Эпизоды и происшествия (в XIX, XX, XXI веках)

Итак, о кукле

Однажды, когда господа уехали с дачи и наступила зима, Зина играла возле дома и зачем-то полезла на чердак – она отлично лазила, этому ее научил старший брат Миша. На чердаке было много интересных вещей, но одна из них была сказочно прекрасна. Это была большая, прямо в Зинин рост, фарфоровая кукла. Примерно вот такая:

Кукла. Начало века

Счастье длилось только до лета

…Эта кукла была чудесная, фарфоровое ее обаяние – безгранично, поэтому Зина назвала ее (по сходству с дочерью помещицы) – Женей. В коробке было еще креслице, колясочка и целый сундучок с нарядами… Теперь Зина приходила сюда каждый день – поиграть с этой невозможной красавицей. Но приходила на чердак только тайком. Она прекрасно понимала, что тайну самовольной игры с господской куклой (пусть даже и отправленной выросшей хозяйкой на чердак) надо сохранять во что бы то ни стало. Запретят. Потому что не по чину дочке сторожа играть со столь дорогими игрушками. Зина это понимала, поэтому была очень осторожна, никто ничего не замечал… До поры до времени.

Летом приехала хозяйка со своими двумя взрослыми дочками, и походы на чердак пришлось прекратить. Зина тогда подумала: ничего, потерплю, ведь это только на летнее время. Но однажды случилось несчастье: погостить на даче приехала подруга хозяйки со своей двенадцатилетней дочкой Ниной. По случаю приезда маленькой Ниночки Женя достала с чердака эту прекрасную куклу, вместе с креслицем, колясочкой, сундучком с нарядами, и… подарила маленькой гостье. На глазах у Зины. Это было для нее нервным потрясением. Вечером у Зины начался жар. Она лежала с температурой и бредила.

Бредила она, конечно, куклой. Домашним стало ясно, отчего у Зины случилась эта нервная лихорадка. Ее вылечили, и первым, кого она увидела в комнате, был ее отец. Он протягивал ей самодельную деревянную куклу, собственноручно им выстроганную, – куклу по имени Петька (см. рис.).

Кукла по имени Петька

Ведь взрослые слышали, как она бредила, и поняли, что дело в той самой кукле. Отец постарался утешить дочку, но… выстрогать красавицу взамен чердачной фарфоровой, настоящей куклы он, конечно, не мог. И поэтому Петька (самоделка!) не имел даже доли признаков сногсшибательной красоты того утраченного фарфорового создания. Но все равно этот выструганный из березы деревянный мальчишка стал Зине дорог: ведь это был подарок отца! Утешительный приз, как сейчас говорят. И все же… красавицу-куклу ничто уже не могло заменить. Кроме… В общем, уже во втором классе мальчик Паша подарил Зине котенка. Это, конечно, отчасти утешило девочку (о проделках этого Зининого кота-любимца расскажу далее).

Мама и ее брат Миша

Дошкольный период своего детства мама провела в основном в мальчишеской компании своего брата Миши, который был на пять лет ее старше. Правда, он всячески избегал участия сестры-малолетки в своих достаточно крутых забавах, свойственных его возрасту. Избегал, потому что было унизительно мальчику-подростку появляться рядом с малолеткой!

Однако наша суровая бабушка Прасковья Григорьевна не оставляла Михаилу никаких вариантов: «Бери Зину с собой и присматривай за ней!»

У Миши, правда, оставалась слабая надежда: «Может, Зинка сама откажется?» В этих целях он разыгрывал спектакль. Например, такой: обращаясь к своему соратнику по самым рискованным проделкам, Левушке Сытину, Миша задумчиво говорил:

– Давай Зинку все же возьмем с собой. Будем в лесу гвозди ей в голову забивать.

Товарищ с энтузиазмом «соглашался»! Девочку эта перспектива пугала, но… она все равно шла с ними. Правда, шла Зина несколько поодаль, уговаривая себя: а может, все-таки сегодня они не будут забивать ей гвозди в голову?

В результате Мише приходилось делать Зину участницей всех своих мальчишеских игр. К ее радости!

Таким образом, Зинаида с ранних лет научилась лазить по верхушкам деревьев, прыгать в воду с вышки, плавать саженками, нырять, свистеть, играть в волейбол, ходить на лыжах и кататься на коньках, прикрученных щепочками к валенкам. Она всю жизнь была очень спортивной, и даже в Ульяновске, в возрасте уже лет за шестьдесят, смело залезала на крышу по приставной лестнице, чтобы сбросить снег. Она всегда была сильной и ловкой, здоровой и выносливой, дожила до девяноста двух лет. А ведь с самого ее детства и вплоть до перестроечных времен в стране всегда был недостаток питания.

Брат мамы, Михаил Игнатьевич Тюрин

Ее самое «вкусное» ощущение в детские годы – это стакан клюквенного морса. Этим морсом угостил ее сам И.Д. Сытин, когда она однажды проходила мимо террасы, любуясь на гостей помещицы Поповой (дачу Поповой охранял отец Зины, Игнат). Ну, еще иногда мать, Прасковья Григорьевна, готовила детям овсяный кисель…

Немного о храбрости моей бабушки Прасковьи Григорьевны Свешниковой (Орловой, Тюриной)

Иногда, когда 8 Марта произносят тост за прекрасных женщин, я говорю о прекрасности моей бабушки Прасковьи, о ее необычайной храбрости. А ведь это необходимый элемент российской женственности (я бабушку Прасковью никогда не видела, вообще никого из своих дедушек и бабушек не знала, они умерли еще до моего рождения).

Итак, однажды в голодный год времен разрухи (из-за Гражданской войны) бабушка Прасковья (тогда еще сильная женщина средних лет) отправилась в подмосковные села, где можно было выменять нехитрые городские вещи на крупу, муку, картошку.

Ну, какие уж там у нее были вещи… Все же она собрала в доме какую-то одежду, миски, сковородки, тарелки, чашки, ложки и, как многие другие городские женщины того времени, отправилась менять их на деревенские продукты, добывать прокорм для семьи.

И вот выменяла она что-то взамен на какую-то муку и крупы, уместила все это в холщовом заплечном мешочке. Теперь предстояло сесть в поезд, чтобы с этим наменянным ею добром вернуться домой. Но сесть в поезд было тогда очень трудно. Ситуацию можно понять по кинофильмам, отражающим те времена: поезда тогда брали штурмом, мест не хватало, люди ехали на крышах, под лавками, стоя в проходах и даже просто держась за поручни дверей, на подножках. Именно на подножке и удалось разместиться моей бабушке с ее драгоценным холщовым мешочком за плечами.

Поезд медленно набирал первоначальную скорость, он еще не разогнался, когда она вдруг почувствовала, что кто-то, тяжело дыша, бежит по платформе рядом с ней, при этом умудряясь успешно стягивать драгоценный холщовый мешочек с ее плеч… И все же ей удалось отбиться от вора и сохранить свои драгоценные деревенские выменянные продукты.

Прасковья Григорьевна, это – единственное фото

Разве не женственно?

И была прабабушка по имени Маланья, мать Прасковьи

Это была мама моей бабушки Прасковьи. Про Маланью мне известно, что она родилась еще при крепостном праве. В деревне ее звали «бобылка», что означает – «одинокая», «вдова». У бедной вдовы было трое детей. Прасковья – старшая. Красивая. И когда посватался к ней, бесприданнице, Семен, сын зажиточного хозяина (но пьющий), Маланья уговорила дочку пойти за него замуж. Ведь у нищей бесприданницы никаких других шансов не было. К тому же Маланья ждала от старшей дочки хоть какой-нибудь помощи для остальных детей.

Но Прасковья оказалась под строгим оком свекра и мужа, помогать матери не смогла.

Родилась в этом браке с Семеном дочка Наташа, которую впоследствии удочерил Игнат, мой дед (история эта описана мною выше). Ребенка Игнат любил и никогда не обижал, ни одного выговора не делал. Все же как-то пристроила Маланья и других детей (мальчиков?). В старости она пришла жить к дочери, уже в семью Игната Тюрина и Прасковьи. Но нищета и тут была беспросветная, да еще и нагрянула Первая мировая война. Моя мама рассказывала, что, когда настал голод, Прасковья устроила свою мать жить в богадельню. А порой доставала из сундука ситцевую цветастую юбку своей старой матери и плакала, уткнувшись лицом в эту юбку. Плакала о Маланье, хотя и была Прасковья очень суровой женщиной.

Мама и котенок Чуркин – радость ее детства

Однажды маме (тогда – второкласснице), ее сосед по парте, Паша Чуркин, подарил котенка. Котенка тоже назвали Чуркиным, по имени дарителя. Но фамилия Чуркин принадлежала грозному и неуловимому, жестокому разбойнику. О похождениях знаменитого Чуркина было написано и издано множество лубочных книг.

Мама всю жизнь любила кошек и собак. А подаренный ей котенок был особенный – сам знаменитый разбойник Чуркин снял бы перед ним шляпу. Потому что маленький котенок рано научился воровать.

А воровал он виртуозно. Но при этом он не был эгоистом и заботился также и о хозяевах. Хотя они его об этом и не просили. Но Чуркин, хоть он и был малышом, чтил извечный кошачий обычай: часть добычи принести хозяину и положить у его ног. Ешь, дескать, хозяин, наслаждайся и помни, что твой кот дело свое знает и свою добычу мимо тебя не пронесет, всегда угостит. (В раннем моем детском возрасте наш кот регулярно складывал у моих ног, когда я была одна в доме, свою мышиную добычу. Он приводил меня этим в ужас, и я кричала. Но никто меня не слышал, и никто не приходил на помощь.)

…Как-то раз Зина увидела такую картину: Чуркин тяжело пролезает задом наперед через расщелину между забором и землей. Он явно что-то тащил, и это что-то, видимо, было тяжелым. Кот странно двигался то назад, то вперед, отягощенный какой-то непосильной для него ношей.

Оказалось, что на сей раз Чуркин, не без пользы для себя, навестил соседей, побывал в их сенях, опрокинул там бочонок с солониной, ухватил кусок побольше, отъел от него изрядную долю и вот теперь нес домой свою добычу. Время стояло голодное, Чуркин это понимал, так как недоедание и даже голодание он уже изведал на себе. Теперь он гордо нес ворованный кусок в дом. Он не спрятал добычу, не зарыл в укромном местечке, чтобы потом съесть тайно от других… Нет! Он готов был поделиться с домашними!

Он был еще довольно маленьким котенком, а кусок украденной солонины оказался гораздо больше, чем он сам. По закону кошачьей жизни полагалось положить украденное к ногам хозяйки, Зины, чтобы показать свою кошачью удаль. Даже маленькую пойманную мышь он бросал к ногам Зины всякий раз, когда ему удавалось эту мышь отловить. Таков был ритуал, знак доказательства кошачьей удачливости, покорности, смирения и к тому же – царственной щедрости.

Что было делать Зине? Не выдавать же Чуркина соседям. Рассказала матери. Прасковья Григорьевна сразу поняла, что коту несдобровать, если соседи узнают о такой крупной краже, да еще в это голодное время. Мясо разрезали на кусочки и сварили похлебку на всю семью. Чуркину тоже досталась щедрая порция. Ведь он ее заслужил.

Ненависть соседей к Чуркину неудержимо нарастала

Он был осторожен, и его пока ни разу не застали за воровскими проделками, но опасность разоблачения буквально витала в воздухе. Что бы и где бы ни случилось, какой бы кусок у кого ни пропал, все подозрения всегда падали на него, «невинного и добропорядочного» кота. Ненависть соседей к Чуркину увеличивалась, и Зина боялась за него. Между тем ее любовь к бессовестному Чуркину каждый день нарастала… Хоть он и был разбойником, но все-таки, надо отдать ему должное, был он отважен, по-рыцарски щедр (всегда норовил поделиться любой мало-мальской добычей). А уж смышлености и стратегического ума ему вообще было не занимать-стать. Но все же…

Очередной чуркинский налет (на свадебный стол) едва не стоил ему жизни. Это было в голодном 1922 году.

На соседней улице готовились к свадьбе! Заранее старательно нарезали кусочками драгоценное сало, разложили по мисочкам не менее драгоценные холодец, вареные яйца, белый хлеб и другие нехитрые, но по тем временам бесценные угощения. Все это богатство до поры до времени припрятали в чулане, накрыли марлечками и чистыми холщовыми тряпочками, чтобы эти деликатесы не заветрились и чтобы можно было их выставить на свадебный стол сразу же, как только молодые приедут из церкви.

Однако Чуркин успел навестить заветный чулан еще до приезда молодых. Не сказать, чтобы все угощения ему понравились, потому что далеко не все было в его кошачьем вкусе. Например, он не оценил зеленый лук и соленые помидоры. Но зато сало, вареные яйца, жареная курица!.. О, это ему пришлось по душе. На всякий случай он попробовал каждое блюдо. Он сдирал марлю и холщовые тряпочки со всех мисочек, он вволю напробовался скудными, но сказочно прекрасными свадебными деликатесами времен военного коммунизма. В результате почти все припасы оказались надкусанными. Не забыл Чуркин и о своих хозяевах – им он принес шикарный «трофей», а именно – половину жареной курицы. Еле дотащил.

Удача сопутствовала фартовому коту, и он сумел, как всегда, вовремя покинуть объект нападения. Задержись он на минуту, тогда вернувшиеся из церкви разъяренные хозяева и гости разорвали бы Чуркина на куски. Никто бы его не пощадил – ни жених, ни невеста, ни тем более их родственники и знакомые.

Впрочем, никто ведь и не застал его за криминальным нападением, никаких улик против него не было. Но почему-то никто и не сомневался, что разгром свадебного стола – дело рук (лап?) Чуркина. Зина отчаянно доказывала соседям, что Чуркин здесь ни при чем, она спорила с обвинителями, убеждая их (о, святая ложь!), что Чуркина накануне увезли жить к родственникам в деревню, а значит, он не мог напасть на чулан с угощениями, ведь его «не было в поселке»! А раз его не было, то и набег на свадебное угощение совершил не он. Просто на него, как всегда, «сваливают чужие грехи», а честный кот «ни в чем не виноват»! Увы, это было неправдой, это была «святая ложь во спасение».

Однако все-таки Зина позаботилась о том, чтобы Чуркина все же припрятать на время, пока страсти справедливо разгневанных людей не улягутся. Вот почему поздно вечером она тихонько взяла кота на руки, запеленала в большой платок, положила дорогой комочек в сумку и понесла своего любимца к маме своей подружки, библиотекарше Анне Федоровне. Чуркин отсиживался в библиотечном чулане недели две, а потом Зина забрала его домой: к тому времени страсти по Чуркину понемногу улеглись – по причине давности срока преступления и еще потому, что ее мама, Прасковья Григорьевна, предприняла примирительную акцию: она подарила потерпевшей стороне одного из своих лучших гусей. Можно сказать, от сердца оторвала.

Любовь моей мамы к животным была непоколебима: она их пригревала, спасала и лечила всю свою жизнь, до глубокой старости

Чуркин был бесподобным котом, который в те голодные годы пытался прокормить себя и своих хозяев, невзирая на ответные жестокие и бездушные действия обворованных им соседей. Позже, когда уже и я стала мамой, я подарила своей дочке Ксане на ее десятилетие собачку, понимая, как радует ребенка дружба с собакой. Подаренную Ксане собачку звали Чукки. И вот произошел у нас один случай, который еще раз убедил меня в том, что между моей мамой и домашними животными была особая привязанность.

Однажды мы уехали с Ксаной в отпуск, а Чукки на это время (месяц) оставили моей маме. При ее неугасающей любви к животным приютить у себя на месяц собачку было большой радостью. Моя мама Зинаида Игнатьевна кормила собачку блинчиками с мясом, часто купала, заворачивала в одеяльце и перед сном убаюкивала Чукки на руках. А когда мы спустя месяц забирали собачку, Чукки долго оглядывался на свою столь привлекательную для него новую, но (увы) временную хозяйку. Судя по его поведению, он был бы не прочь остаться навсегда у такой заботливой и такой понимающей собачью жизнь женщины – моей мамы. Он, конечно, не знал, что у Зинаиды Игнатьевны был такой огромный и неординарный опыт общения с котом Чуркиным… а потом еще с многочисленными кошками и собачками.