Удиви меня

– Может, миссис Кендрик уходит на пенсию и собирается оставить его начальником здесь, – предполагает Кларисса.

– Нет! – с неподдельным ужасом восклицаю я. – Силы небесные, ты только представь, что он скажет волонтерам? «Спасибо, что пришли, а теперь валите!»

Тут Кларисса не выдерживает и прыскает, и вскоре мы обе просто давимся от смеха. Однако я не делюсь с Клариссой своими мрачными мыслями о том, что Роберт наверняка совсем не жаждет управлять музеем, а видит в нем просто очередной лондонский особнячок для продажи. В конце концов, все всегда сводится к большим деньгам.

Мы успокаиваемся, и Кларисса отправляется приготовить нам кофе. Сажусь за стол и принимаюсь за отчет, всеми силами стараясь выкинуть утренние события из головы. Но не могу, настолько я взвинчена. Мои тревоги и страхи отчаянно борются с духом неповиновения. Почему мы не можем остаться последним уютным и причудливым уголком на свете? Почему должны соответствовать стандартам бездушных офисов и учреждений? Мне совершенно все равно, кто этот парень и какие права он имеет на Уиллоуби-хаус. Если он хочет уничтожить это особенное, драгоценное место и превратить его в стереотипный многоквартирный дом, то ему придется иметь дело со мной.

После работы я посетила (в обязательном порядке) лекцию по итальянской живописи, которую читал один из наших покровителей, так что домой я прибыла около восьми. В доме меня встретила абсолютная тишина, что означало, что девочки уже спят. Поднимаюсь наверх, чтобы поцеловать в щеки моих мирно посапывающих малышек, укрыть их поплотнее одеяльцем и перевернуть Анну в кровати. (Она почему-то полюбила спать, как Пеппи Длинныйчулок – голова накрыта одеялом, а ноги на подушке.) Затем спускаюсь на кухню и застаю Дэна за столом с открытой бутылкой вина.

– Привет, – здороваюсь я. – Как день прошел?

– Нормально, – пожимает плечами Дэн. – Твой?

– Пришел к нам сегодня один конторский крыс, – говорю я мрачно. – Племянник миссис Кендрик. «Заинтересовался нами», говорит. А на самом деле хочет прикрыть нас и разбить особняк на кучу квартир.

– Он прямо так и сказал? – поднял голову Дэн. – Боже правый.

– Нет, не так, – признаюсь я. – Но он сказал, что мы должны измениться, пока не стало поздно, – стараюсь голосом передать весь устрашающий смысл этих слов, но Дэн уже расслабился.

– Наверное, он хотел сказать «пока не начнется вся рождественская кутерьма», – говорит он. – Хочешь немного?

Он наливает мне вина, не дождавшись моего ответа. Дэн протягивает бокал, а я перевожу взгляд с него на бутылку, наполовину пустую. Дэн явно чем-то озабочен.

– У тебя все хорошо? – осторожно спрашиваю я.

Дэн не отвечает, а тупо пялится в пространство. Он пьян, понимаю я. Скорее всего, после работы он зашел в паб. Он иногда туда ходит, когда знает, что я задержусь, а с девочками все равно сидит Карен. А потом он вернулся домой и налег на вино.

– Сегодня я сидел на работе, – наконец отвечает он, – и все время думал: а этим ли я хочу заниматься все свои шестьдесят восемь лет? Строить офисы, продавать офисы, снова строить и снова продавать, потом опять строить…

– Я поняла.

– …опять продавать. – Дэн кажется подавленным. – Вечность.

– Не всю же вечность, – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку. – И тебе необязательно работать до самой смерти.

– А кажется, что вечность. Мы бессмертны, Сильви. Так нам сказали. – И угрюмо смотрит на меня. – А знаешь, кто такие бессмертные?

– Герои? – предполагаю я, вспомнив древнегреческие мифы.

– Задолбавшиеся. Вот кто.

Он тянется через стол, хватает бутылку и наливает себе еще.

Так, это нехорошо. Совсем нехорошо.

– Дэн, у тебя кризис среднего возраста? – Слова вылетают сами собой.

– Как у меня может быть кризис среднего возраста? – взрывается Дэн. – У меня даже возраст сейчас не средний. Далеко не средний. Я у подножия этого чертова холма жизни!

– Но это же хорошо! – настойчиво вставляю я. – У нас впереди столько времени.

– Но что мы будем делать со всем этим временем, Сильви? Чем заполнять бесконечные, бездушные года, занятые бессмысленной и монотонной работой? Где же счастье в нашей жизни? – Лихорадочным взглядом окидывает кухонные шкафы, будто где-то там, среди жестяных банок с куркумой и гвоздикой, могла притаиться и баночка с наклейкой «счастье».

– Как я уже говорила утром, нам нужен план. Нужно взять жизнь в свои руки, а не подчиняться судьбе. Vincit qui se vincit, – гордо прибавляю я. – Что в переводе с латыни значит «Побеждает тот, кто побеждает себя». (Я загуглила это на работе, когда была моя очередь пользоваться компьютером.)

– И как же победить себя?

– Я не знаю.

Делаю глоток вина; букет настолько хорош, что я делаю еще пару глотков перед тем, как накрывать на стол. Достаю из кухонного шкафа тарелки и накладываю в них рагу из курицы, приготовленное в долговарке. Пока Дэн достает ножи и вилки, хорошо сдабриваю рагу кориандром.

– Оставь это. – Дэн чуть ли не бросает столовые приборы на стол. – Ты знаешь…

– Что?

– Ты знаешь, – повторяет Дэн.

– Не понимаю…

– Секс, – выдает он, будто это было совершенно очевидно.

Бог ты мой. Опять секс? Серьезно?

Почему все всегда сводится к сексу с Дэном? Нет, я понимаю, что секс важен в семейной жизни, но есть и другие вещи, которые Дэн, похоже, не замечает и не ценит. Например, подхваты для гардин с кисточками. Или Всебританский конкурс на лучшую выпечку.

– И что же ты хотел сказать про секс?

– Понимаешь… – Дэн смешался и умолк.

– Что?

– Секс с одним человеком навсегда. На веки и веки вечные. Миллион лет.

Тишина. Ставлю тарелки с рагу на стол и замираю, сознание мое кружится в безумном танце. Вот, значит, как он это видит? Узы Гименея в миллион лет длиною? Вспоминаю слова Тильды: «Брачный обет «Покуда смерть не разлучит нас» слишком уж честолюбив. На такое могут согласиться только безумцы».

Смотрю на Дэна, на мужчину, с которым я решилась на союз безумцев. В то время брак с ним казался хорошей партией. Но сейчас он ведет себя так, будто секс со мной на веки вечные – это какое-то наказание, и я чувствую, что все хорошее ускользает, как песок сквозь пальцы.

– Думаю, мы вполне можем устраивать что-то вроде творческого отпуска, чтобы отдохнуть друг от друга, – предлагаю я, не совсем понимая, что несу.

– Отпуск? – Дэн вскидывает голову.

– Перерыв в отношениях. Проводить время порознь. Встречаться с другими людьми. Например, в одно из наших десятилетий, – пожимаю плечами, стараясь звучать безэмоционально. – Просто предложение.

Мысль совершенно безрассудная. Я вовсе не хочу, чтобы Дэн целое десятилетие спал с другими женщинами. Вообще не хочу, чтобы в его постели был кто-то, кроме меня. Но и не хочу, чтобы он всю жизнь чувствовал себя как под дулом пистолета или облаченным в полосатую робу.

Дэн в недоумении смотрит на меня:

– Итак, значит, сначала мы одну декаду разговариваем по-итальянски, потом спим с другими людьми и… Что там было последнее? Переезжаем в Южную Америку?