала, как в тумане все, как в каком-то мареве. И поверить не могу, хочется к двери броситься, закричать, царапать ее ногтями, орать, как бешеная. Неправда это. Жива мама Света. Я сейчас еще раз в дверь позвоню, она откроет, и все окажется просто кошмаром.

– Ты на.., – подвинула ко мне рюмку. Выпей наливочку. Легче станет.

В дверь позвонили, и баба Марфа встрепенулась.

– Кого это принесло? Поздно уже.

А я с табурета вскочила и к окну, шторку слегка отодвинула и тут же отпрянула назад. Внизу черные три машины. Бросилась к бабе Марфе.

– Это меня ищут. Умоляю. Вы меня не видели. Не слышали. Я денег дам. Много дам. Только не выдавайте.

Затаилась за дверью кухонной, губы закусила до крови. Глаза от слез раздирает, дышать нечем.

– Нет, не видела такую. Она ж умерла. На самолете разбилась после свадьбы сразу. Бог с вами? Вы новостей не смотрите! Дык давно уже. Красавица, умница… эх, как так. Бог к себе, видать, самых лучших забирает.

Она еще что-то говорила, а я перед собой смотрю и чувствую, как слезы по щекам катятся. А ведь меня не просто отпустили, меня подставили. Убить решили его руками. Знали, что искать будет, и, если найдет кто это сделал – изуродует. Меня сделали виноватой. Как будто сама сбежала. И мысли мечутся снова к маме Свете, и сердце от боли рвется, ноет, кричит. Нельзя так… нельзя!

Люди – твари. Люди уничтожают других людей за малое… безнаказанно, беспардонно. Ради квартиры, ради золота, денег, наследства. И такие, как я, такие ничего не могут сделать или доказать… такие, как я, просто насекомые, расходный материал, массовка на празднике жизни.

Баба Марфа вернулась на кухню, а я смотрела перед собой и вдруг почувствовала, как внутри меня рождается другой человек, как он поднимается с колен, как наполняется яростью его сердце, как сводит скулы и во рту набирается солоноватый привкус.
1 2 3 4 5 ... 9 >>
На страницу:
1 из 9