Шопоголик и брачные узы

Викарий заводит свою речь, и я расслабляюсь. Буду вслушиваться в каждое из этих хорошо знакомых слов – как будто начинается любимый фильм, где два моих лучших друга исполняют главные роли.

– Берешь ли ты, Сьюзан, в мужья этого мужчину? – У викария густые, кустистые брови, и он шевелит ими при каждом вопросе, словно боится услышать в ответ «нет». – Будешь ли ты любить его, беречь, чтить и оставаться с ним в болезни и в радости, и, презрев всех остальных, хранить верность ему одному до скончания ваших дней?

Пауза – и Сьюзи произносит:

– Да.

Вот бы и подружкам невесты полагалось что-нибудь сказать. Что-нибудь краткое. Типа «да» или «буду».

Наступает тот момент, когда жених и невеста должны взяться за руки. Сьюз передает мне букет, и я пользуюсь случаем, чтобы обернуться и окинуть быстрым взглядом всех собравшихся. Народу собралось столько, что многим приходится стоять. Массивные мужчины в килтах и женщины в костюмах из бархата; а вот и Фенни с оравой своих лондонских приятелей. А вон мама, льнет к папе, прижимая платок к глазам. Она поднимает голову и видит меня; я улыбаюсь – но мама в ответ только всхлипывает.

Хватит глазеть по сторонам – Сьюзи и Таркин уже преклоняют колени, и викарий сурово декламирует:

– Что Бог соединил, то человек да не разрушит.

Я кошусь на Сьюзи. Она смотрит на Таркина, она буквально растворяется в нем. Теперь она принадлежит ему. И, к своему удивлению, я вдруг ощущаю какую-то пустоту в сердце. Сьюзи замужем. Все изменилось.

Минул год с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, и каждый миг этой жизни был мне дорог. Все верно. Но на уровне подсознания я знала: пойди что-нибудь не так, и я всегда смогу вернуться в Фулхэм и зажить прежней жизнью вместе со Сьюзи. А теперь… А теперь не смогу.

Сьюзи я больше не нужна. У нее есть кое-кто другой, тот, кто отныне будет неизменно занимать первое место в ее жизни. Я смотрю, как викарий опускает руки на головы Сьюз и Таркина, благословляя их, – и у меня слегка сдавливает горло от воспоминаний. О том, как я состряпала отвратительное карри, чтобы сэкономить деньги, и Сьюзи твердила, какое оно получилось восхитительное, хотя во рту у нее горело. И о том, как Сьюзи пыталась соблазнить менеджера из банка, чтобы уладить дело с моим превышением кредита. Каждый раз, когда я влипала в передрягу, она приходила на помощь.

А теперь всему конец.

Внезапно я понимаю, что мне срочно требуется утешение. Оборачиваюсь и пробегаю взглядом по лицам гостей, высматривая Люка. Найти его удается не сразу, и, хотя я продолжаю уверенно улыбаться, в душе нарастает нелепая паника – так ребенок осознает, что других детей разобрали по домам, а он один остался в школе.

Наконец я его вижу. Люк стоит за колонной, высокий, смуглый, крепкий, взгляд прикован ко мне. Ко мне, и ни к кому иному. Я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Вот и меня забрали – все в порядке.

Под звон колоколов мы выходим в церковный двор. Люди, собравшиеся снаружи, на дороге, встречают нас приветственными криками.

– Поздравляю! – восклицаю я, стискивая Сьюзи в объятиях. – И тебя тоже, Таркин!

По отношению к Таркину я всегда испытываю легкую неловкость. Но теперь я смотрю на него как на супруга Сьюзи – и неловкость исчезает.

– Вы будете по-настоящему счастливы, я знаю, – с теплотой произношу я и целую Таркина в щеку; мы оба хохочем, когда в нас швыряют конфетти. Гости высыпают из церкви, как леденцы из банки, они болтают, смеются, перекликаются. Они толпятся вокруг Сьюзи и Таркина, целуя и обнимая их, обмениваются рукопожатиями, и я отодвигаюсь в сторону, гадая, где же Люк.

Церковный двор заполняется, и я невольно разглядываю родню Сьюзи. Ее бабушка медленной, царственной поступью выходит из церкви, опираясь на палку; ее сопровождает деловитый молодой человек в костюме. Худенькая бледная девушка с большими глазами, в черной шляпе необъятных размеров, держит на руках мопса и курит в режиме нон-стоп. Целая армия почти неразличимых братцев в килтах стоит у церковных ворот, и я припоминаю, как Сьюзи рассказывала о своей тетушке, наплодившей шестерых сыновей, прежде чем разродиться девочками-двойняшками.

– Вот, надень это, – неожиданно раздается над ухом голос Люка. Я оборачиваюсь. Он протягивает мне шерстяной жакет. – Мерзнешь, наверное.

– Не беспокойся. Все отлично!

– Бекки, снег идет, – твердо говорит Люк и набрасывает жакет мне на плечи. – По-моему, свадьба удалась.

– Да. – Я осторожно посматриваю на него, гадая, как бы вернуть разговор к той теме, что мы обсуждали до венчания.

Но Люк смотрит на Сьюзи и Таркина, фотографирующихся под сенью дуба. Сьюзи улыбается во весь рот, зато у Таркина такое выражение лица, будто он грудью бросился на амбразуру.

– Славный парень, – замечает Люк, кивая на Таркина. – Странный, но славный.

– Да. Точно… Люк…

– Пунша не желаете? – возле нас возникает официант с подносом. – Или шампанского?

– Пунша, – с признательностью говорю я. – Спасибо.

Делаю несколько глотков и прикрываю глаза. По телу разливается тепло. Хорошо бы оно добралось до ног – они, надо признаться, совсем замерзли.

– Подружка невесты! – внезапно вопит Сьюзи. – Где Бекс! Мы должны сфотографироваться!

– Здесь! – кричу я, открывая глаза и сбрасывая с плеч жакет. – Люк, подержи мой стакан.

Торопливо продираюсь через толпу и присоединяюсь к Сьюзи и Таркину. Это же надо – теперь, когда все эти люди смотрят на меня, холод совсем не чувствуется. Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой, изящно прижимаю к груди букет, по указанию фотографа беру Сьюзи под руку и между щелчками камеры машу букетом маме с папой, которые проталкиваются вперед.

– Мы скоро пойдем обратно в дом, – говорит миссис Гиринг, приближаясь, чтобы поцеловать Сьюзи. – Люди мерзнут… Остальные снимки можно сделать там.

– Хорошо, – соглашается Сьюзи. – Только еще немного пофотографируемся вместе с Бекс.

– Отличная мысль, – поддерживает ее Таркин и с явным облегчением удирает к своему отцу.

Тот – копия Таркина, разве что лет на сорок постарше. Фотограф несколько раз щелкает нас со Сьюзи, соревнующихся по части лучезарности улыбок, и прерывается, чтобы перезарядить камеру. Сьюзи берет у официанта стакан с пуншем, а я тайком проверяю, не разошлось ли сзади платье.

– Бекс, послушай, – шепчет Сьюзи и с серьезным видом смотрит на меня. Она стоит так близко, что можно различить каждую блестку в ее тенях для век. – Я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не собираешься и в самом деле ждать десять лет, чтобы выйти замуж, правда?

– Ну… нет, – признаюсь я. – Не собираюсь.

– И ты думаешь, что это именно Люк? Только честно. Между нами.

Молчание длится долго. Слышно, как кто-то бубнит сзади: «Конечно, дом у нас вполне современный. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, кажется, построили…»

– Да, – небрежно произношу я, чувствуя, как густо розовеют щеки. – Да, думаю, это он.

Еще несколько мгновений Сьюзи внимательно всматривается в мое лицо – и, кажется, принимает какое-то решение.

– Точно, – говорит она, ставя свой стакан на поднос. – Так что мне пора бросать букет.

– Что? Сьюзи, не говори глупостей! Его еще нельзя бросать!

– Нет, можно! Я могу его бросить, когда мне вздумается.

– Но ты должна это сделать, только когда будешь уезжать на медовый месяц!

– Плевать! – упрямится Сьюзи. – Не собираюсь больше ждать. Брошу сейчас.

– Но это же делается в конце!

– Кто тут невеста? Ты или я? Если дожидаться самого конца, это будет совсем неинтересно! А теперь встань-ка вот здесь. – Сьюзи повелительным жестом указывает на холмик заиндевевшей травы. – И положи свои цветы. Будешь держать что-нибудь в руках – ничего не поймаешь. – Она повышает голос: – Тарки? Я сейчас брошу букет, идет?

– Идет, – беззаботно откликается Таркин. – Хорошая идея.