Я выудила белый лист плотной бумаги, сложенный вдвое, и развернула его: «Извинения приняты. Свои я принесу в Москве. До встречи. Р.Н.»
– И кто же этот Р.Н.? – зло прошипела я, разрывая конверт на мелкие клочки.
– Брось, Алёнка, – усаживаясь напротив, сказала бабушка. – Ренат неплохой человек.
– Неплохой человек? – ахнула я.
– У Соломона Карловича не может быть плохого племянника.
– А Соломон Карлович у нас господь бог, – фыркнула я.
– Нет, но он очень интеллигентный человек. И я уверена, Ренат Несветаев, такой же.
– Бабушка, как ты можешь? – возмутилась я. – Я же тебе рассказывала о нашем с ним знакомстве в Швейцарии.
– Рассказывала, но вчера я поговорила с ним и убедилась, что ты слишком предвзято к нему относишься.
– Предвзято?
– Конечно, – уверенно кивнула бабуля. – Ну, нашла коса на камень. Бывает. Но вы оба взрослые люди, я уверена, стоит вам только поговорить спокойно, отбросив все предубеждения, и он тебе понравится.
– Понравится? – Если глаза действительно могут вылезти на лоб, то мои именно это и сделали.
– Прекрати переспрашивать. Это в конце концов невежливо, – одернула меня бабушка.
– Да я не знаю, как реагировать на твои слова!
– А ты не реагируй. Просто послушай, Алёнка, что тебе бабушка скажет. Всё-таки я жизнь прожила, и у меня за плечами ого-го сколько всего. Так вот, – сделав глоток кофе, сказала бабушка, – часто мы неверно трактуем собственные эмоции. Да, Ренат повёл себя не очень красиво в Санкт-Морице, но и ты не ангел. Вспылили, наговорили лишнего. Но ведь не обязательно из этого рождается ненависть.
– А что же ещё? – поморщилась я.
– Настоящая страсть. Истинная любовь, – улыбнулась бабушка.
– Ну ты и сказанула! Какая страсть? Какая любовь, к чертовой бабушке!
– Не выражайся, Алёнка.
– Извини, просто меня бесит вся эта ситуация с Несветаевым. И он меня бесит.
– А вот ты его – нет, – уверенно заявила бабуля. – Видишь, цветы прислал, извиниться планирует.
– Ты читала записку?
– Конечно. Может, цветы мне предназначались, – усмехнулась бабушка. – Мне, знаешь ли, тоже все ещё дарят цветы.
– В это я охотно верю. А вот в то, что Несветаев способен извиниться, или в то, что он неплохой человек, нет, не верю.
– Это у тебя пройдёт, Алёнка. Вот увидишь. Из такого бурного начала может получится очень крепкий союз.
– Прекрати, бабуль! Тебя куда-то не в ту степь несёт. Никакого союза с Несветаевым нет и быть не может. Он высокомерный хам. Я таких не перевариваю.
– Знаешь, детка, мужчины, по большому счёты, изначально все лишь слегка лучше орангутанга. От нас, женщин, зависит, какими они станут в итоге.
– Ну да, – хохотнула я. – Я верю в аксиому: горбатого могила исправит.
– А я в другу верю, – улыбнулась бабушка.
– В какую же?
– Вода камень точит, детка. Вода камень точит.
Я прожила в Питере ещё две недели. Андрей так и не вырвался – слишком много работы. Я даже была рада этому. Мне было не до него. Мы лишь сговорились созвониться, когда я вернусь в Москву, и поужинать вместе.
С бабулей мы жили хорошо. Несветаев в наших разговорах после того дня не всплывал. Цветов от него я больше не получала и надеялась, что эта история осталась позади. Столько лет мы оба жили в Москве, никогда нигде не сталкивались. Дай бог, больше нигде и не столкнёмся.
Отец мне не звонил. Мама о происшествии в Швейцарии не упоминала, когда мы с ней разговаривали по телефону. А значит, все устаканилось.
Через две недели я решила вернуться в Москву. Бабушка собиралась на лето уехать на дачу, что была у неё где-то под Петербургом. Я не ездила туда лет десять, а то и больше. Дом там совсем разваливался, а бабушка нехотела перестраивать его, говорила, что это память о прошлом.
В Москве меня никто не встречал, моралей мне не читал, но и радости не проявлял. Я была этому рада. Пусть меня лучше не трогают. Я созвонилась с Андреем и в тот же вечер он повёл меня в один из лучших ресторанов столицы.
Глава 12
Ренат
Смелый уже полчаса сидел передо мной, глотая сопли. На столе перед ним были разложены документы, в которых чёрным по белому раскладывалась вся схема той махинации, которую он много лет назад планировал провернуть при помощи доверенного лица моего отца, Александра Подгорного, и скинуть Арсения Несветаева.
– Ты долго ходил чистеньким, Смелый, – сказал я, – но сколько веревочки не виться, конец все равно найдется.
Я выдохнул ему в лицо клуб сигарного дыма. Смелый закашлялся. Вообще-то, в своих кругах я всегда вел себя вежливо, редко выражался и уж тем более не матерился, но отец давно меня научил: с людьми надо разговаривать на том языке, который они понимают.
– Я все объясню, – побагровел он.
– Ты уже все объяснил в свое время моему отцу. И вот эту суммы ты обязался ему вернуть в качестве моральной компенсации. – Я подтолкнул к Смелому лист бумаги, на котором была обозначена сумма его долга. – А вот это, – я пододвинул еще один лист, – то, сколько ты должен с учетом процентов, накапавших за восемь с лишним лет.
Я с удовольствием увидел, как цвет его лица стал серым. Ване понадобилось всего пара часов, чтобы узнать, сколько сейчас стоит бизнес Смелого, какие у него активы и сколько лежит в загашнике на зарубежных счетах. Ему едва бы хватило денег, чтобы погасить первую сумму, которую выписал ему отец. Мы умножили ее на десять. Я всегда любил круглые числа.
– У меня нет таких денег, – прохрипел он.
– Меня не колышет, – пожал я плечами. – Даю тебе сроку две недели.
– А если я не найду деньги? – сглатывая ком, спросил Смелый.
– Значит, мои ребята будут отрезать от тебя по куску, пока ты не вспомнишь, где деньги можно взять, – усмехнулся я. – А лучше не от тебя, а от твоей красавицы-жены и дочки. Мамаша твоя, кажется, тоже еще жива?
На лбу Смелого выступили бисеринки пота, они скатывались по его круглым щекам за воротник идеально-белой рубашки, на фоне которой побагровевшее лицо напоминало перезрелый помидор. Смелый дернул за узел галстука, пытаясь его ослабить.
– Э-э, ты смотри коней не двинь прямо в моем кабинете. Нельзя умирать, Игорек, пока долги не уплачены, – рассмеялся я и рявкнул, сняв трубку внутреннего телефона: – Даша, скорую вызови!