Чужая женщина

– Гром! Громищееее!

Я кинулся к другу и схватил в охапку, приподнимая и сдавливая ребра. Ко мне тут же бросились шкафы, но Деня рявкнул.

– Вон пошли! Это же друг мой! Олег Громов! Засраааааанееец! Откуда ты взялся?

Теребит меня за плечи, как и я его. От смеха скулы сводит, и даже слезы на глазах выступили.

– Так это ты моего племяша погладил?

Киваю, а он смеется, заливается. И смех, как в молодости, заразительный, громкий, дурной. Конь. Черт бы его побрал, как я рад его видеть!

– Значит, достал говнюк, да?! Ты просто так гладить не будешь, ты у нас вроде как уравновешенный.

Мы оба знали, что это сарказм и неуравновешенным из нас был именно я.

– Был! Был, Деня. Теперь чуть что – за пушку хватаюсь или промеж глаз.

– Хорошо, что раньше без пушки! Охренеееть. Как и не было двадцати лет, Гром. Такой же придурок.

Теперь смеюсь уже я. Детство девятым валом захлестнуло. Как будто мне не под сороковник, и я только школу окончил. Распирает всего, трясет. Денис снова стиснул меня так, что из глаз искры посыпались.

– Эй, нам накрой пожрать в вип, коньяк самый дорогой неси, и чтоб не мешал никто. Парней распусти. Разборки отменяются.

– Денис Витальевич, у вас встреча, – забормотал «комод» и нервно забегал вокруг нас.

– Отмени. Все отмени. Какие к черту встречи?! Братуха мой здесь! Ты знаешь кто это, Леха? Знаешь кто? – потрепал меня по волосам, – Это друг мой с первого класса еще. С одного двора. С одной, мать ее, песочницы! Я его не видел долбаные двадцать лет! – обернулся ко мне, и глаза от радости сверкают, и я сам… аж трясет всего от эмоций. Да, мой братуха. Дружба у нас была какой вовек не сыщешь. Сдохнуть могли друг за дуга. Пока он не уехал с родителями в столицу.

– Я ж искал тебя, Громище! Ты съехал оттуда и как в воду канул. Громовых блин… как собак, сам знаешь. Думал, уехал ты север покорять, как мечтал. Давай, присядем. Черт, рад я тебе, Гром! Рад, п***ц как!

* * *

Через час сбивчивых рассказов и воспоминаний с сумасшедшими воплями и гоготом мы уже знали почти все друг о друге. Деня подливал мне коньяка, и мы выкурили все его сигареты, и ему тут же принесли еще одну пачку. Изменился он, конечно. Из пацана своего в доску в потрёпанных штанах и вечно грязной футболке превратился в человека с глянцевого журнала. Я себя рядом с ним ощущал рванью подзаборной. Без зависти или сожалений. Мне это было незнакомо. Просто констатация факта. Если б не дружба наша, такие, как Златов, в сторону таких, как я, даже не смотрят. На нем лоск невидимый. Налет денежный. Такие вещи видно невооруженным глазом. И дело не только в дорогих шмотках.

– И кто ты теперь, Деня? Олигарх?

– Типа того. Дело свое открыл за границей, подфартило мне – я там бизнес продал и начал здесь недвижимость покупать. Потом нефтью занялся и автозаправки открыл. «ЗлатоНефть» слыхал?

Не просто слыхал – это он прибедняется. «ЗлатоНефть» – самая крутая у нас сеть по всем городам. Только не думал я, что название от фамилии его происходит.

– Твои, значит?

– Мои, – кивнул без лишнего пафоса, но с гордостью и снова коньяка себе налил, – детище мое. Нюансов много, конечно, но вот так и живу. Приехал в дыру нашу культуру города развивать. Театр оперы и балета новый строить на центральной улице задумал по европейскому образцу. В депутаты баллотируюсь в следующем году. А ты, Гром?

– А я? – усмехнулся и залпом осушил бокал, – А я мент, Деня. Бывший, правда, но, сука, никак привыкнуть не могу к этому. По утрам на работу подрываюсь.

– Че бывший? – съел лимон и внимательно на меня посмотрел. Взгляд цепкий, колючий – Хочешь, восстановлю?

– Аааа… на хер! – я махнул рукой и уже сам себе налил, но Деня накрыл мой бокал ладонью.

– Рассказывай! Что стряслось? За что уволили?

И я рассказал. Наверное, впервые за все это время я кому-то смог рассказать. О рогах неприятно чужим людям расписывать, чувствуешь себя идиотом последним, лохом, которого сделали. А сейчас понесло меня. Говорю. А самого опять трясти начинает и хочется удушить и ее, и козла того. Деня меня не перебивал, и я просто сидел и выговаривался, глядя в одну точку и выкуривая сигарету за сигаретой. А он слушал и так же курил вместе со мной.

– Убил бы её, суку, и его тоже!

– Я хотел! Деня! Я хотел, мать его! Но дети… и сесть из-за падали?

– Тоже верно. Мудак! Кто его отец говоришь? Может, скинуть его с пьедестала, а? Ты скажи!

Я внимательно на друга посмотрел, и где-то в затылке кольнуло неприятно. Значит, не впервой ему, раз предлагает. Не так-то ты прост, как хочешь казаться, Деня.

– Не надо. Оставь. Она с ним живет и дети тоже. Пусть живут. Проехали. Переживу.

– Ага, блядь, я вижу, как ты пережил. Без работы, бухаешь, потерянный какой-то, убитый!

На это я смолчал, потому что прав он. Потерянный я. Сам не знаю, где и зачем живу. Всего пару дней назад как дышать начал, когда девчонку эту встретил. В зеркало на себя посмотрел хотя бы, и губы до сих пор зудят после поцелуев наших бешеных. Ничего, завтра пробью по своим еще раз и найду. Должен найти. Вспомнил про ее туфли в машине, и адреналин в висках запульсировал.

– Ты сам-то женат? – спросил у Дениса, откидываясь на спинку дивана и чувствуя, как алкоголь затуманил мозги и расслабил окончательно.

– Женат, – кивнул Денис.

– На ком? Кто-то из наших? Не Морозова случайно?

Мы расхохотались, и он наставил на меня указательный палец, кашляя и вытирая лицо салфетками.

– Не… ну, ты даешь! Запомнил, что я по ней сдыхал. Не Морозова, конечно. Она тварь упрямая оказалась, несговорчивая. Не нравился я ей. Правда, приехал через пару годков и таки трахнул ее сучку. Она уже замужем была за лошарой каким-то безденежным и двое по лавкам. Предлагал ей со мной в столицу, она отказалась, – он развел руками, – сказала, любит Ваню своего. Любит, б***ь. Так любит, что пару дней с работы ко мне в гостиницу бегала и сосала так самозабвенно и смачно, что губы потрескались. Любит она. Короче, ну ее шалаву. Я забыл о ней давно. Самое интересное – с Ваней своим все равно развелась. Только кому она теперь на хер нужна дура сороколетняя с обвисшими сиськами и задом?!

– Ну годы никого еще не украсили, и к женщинам они более беспощадны. – не понравилось, как он о Наташке. Мы оба в нее тогда влюблены были, и я уступил, потому что он первым мне об этом сказал. Табу у нас было – баб не делить. Их до хрена, а друг один навечно. Но Наташка никого из нас не выбрала и Деню отшила после выпускного. А он теперь о ней, как о швали, – Так на ком тогда?

– Девочка совсем. Увидел в театре и все, и п****ц, Гром. Крышу снесло.

– С каких пор ты по театрам?

– Так я спонсор. Будущий депутат добро творить должен аки ангел. Отстраивал театр в Мухосранске одном и увидел там. И все.

– Ну поздравляю.

– Не с чем особо. Кукла она. Красивая, умная, шикарная кукла. Люблю ее и понимаю, что манекен рядом. Не надо ей ничего. На своем чем-то повернутая. В себе вся. Бабы обычно поболтать любят. А она молчит всегда. Не просит, не требует. Как не от мира сего. Понимаешь? Живет вот как есть, и все. Но я без нее не могу.

Я усмехнулся, увлеченно как рассказывает и притом с горечью. Будто и не о жене говорит. Видно, что без ума от нее и в то же время… а мне какое дело? Чужая семья. Сегодня так говорит, завтра скажет по-другому. Я сам свою то любил, то терпеть не мог, то осточертела, то соскучился. Хуже, когда пусто внутри и ни черта нет там.

У Дениса, не переставая, трезвонил сотовый, и он наконец-то ответил. Тут же стал намного серьезнее, бокал отставил в сторону. Потом на меня посмотрел.

– Я в Европу еду на несколько дней, вернусь – поговорим о работе твоей. Мне в охрану свой человек нужен. А насчет племяша моего забудь. Не племянник он мне. Я его раз в жизни видел. Сын мужа моей сестры двоюродной от первого брака. Седьмая вода на киселе. Но я с папашей его дела некоторые верчу. Я б ради него хрен сюда приехал, да дела у меня с начальством твоим имеются и с хозяином гадюшника этого. Прикупить его хочу, а он заартачился, а тут повод такой подвернулся. А вообще, не будь это ты, вынесли б тебя отсюда вперед ногами.

– Даже так?

– Ну, а ты, что, думал, племяша Олигарха можно безнаказанно бить? За такое минимум без зубов остался бы.