Израненное сердце

Еще я вижу велосипедистов, проезжающих вдоль озера, и блеск синих вод, расчерченных пунктиром белых парусов.

– Неплохой вид, – говорю я Дюкули, пока он прикуривает мне сигару.

– Озеро-то? – фыркает мужчина. – Я останавливался в королевском люксе в «Бурдж-эль-Араб». В сравнении это ничто.

Я прикладываюсь к сигаре, чтобы скрыть улыбку. Я знал, что он будет недоволен своим номером.

Эдвин Дюкули – министр земельных ресурсов, горнорудной добычи и энергетики Либерии. Но за свои часы «Вашерон» и увесистые сигары он заплатил кровавыми алмазами. Словно Марко Поло наших дней, он повсюду носит с собой мешочки с алмазами, которые обменивает на любой предмет роскоши, который только пожелает.

Эти предметы роскоши со мной прямо сейчас. Скрыты под шестидюймовым[6 - Примерно 15 см.] слоем льда в ящике из-под моллюсков.

– Приступим?

Дюкули возвращается к диванам. Я тушу сигару о подоконник и следую за ним.

Со стороны мы смотримся забавно – четверо крупных мужчин, сидящих в креслах в бело-розовую полоску.

Я ставлю ящик на кофейный столик и открываю крышку, после чего вынимаю упаковку со льдом и маскирующим слоем креветок, являя на свет оружие.

Я принес все, что он заказывал: три автомата Калашникова, четыре «глока», «ругер» и один ручной гранатомет «РПГ-7», который обычно используется для уничтожения танков. Понятия не имею, что Дюкули собирается со всем этим делать, – думаю, я видел что-то подобное в фильме, и это выглядело круто.

Здесь же лежит плотно запакованный килограмм дури. Отличный товар. При взгляде на него у Дюкули зажигаются глаза. Он достает маленький серебряный ножик из нагрудного кармана своего смокинга и разрезает упаковку. Зачерпнув порошок кончиком ножа, он прижимает его к ноздре и сильно втягивает носом. Затем втирает остатки в язык и десны.

– Ах! – вздыхает Дюкули, кладя нож на стол. – На тебя всегда можно положиться, Данте.

Обращаясь к своим людям, он велит:

– Уберите это куда-нибудь, где не найдут уборщицы.

Я прочищаю горло, чтобы напомнить о такой мелочи, как оплата.

– Да, разумеется, – говорит министр. Из того же нагрудного кармана он достает бархатный мешочек и передает его мне. Я высыпаю алмазы себе на ладонь.

У меня с собой ювелирная лупа, но я и без нее вижу, что Дюкули держит меня за идиота.

Алмазы мутные и мелкие. Их размеры и количество вполовину меньше того, о чем мы договаривались.

– Что это? – спрашиваю я.

– О чем ты? – рычит Дюкули, разыгрывая непонимание. Но он не очень хороший актер.

– Эти алмазы – дерьмо, – говорю я.

Дюкули багровеет. Он насупливает свои и без того низкие брови, и я едва могу различить под ними блеск его глаз.

– Следи за словами, Данте.

– Разумеется, – отвечаю я, наклоняясь в своем кресле вперед и вперяя в него взгляд. – Позволь я перефразирую это самым уважительным способом. Заплати мне то, что должен, гребаный ты проходимец.

Дородный телохранитель хватает один из «глоков» и направляет его прямо мне в лицо. Я и бровью не веду.

– Ты серьезно собираешься застрелить меня посреди отеля «Дрейк»? – уточняю я у Дюкули.

Тот фыркает.

– У меня дипломатический иммунитет, друг мой. Я могу застрелить тебя хоть на пороге отдела полиции.

– У тебя нет иммунитета против мафии. Или ты забыл, что мой отец – глава чикагского филиала?

– О да, Энзо Галло. – Дюкули кивает, и его лицо медленно расплывается в улыбке. – Очень могущественный человек. Во всяком случае, был… Я слыхал, что он потерял хватку со смертью жены. Это была твоя мать или тебя родила какая-то другая шлюха?

Моя мать умерла пять лет назад. Но не было и дня, когда бы я о ней не думал.

Ярость выплескивается из меня, словно кипящее масло, наполняя мои вены.

Я мгновенно хватаю со стола серебряный ножик и всаживаю его сбоку в шею Дюкули. Я втыкаю его так глубоко, что половина рукоятки исчезает вместе с лезвием.

Дюкули хлопает ладонью по ране, выпучив глаза, его рот беззвучно открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды.

Я слышу «щелк-щелк-щелк», когда дородный охранник пытается выстрелить мне в спину. «Глок» стреляет вхолостую. Я не настолько глуп, чтобы приносить на сделку заряженное оружие.

Однако я не сомневаюсь, что в пистолетах под их пиджаками пуль достаточно.

Так что я разворачиваю Дюкули, используя его тело как живой щит. Мне приходится согнуться – министр куда ниже меня.

И действительно, Хвостатый уже достал свой пистолет. Он делает шесть быстрых выстрелов подряд, простреливая грудь и выпирающий живот своего босса. Он знает, что Дюкули уже мертв, – теперь охранником движет месть.

Что ж, как и мной.

Эти ублюдки пытались меня обокрасть. Они оскорбили мою семью.

Так же, как командир ответственен за действия своих солдат, солдаты заплатят за слова своего босса. Я им бошки поотрываю.

Но прямо сейчас я не в восторге от расклада – двое против одного, к тому же у меня нет пушки.

Так что, вместо того чтобы вступать в бой, я бегу к окну, таща за собой, как щит, обмякшее тело Дюкули. Я ныряю в раскрытое окно, разворачивая корпус, чтобы пролезть. Отверстие очень узкое, и мне едва это удается – только за счет инерции.

Лечу вниз все четыре этажа, наблюдая, как небо и тротуар меняются местами.

И врезаюсь в навес.

Брезентовый каркас не был рассчитан на то, чтобы выдержать 220 фунтов стремительно падающей массы. Ткань рвется, и распорки рушатся, заключая меня в кокон из обломков.

Я сильно ударяюсь о землю. Достаточно сильно, чтобы выбить из легких весь воздух, но чертовски слабее, чем могло бы быть.

И все же я оглушен. Мне требуется минута, чтобы в голове прояснилось. Я размахиваю руками, пытаясь выпутаться из этой кучи малы.

Подняв взгляд на окно, я вижу, как дородный охранник смотрит прямо на меня. Не сомневаюсь, что он хотел бы пальнуть в меня пару раз. Здоровяка останавливает лишь то, что его дипломатический иммунитет закончился со смертью его босса.