Эпизоды и происшествия (в XIX, XX, XXI веках)

Мой будущий отец только снисходительно улыбнулся, выслушав от Михаила эту агитацию, и твердо сказал: «Вы просто Зину не понимаете. Она не такая, как ты говоришь, она совсем другая».

Встречи влюбленных продолжились…

Отец унаследовал от своей матери любовь к музыке. Эта любовь осталась у него на всю жизнь – как несбывшаяся мечта. У него был красивый баритон, отличный слух, и он очень хорошо пел ямщицкие и украинские песни. Правда, пел редко, но всегда пел, когда просила мама.

Здесь, в Обираловке, он ухаживал за ней, они бродили по лесу, он рассказывал ей боевые истории из своего недалекого прошлого в Конармии. Он пел ей украинские и старинные русские песни, которые он выучил в Конной армии. В Обираловке был большой лес, и именно там он ей и устраивал концерты. Причем песни-то она слушала, но поцеловать себя не разрешала – при первой же его попытке строго сказала: «А вот этого – не надо».

Тем не менее предложение стать его женой она в конце концов приняла… Однако на строжайших условиях. В рамках своих комсомольских полудетских воззрений на жизнь Зинаида выдвинула нашему отцу беспрекословные условия.

Вот эти условия:

«Семейная жизнь с ее мещанским бытом только отрывает женщин от созидания нового общества. Но отрываться от построения нового общества – недопустимо. Поэтому она, Зина, убежденная комсомолка, ставит свои условия для замужества:

1) обедать – в столовых общепита; 2) белье стирать – в общественных прачечных; 3) будущих детей сначала отдавать в ясли, а потом в детский сад, в школу – чтобы они не мешали участию их матери в построении социализма».

Отцу ничего не оставалось делать, как рыцарски согласиться на поставленные ему условия.

Впоследствии жизнь опровергла все эти условия. Ни одно из романтических комсомольских мечтаний моей матери не сбылось, да и не могло сбыться по многим причинам. В первые годы супружества жизнь была трудная, скудная, страна с трудом становилась на ноги после братоубийственной Гражданской войны. А потом началась Великая Отечественная война с гитлеровской Германией. И только режим жесткой экономии да еще и собственных непрерывных усилий по ведению домашнего хозяйства мог помочь людям выжить.

К 1941 году в нашей семье было уже трое детей, три дочери: старшая – Лена, средняя – я, Софья, и младшая дочка Женя. Ей было неполных три года, когда грянула война.

Отец, четыре года

Ну, а мамины желания сочетать многодетную семью с общественной деятельностью… ну никак не получалось их осуществить.

А до того, как маму настигла встреча с моим отцом, они знать ничего не знали друг о друге. Поэтому – немного об отце и его близких.

Папа был любимцем и баловнем своей матери. В четыре года он остался без отца – его отец погиб в 1909 году, утонул в море.

Итак, его мать, Софья Самуиловна Пикман (урожденная Лось), обладала прекрасными музыкальными способностями, играла на фортепьяно, пела, прекрасно шила себе наряды, была веселая, и в семье, по словам моей двоюродной бабушки Насти, ее называли Кукла (сокращенно – Кука). Благополучная жизнь Куклы закончилась после гибели ее мужа. Оставшись одна с тремя детьми, Софья все силы отдала семье, ее дети продолжали получать образование. Для этого ей пришлось много работать: беспрерывно, днем и ночью, не щадя себя, она шила, давала уроки музыки и даже разгружала баржи с арбузами на набережной Очакова.

К тому времени уже не было в живых ее отца, но, кажется, ей помогал кто-то из родственников. А про ее отца стоит рассказать особо. Его неуклонную волю и силу я чувствовала и в моем отце, внуке Самуила Лося.

Дед отца, Самуил Лось, был кантонистом. Он участвовал в Крымской войне

Дед моего отца – мой прадед Самуил Лось, кантонист, участник Крымской войны 1853–1856 гг.

Дед отца, Самуил Лось был кантонистом[2 - Кантони?сты (от нем. kantonist – новобранец).], а значит, отслужил в Российской армии двадцать пять лет (может быть, и больше). С восемнадцати лет кантонисты давали присягу служить русскому царю. Для того чтобы набрать кантонистов, детей, особенно сирот, принадлежавших к иудейской религии, вылавливали так называемые ловцы. Они увозили маленьких еврейских мальчишек (преимущественно сирот) лет восьми – десяти в военные поселения, делали кантонистами. Выловленные дети жили в кантоне, их муштровали, военное воспитание сопровождалось дикими избиениями и требованиями сменить веру. Не все могли выдержать, многие дети погибали. Но выдержавшие (небольшая часть) становились как будто отлитыми из железа. Таким был и мой прадед. Потом, вернувшись со службы, уже лет сорока трех примерно, если не более, прадед Самуил Лось женился на молодой девушке и имел четырех красавиц-дочерей.

В детстве я слышала о своем прадеде только одну фразу: «Он был кантонистом». Слово «кантонист» взрослые родственники произносили с особой гордостью.

«Что же это такое, – думала я, – быть кантонистом[3 - Кантонисты – дети из семей нижних воинских чинов culture. ru›s/vopros/kantonisty/«Само слово пришло из прусского языка: в нем термином «кантон» обозначали полковой округ. В России кантонисты с рождения были военнообязанными: с первого дня жизни они попадали в подчинение военного ведомства. <…> До 14 лет они должны были поступить в школу кантонистов. Учиться в других заведениях детям солдат было запрещено. В 1827 году в кантонистские школы стали направлять не только сыновей военнослужащих, но и детей беспризорных, цыган, польских мятежников и шляхтичей, которые не смогли доказать свой дворянский титул, а также молодых евреев (рекрутов)».]?» Вот как говорится в Википедии: «Кантонисты – это еврейские мальчики, силой вырванные из родной среды и отданные в солдаты.

Кантонистами называли малолетних рекрутов. Указ о воинской повинности среди евреев был подписан Николаем I 26 августа 1827 года. По этому закону еврейских мальчиков c двенадцатилетнего возраста забирали в армию на двадцать пять лет, но ловили мальчиков также и восьми-, десятилетних. Срок их военной службы исчислялся только после совершеннолетия, то есть они давали присягу с восемнадцатилетнего возраста, а уже потом служили в армии целых двадцать пять лет. До присяги детей содержали в особых школах для кантонистов, где муштрой, непосильным трудом и всевозможными издевательствами (вплоть до пыток, об этом см. текст ниже) их понуждали к “добровольному” крещению» (см. Энциклопедию).

«Мрут как мухи»

«Детей-кантонистов сваливали партиями, как телят, в телеги и увозили этапным порядком»[4 - https://otvet.mail.ru › … › Литература.].

Вот что рассказывает А.И. Герцен, случайно встретивший партию еврейских кантонистов в 1835 году, во время своего путешествия в Вятку. Между Герценом и «офицером-этапником» произошел следующий диалог (описано в «Былое и думы»):

«– Кого и куда везете?

– Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-, десятилетнего возраста. Я их принял верст за сто. Офицер, что сдавал, говорил – беда, да и только. Треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем на землю). Половина не дойдет до назначения, – прибавил он.

Дети-кантонисты и учитель

– Повальные болезни, что ли? – спросил я, потрясенный до внутренности.

– Нет, не то что повальные, а так, мрут как мухи.

Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу. Я взял офицера за руку и, сказав: “Поберегите их”, бросился в коляску; мне хотелось рыдать, я чувствовал, что не удержусь…»

Текст присяги

Для евреев-кантонистов, то есть юношей, не согласившихся менять веру предков, существовал текст присяги, который произносился на иврите или идиш (а для принявших христианство текст присяги был обычным, на русском языке):

«Именем Адоная живаго, Всемогущаго и вечнаго Б-га Израиля, клянусь, что желаю и буду служить Русскому царю и Российскому Государству, куда и как назначено мне будет во все время службы, с полным повиновением военному начальству, так же верно, как был бы обязан служить для защиты законов земли Израильской. <…> Но если, по слабости своей, или по чьему внушению, нарушу даваемую мной на верность военной службы присягу: то да падет проклятие вечное на мою душу и да постигнет вместе со мною все мое семейство. Аминь». (Здесь имя Адонай – одно из именований Бога в иудаизме, является заменой непроизносимого имени Господа. Слово «Адонай» стало заменой имени Яхве, когда последнее было признано слишком священным для обычного употребления.)

Еще одно пояснение

«Еврейских рекрутов отправляли в кантонистские школы с наиболее суровым режимом, причем в места, максимально отдаленные от “черты оседлости” (Урал, Сибирь, Поволжье).

Условия содержания, муштра в школах были ужасными. Неудивительно, что, по словам военного министра Аракчеева, “кантонисты таяли, как свечи”. Началась настоящая охота за детьми, а вместе с ней процветали многочисленные злоупотребления. Так называемые ловчики (хаперсы, хапуны) заманивали детей из других общин. А впереди мальчиков ждали годы тупой муштры. За малейшую провинность, за отказ принять христианство детей секли вымоченными в соленой воде розгами, оставляли полуодетыми на морозе, окунали до обмороков и глухоты в холодную воду, наносили раны при стрижке. Оскорбления были неотъемлемым компонентом “воспитания”. А ведь эти “николаевские солдаты”, как впоследствии их стали называть, были мужественными, преданными царю и выносливыми воинами. Великий русский хирург Н.И. Пирогов отмечал особенную стойкость, терпеливость солдат-евреев во время Крымской кампании 1853–1856 годов»[5 - Kantonistildn-knigildn-knigi.lib.ru›JUDAICA/Kantonst.htm].

Детей-кантонистов ловили, бросали партиями, как телят, в телеги и увозили этапным порядком

Вот всего несколько из множества подобных воспоминаний.

«Нас пригнали из Кронштадта целую партию, загнали в тесную комнату, начали бить без всякой милости, потом на другой и на третий день повторяли то же самое. Потом загоняли в жарко натопленную баню, поддавали пару и с розгами стояли над нами, принуждая креститься, так что после этого никто не мог выдержать».

Видимо, это был широко распространенный прием, применявшийся, кстати, и в НКВД, – пытка паром.

А вот пример более динамичный.

Ефрейтор хватает за голову, быстро окунает в воду раз десять – пятнадцать подряд: мальчик захлебывается, мечется, старается вырваться из рук, а ему кричат: «Крестись – освобожу!»

Школы кантонистов прозвали в народе живодернями

Евреи-кантонисты, принявшие православие, получали льготы: они более не подвергались избиениям, их не заставляли надраивать вне очереди казарменные полы, да еще и на голых коленках, и вдобавок им единовременно выдавали денежное вознаграждение.

Сохранилась масса воспоминаний бывших кантонистов, которым посчастливилось выжить. Они рассказали о тех издевательствах, которым их подвергали. Вот как описаны эти мучения в «Книге времен и событий»: детей, чтобы заставить их побыстрее креститься, секли без конца, кормили соленой рыбой и не давали затем пить, оставляли раздетыми на морозе, окунали в воду до обмороков и глухоты – ну как будто все списано с «Архипелага», но там истязали таким образом все-таки взрослых, а не детей. Когда-то в 70-х годах мой отец нашел упоминание о своем деде (бывшем кантонисте) Самуиле Лосе в каком-то журнале – в связи с цитатой из дневников Л.Н. Толстого периода Крымской войны (о разговоре Толстого с интендантом Лосем)[6 - Материалы о кантонистах взяты из интернет-источников: politforums.net›historypages/1326392438.html,shaon. livejournal.com› Кантонисты и другие.].

Жена и четыре дочери моего прадеда, кантониста и участника Крымской войны 1863 года, Самуила Лося

Слева направо: Клара, Софья, Настя, Вера (сидит рядом с мамой) 62

Отслужив свои двадцать пять лет военной службы, участник Крымской войны, мой прадед Самуил Лось вернулся в родные места. Здесь он в возрасте за сорок лет женился.