Embryos

– Я даже Артему не сказала. Не знаю, почему. В общем, мальчик это. Маль-чик.

Подруга открыла дверь и накинула сумку на плечо, постепенно отступая к лифту.

– Поздравляю. Ну, мы пойдем. Я попрошу Валерию проверить того курьера. – Подруга быстро подняла ладонь на прощание и зашла в лифт с Германом.

– Ой. – Парень ударился головой о верхнюю железку.

– Аккуратнее! – заботилась Анастасия, стоя на пороге в одних носках.

– До встречи, Тась… А, кстати! Приходите к нам на Новый год!

– Не, лучше вы к нам!

– Ладно, мы обяз…

Лифт закрылся, зажав между дверями ответ. Анастасия осталась на площадке одна.

– Чик-чирик.

***

– Налить чего-нибудь? – тихо предложил он, положив руки на стол.

– Я на службе, ты же знаешь, – отрезала женщина, брезгливо оценивая комнату. Во всех углах валяются старые бутылки, даже дешевый хохляцкий ковер в пятнах от вина или чего похуже. – М-да… неужели краденых денег не хватает на прислугу? Или ты их все пропиваешь и вынюхиваешь, как в старые добрые?

– Зачем ты пришла?

Мужчина осторожно поглядывал на бывшую жену, как бы боясь поймать ее взгляд.

– Я не собираюсь больше тебя оправдывать перед гражданами, пресса не унимается, а эта девка снова копается в делах следствия.

– Так тупо резаните ее.

Ржевская вспыхнула, покрутив головой со всей неприязнью.

– Ты не на зоне, к сожалению, чтобы так выражаться. Да и не могу я ничего сделать, это же СМИ. Лезут как бараны, вынюхивают, все играют в «отряд пушистых детективов».

– К чему ты клонишь? – не улавливал Владислав, вставая со стула. Достав из холодильника бутылочку кефира, он налил по бокалу.

– У тебя чашек нет, что ли?

– Ну, они разбились после одного фак-апа, а новые пока не купил. Извини, мне желудок надо прочистить, а то еще за руль.

Спокойствие Валерии с каждой секундой рассыпалось по песчинке, но нужно договорить:

– Итак, если ты не прекратишь свою торговлю без лицензии, обзовем это так, то больше скрывать очевидное не выйдет.

– Слушай, у меня постоянно заказывали, но убивают только теперь. Я в этом деле уже десять лет, дорог… Э… Короче, забей. Зачем ты меня прикрываешь, раз плюешь мне в туфлю при каждой встрече?

Женщина покрутила в руках бокал с кефиром, облизнув губы. Немного подумав, она громко и твердо выпалила:

– Потому что тебя до сих пор считают моим мужем.

– В смысле? – осторожно улыбнулся Владик, почесав нос, и снова улыбнулся. – Я не понимаю…

– Мы давно в разводе, но коллеги все припоминают мне те истории… На меня постоянно давят из-за тебя. Эта журналистка, эта Крапивина твоя.

Она устало подбирала слова, смотря куда-то сквозь. В руках все еще был бокал с кефиром.

– Лер, я обещаю, все закончится. Последний раз, умоляю. – Он осмелился посмотреть в ее глаза: широкие и магнетические, сильные и невыносимые. Стерпеть их напора невозможно; он опустил голову, якобы рассматривая свою ладонь. – Я вел себя по-уродски, я в курсе.

– Ты позорил меня перед коллегами своей дебильной ревностью. Тебя не заботила дочь, ты лишь шатался по городу и набивал трусы стриптизерш баксами. По-уродски? Именно, Куликов.

– Я люблю вас с Диной больше всего на свете, – шепотом произнес он, словно выдавливая эти слова из горла. – И с годами понимаю это все четче.

Валерия выдохнула, хмурясь только сильнее.

– Не верю. Ни единому слову. – Женщина отвернулась к окну, прячась и не показывая лица.

Владислав быстро облизнул губы, еле-еле касаясь ее руки.

– Лер, я…

Она вырвалась и вскочила со стула, направляясь к прихожей. Лица не видно.

– В общем, я все сказала. Приходи в допросную на следующей неделе, или я приду с нарядом. Вдруг все это время я выгораживала соучастника, – с какой-то печалью завершила она, набрасывая куртку и аккуратно надевая шапку. Заправив каждый волосок у зеркала, Валерия напоследок обратилась к мужчине: – Да, вот еще.

Порывшись в сумке, женщина вынула запечатанное письмо и швырнула его на тумбу рядом.

– Если захочешь узнать, чего ты добился в жизни.

Дверь захлопнулась с таки грохотом, будто развалилась кирпичная стена. Владислав робко взял письмо и распечатал его сразу же:

«Дорогой папочка,

Пишу тебе по настоянию моего психолога. Мне так странно говорить о своих чувствах по отношению к тебе, пап. Наверное, потому что я никогда с тобой не общалась напрямую. Ты слал мне какие-то письма, но мама не умеет подделывать почерк. Помню, как лет в семь звонил мне и поздравлял с днем рождения. Я запомнила твой голос: такой мужской, низкий и родной. Моему уху было очень тепло, я радовалась невероятно. Но потом весь вечер лежала под одеялом и не понимала, почему идут слезы. С тех пор я жду уже шесть лет второго звонка, но его все нет. Мне нужно все сказать сейчас, пока не стало поздно.

Тебя никогда не было со мной, и из-за этого я чувствовала себя ничтожеством. У меня не было образца настоящего мужчины, сейчас проблемы с парнями и всем мужским полом, если честно… У крутых девчонок это так легко получается: поморгала глазками, вздохнула как принцесса, и он твой. Я так не умею. Наверное, я сразу же себя останавливаю и коченею от страха, что он меня бросит. Я не нужна ему; подумаешь, какая-то русская девчонка, которая даже французский не может нормально выучить.

Когда мама отослала меня в Канаду, она не спросила моего мнения. Все эти три года я была объектом травли и насмешек, я мечтала о спасителе, о моем защитнике. Почему-то каждый раз при мысли о тебе у меня наворачиваются слезы. Черт, вот и сейчас не видно экрана ноутбука. Мне больно, понятно?! Какого хрена ты не защитил меня от мамы и от всех этих уродов?! Почему тебя не было в моей жизни? Ты строил свою? Надеюсь, это того стоит.

Вспоминая о тебе, я вижу себя в детстве – ребенка с жалким выражением лица, который мечтает только о папочке, о его любви. У него сейчас нет сердца и души – есть только пропасть, могила внутри, куда сыплется все. Когда у меня пришли первые месячные – я была одна. Когда меня тыкали носом в портрет Путина и указывали на мое место – я была одна. Когда в мою голову первый раз пришла мысль порезать себя, когда я крошила салат для бабули Джо – даже бабуля говорила, чтобы я прекратила драматизировать.

Это не драма. Почему никто не верит моим чувствам? Почему мне так плохо, когда все вроде бы хорошо? Мне плохо, да! Поверишь ли ты мне?

Я ненавижу тебя, пап. Я просто ненавижу тебя за все.

Дина».