На секунду его глаза вспыхнули. Потому что когда я это сказала, я провела кончиком языка по нижней губе.
– Нет, я дам тебе по заднице.
Во мне все всколыхнулось, обожгло низ живота. Почему-то представила себе, как его смуглые пальцы ложатся на мой белый зад, и стало трудно дышать.
– Дай, – сказала я, и он судорожно выдохнул. Похоже, хорошее воображение здесь не только у меня.
Никитин молча меня разглядывал, пока я, пользуясь моментом, схватила сигарету из пачки на столе. Молниеносно отобрал, сломал и швырнул на пол.
– Рассказывай, – прозвучало властно. О, у меня для тебя есть история. Несколько, на выбор. Не подкопаешься. Даже с твоими связями.
– Что рассказывать?
– Все.
– С чего начать?
Смотрю ему в глаза, и он снова щурится, сам закурил, затянулся сигаретой очень сильно. Но почему у меня от этого сносит крышу? Ведь ничего особенного. А меня просто потряхивает, когда он курит.
– Начни сначала. Кто? Откуда? По-порядку.
– Ты собирался на пробежку.
– Я передумал. Давай, солнышко. Я слушаю. Внимательно.
Черт. Меня, оказывается, прёт, когда мне приказывают. Ничего подобного раньше за собой не замечала.
– Мама и папа алкоголики. Сдохли лет пять назад. Воспитывалась в интернате. Год назад сбежала. Жила у кого придётся. Работала на Гошу. Все. Ничего интересного.
– Кем работала? – напрягся, ожидая ответа.
– Торговала. Курьер. Не наркота, не ссы.
– Разговаривай нормально.
Ладно. Нормально, так нормально. Я подстраиваюсь под тебя, милый, как ты, так и я. Тем более, мои ровесники тоже так разговаривают.
– Если ты имеешь в виду проституцию – нет, не было. А в стриптизе танцевала. До недавнего времени.
Он стукнул кулаком по столу.
– И куда мир катится? А школа?
Милый, какая школа? У меня с четырнадцати частные уроки в спец заведении.
– Нет школы. Год, как нет.
– Живёшь где?
– Квартиру снимала. Как Гоше задолжала, меня выперли. Теперь нигде не живу.
Он молчал. Долго.
– Паспорт есть?
– Нет. Меня вообще, вроде как, нет.
Он думает, напряжённо. Курит одну за одной.
– Значит так, Кукла. Остаёшься пока здесь. Живёшь по моим правилам.
Я кивнула и потянулась за сигаретами, но он ловко схватил пачку первым.
– Забудь. С сегодняшнего дня ты не куришь.
– Совсем? – я надула губки.
– Совсем. Куплю тебе пластырь, жвачку, и ты бросила.
– Нахрен тебе это надо?
Он усмехнулся. Красивый… офигительный.
– Я так решил. Достаточно?
Более чем. Это круче, чем я могла придумать. Это моя победа. Первая и, я думаю, совсем не последняя.
Напряжение немного спало, пока Никитин не открыл верхний шкафчик и не достал бинт, вату, перекись и йод. Вот хрень. Я это с детства ненавидела. Подорожник – самое лучшее лекарство. Ну, перекись. Только не это. Не йод. Я поёжилась.
– Дай коленку. Намазать надо.
– Не надо, – сказала упрямо и внутренне сжалась. Он схватил меня за лодыжку, удерживая ногу на весу. На секунду замер, и когда я поняла почему, у самой пересохло в голе. Он увидел мои трусики. Белоснежные, с кружевами.
– Не дёргайся, – сипло скомандовал и плеснул перекись на коленку. Подул. И я улыбнулась. Как трогательно. Словно я, и правда, для него ребёнок. А потом намазал йодом и снова подул. Я смотрела сверху вниз на его лицо, на ресницы, бросающие тень на щеки, на сильные пальцы, сомкнувшиеся на моей лодыжке, и даже не почувствовала боль. Меня скручивало внутри, нервы натянулись до предела. Представила, как пальцы, лаская, поднялись выше… Господи. Мысленно я уже застонала. Без вариантов, я хотела всю теорию применить на практике именно с ним.
– Щиплет? – снова подул.
– Да… больно… мне нравится.
Резко вскинул голову. В глазах полное недоумение.
– Что нравится? Когда больно?
– Когда ты держишь меня за ногу и дуешь. У тебя такие губы… это чертовски сексуально. Хотя и когда больно, тоже нравится.
Никитин выпустил мою ногу, сунул пузырьки обратно в ящик. Захлопнул с такой силой, что я невольно зажмурилась. Протянул мне бинт.
– Сама бинтуй.