И все люди, стоявшие в очереди, сказали хором:
– Проходи! Проходи!..
Вова удивился и поскорее залез в троллейбус. Он протянул тепло одетой кондукторше четыре копейки. Но кондукторша почему-то не взяла денег, а только засмеялась и подышала на красные озябшие пальцы.
– Конфетку себе купи! – сказала она охрипшим голосом. – А мы такого пассажира и бесплатно довезём.
Вова ещё больше удивился, сел к окошку и стал дышать на белое непрозрачное стекло. Он дышал, дышал и вдруг в маленькую круглую дырочку увидел витрину булочной. На витрине высились башни из сушек, уютно свернувшись, лежали плюшки, посыпанные чем-то вкусным, а на них с надменным видом глядели большие крендели, скрестив на груди круглые руки.
Вова выскочил из троллейбуса.
– Осторожнее! Осторожнее!.. – закричали хором все пассажиры.
Вова с трудом открыл тяжёлую дверь булочной и вошёл.
В магазине было тепло и необыкновенно хорошо пахло… За прилавком стояла красивая девушка с толстыми золотистыми косами, похожими на длинные батоны.
Она взяла Вовин чек, а потом с улыбкой протянула свою обнажённую до локтя белую руку и подала Вове хлеб.
– Ах ты какой хороший, мамочке своей помогаешь! – сказала она красивым, звонким голосом.
Вова опять удивился, но ничего не сказал и вместе с круглыми клубами белого пара вышел на улицу.
А в воздухе по-прежнему кружился снег. Портфель и авоська с хлебом были очень тяжёлые. Через каждые десять шагов Вова клал их на землю и немножко отдыхал. Он даже подумал, что продавщица с толстыми косами по ошибке дала ему какие-то не такие батоны.
– Бедненький! – пожалела Вову синеглазая тётя в белом платке, державшая за руку малыша в мохнатой шубке. Поверх шубки малыш был тоже закутан в белый платок. Видны были только два чересчур больших синих глаза. Имелись ли у малыша рот и нос – было неизвестно.
– Давай я тебе помогу! – сказала синеглазая тётя и взяла из рук у него авоську. Вова тихонько ахнул и пошёл вслед за тётей.
«Вот это жизнь! – подумал он и чуть не застонал от восторга. – Ничего не надо делать. А сколько лет я мучился! Надо было мне давно такую пилюлю принять!..»
Тётя проводила Вову до самого дома и даже вошла с ним во двор. Там она ласково улыбнулась и отдала ему авоську с хлебом. Улыбнулся ли малыш с красивыми синими глазами, осталось неизвестным, потому что рта его всё равно не было видно.
Дома никого не было. Наверное, мама ещё сидела у своего папы, Вовиного дедушки.
«Всем уроки учить надо, а мне нет!» – подумал счастливый Вова и лёг на диван прямо в пальто и калошах.
Потом Вова вспомнил, что в четыре часа он договорился с Катей вместе пойти в кино, и засмеялся от радости.
Так он лежал на диване и смеялся от радости, пока ему не стало ужасно скучно. Тогда Вова протянул руку и взял с тумбочки свою любимую книгу «Три мушкетёра».
– О… Н… – Он, – читал Вова, но почему-то на этот раз он читал по складам. – П… О… – по, Д… Н… Я… – дня, поднял, Ш… П… А… – шпа, Г… У… – гу.
«Он поднял шпагу», – наконец с трудом прочёл Вова.
Нет, читать тоже было скучно.
«Лучше пойду билет в кино возьму», – решил Вова и вышел на улицу.
Глава пятая, в которой Вова узнаёт одну невероятную вещь
Снег всё падал и падал.
Вова подошёл и кинотеатру.
В кассу стояла длинная очередь. Девчонки и мальчишки с круглыми счастливыми глазами отходили от кассы, держа в руках синие билеты.
Вова тоже подошёл к кассе. В полукруглое окошечко он увидел две деловитые руки в кружевных манжетах. Руки были белые, с красивыми розовыми ногтями, похожими на конфеты.
Но когда Вова, встав на цыпочки, сунул в белые руки свои двадцать копеек, то вдруг в окошечке показалась голова кассирши. Она положила подбородок на ладонь и улыбнулась. В ушах её блеснули и закачались длинные зелёные серёжки.
– А ты приходи утром с мамой! – сказала она ласково. – Утром будет для тебя подходящая картина. Про Иванушку-Дурачка.
– Не хочу про дурачка! – с обидой закричал Вова. – Хочу про войну!
– Следующий! – строго сказала голова кассирши и исчезла. Остались только две руки в кружевных манжетах. Одна из рук строго погрозила Вове пальцем.
Вне себя от возмущения Вова выскочил на улицу.
И тут же увидел Катю.
Да, это была Катя, и снежинки падали на неё так же, как и на всех других. А вместе с тем, это как будто была совсем и не Катя. Она была какая-то высокая и незнакомая.
Вова с изумлением уставился на её длинные ножки, на аккуратные косы, завязанные коричневыми бантами, на серьёзные, немного грустные глаза, на румяные щёки. Он уже давно заметил, что у других девчонок от мороза краснеют носы. Но у Кати нос всегда был белый, как будто был сделан из сахара, и только щёки горели, как два цветка.
Вова смотрел, смотрел на Катю и вдруг ему мучительно захотелось не то убежать, не то провалиться сквозь землю.
– Да это же Катька. Просто Катька. Ну самая обыкновенная Катька. Что я, честное слово… – пробормотал Вова и заставил себя подойти к ней.
– Катька! – тихо сказал он. – На двадцать копеек. Пойди, купи билеты. Там кассирша какая-то ненормальная…
Но Катя почему-то не взяла двадцать копеек. Она посмотрела на него своими серьёзными, немного грустными глазами и попятилась.
– Я тебя не знаю! – сказала она.
– Так это же я, Вова! – закричал Вова.
– Ты не Вова, – тихо сказала Катя.
– Как не Вова? – удивился Вова.
– Так, не Вова! – ещё тише сказала Катя.
В это время к Кате сзади, со стороны кассы, подошёл рыжий Гришка. Гришка остался во втором классе на второй год, и вообще, он был хулиган. Он подошёл к Кате и дёрнул её за косу.
– Ой! – покорно и беспомощно сказала Катя.
Этого Вова уже не мог выдержать. Он сжал кулаки и бросился на Гришку. Но рыжий Гришка гнусно захохотал, показав все свои ярко-жёлтые нечищеные зубы, и толкнул Вову головой прямо в сугроб. Вова отчаянно забарахтался в снегу, но сугроб был глубокий и тёмный, как колодец.