Embryos

Софа:

ты опять ноешь, что ли? и теперь по клаве сопливыми пальцами водишь?

Тасюндра:

… нет, я в порядке. посуду мыла, а руки плохо вытерла. до 31.

Софа:

до 31.

***

– Ну? Мы свободны на Рождество? – Анастасия поцеловала его в губы.

– Да, милая, все уладил. Голодный как волк, конечно. Твоя маман что-нибудь сварганила? – Он прошел в кухню на запах и упоительно воскликнул: – Елена Васильева! Голубцы!..

– Садись, Тёмушка, вот эти горяченькие. Вилку на, специи подать?

– Если можно. – Мужчина принялся уминать голубцы, выкладывая сметану столовой ложкой.

– Вкусно тебе? – Жена села напротив, подперев подбородок кулаком, и таким грузным, тяжеловесным взглядом оценила супруга.

Тот аккуратно поднял глаза, проглотив голубец.

– Настя, бери тарелку, – настояла мать.

– Я обедала в два часа дня.

– Не видела чтой-то.

Женщина сунула ей в рот целый голубец и захохотала скрипучим смешком. Ее ладонь была в жирном масле и кусочках риса, кое-где между пальцев свисала капуста… Анастасия не успела даже среагировать, а потом автоматически выплюнула «неправильный» голубец.

– Ну что ты творишь? Кусай – и глотай! – возмутилась женщина, выбирая голубец побольше. – На-ка, хватай. – И снова затолкнула его в рот дочери. Та, попискивая в яром сопротивлении, не могла ничего сделать. Мать грозно окатила ее кипяточным взором и авторитарно произнесла: – Глотай.

Девушка проглотила голубец, давясь и смотря на мать жалобно и ненавистно. В ее ответном взгляде читалось какое-то удовлетворение, будто женщина прекрасно понимала, что издевается и идет наперекор, разрушает систему. И ей это чертовски нравилось, ей самой это помогало оставаться на плаву.

На капусту скатились слезинки, а лицо покраснело. В горле снова ком… Опять этот гребанный ком. Но сейчас в ней забурлило что-то совершенно непонятное и такое непобедимое, яростное и всепоглощающее. В груди все также стоял ком, но он как будто бы оброс железными шипами. Если сейчас же, в эту чертову минуту, не выплюнуть этот шипастый мяч – она пересчитает каждый электрон в этой комнате.

– Хватит совать мне в рот свои жирные вонючие голубцы! – грозно проорала Анастасия, срывая горло до басисто-хриплого звука. Ее тело буквально затрясло от напора титанической, неуязвимой силы, нахлынувшей на все Крапивинское существо. – Я здесь хозяйка, это мой дом, а не твой! Ты всего лишь гость – здесь мои правила, пойми же наконец!.. – И она застыла, отрывисто выдыхая воздух. Глаза выворачиваются на сто восемьдесят градусов. Что происходит? Как она могла сказать такое? Кто это сказал? Все же можно было разрулить по-другому, она вовсе не хотела…

– Что ты сказала?.. – тихо, преисполнено драмы, спросила мать. Она чуть прикрыла веки, потерев их с самым изнеможенным и исчерпывающем видом, какой только может быть в мире человеческих жестикуляций. – Я тебя услышала.

Она отвернулась к плите, выключила конфорку, швырнула полотенце на спинку стула и быстрым увесистым шагом затопала в зал.

– Кхм, Тась? – откашлявшись, Артем решился вмешаться. Мужчина подошел к жене, но та не видела его. – Тася. Посмотри на меня. – Он затряс ее, но женская головка беспамятно мотылялась, пока взгляд не прояснился. Ее вышибло электричеством, она потерялась, заблудилась немного. Девушка положила ладонь с растопыренными пальцами на плечо мужа и резко оттолкнула его, молнией шатнувшись в сторону уборной.

Но звука блевотины не слышалось в первые пару секунд… Они раздались потом.

– У, наконец она выворачивается, – впервые заговорил силуэт, лежа на диване с приставкой в руках. – Я уж думал, ничего интересного не случится.

– Так ничего и не случилось, – сказал Артем, заложив руки на груди. Он осмотрел зал: Елена Васильевна сидела на кресле, демонстративно утирая черные следы от туши. Она страдальчески смотрела на лучик света в окне и, не моргая, тяжело вздыхала. – Та… Настя беременна, для нее тошнота – это лучший друг на все девять месяцев.

– И сколько ей еще таскать этого чувака внутри? – безучастно пробубнил силуэт, выпивая клубничного молока из картонного пакетика.

– Она только на третьем с половиной месяце. Но проблем уже хватает, – с легким смехом пояснил супруг.

– Не понимаю я этого. На хрена вам дети?

– А… – Мужчина немного опешил от такого нахальства. – Ну, понимаешь, когда люди дороги друг другу, они хотят подарить человечку жизнь. Это станет их совместным продуктом, их уникальным изобретением.

– Ни слова не понял, – без интереса объявил силуэт, причмокивая губами и растирая между ними оставшиеся капли молока так, что смаковались белые липкие ниточки. – Уверен, что хотел залабать свое «изобретение» с ней? – Он надменно ткнул подбородком в сторону стонущей уборной.

– Она моя жена. Я так решил, а твое мнение – последнее, в чем я нуждаюсь, – исступленно пояснил Артем, и его голос передавал противный озноб. В комнате ощутимо похолодело, хотя наверняка так просто показалось. А прогноз погоды случаем не передавал заморозки?..

– Как знаешь, братан, – продолжил тот, не поворачивая к собеседнику головы. – Скажу только одно: в нашей семейке девчушки не шибко… устойчивы. Короче, твое «творение» создается не из подходящего материала.

– И что я должен из этого вынести? – Он беззвучно подошел ближе, заложив руки на груди.

– Только то, что я не хочу становиться дядей ублюдка с адской смесью генов.

– Ха-ха! – мужчина искренне засмеялся, сводя брови от желания (казалось бы) расплакаться. А потом затараторил ангельским голоском: – Но тебя бы никто не спрашивал: «Эй, дядя мистер Никита Алексеевич, а можно мне переспать со своей женой? Ну так, чуть-чуть перетремся, а сперматозоидам прикажу оставаться в домике».

– Чего ты так взъелся? – прохрипела вошедшая Анастасия, вынимая из комода свитера и пледы.

– Я…

«без понятия».

Он замолчал, пытаясь понять, что прямо сейчас произошло. Мать сидела и считала веточки, бьющиеся об оконную раму от сильного ветра. Силуэт также игнорировал реальность, усаживая эльфа на пегаса с фиолетовым задом. Женушка, утерев распухшее желтоватое личико, заботливо собирала вещи. А он? Стоял посреди комнаты и не отдавал себе отчет.

– Нам пора, Артем, слышишь? – тихо, но сурово говорила Анастасия, держа в руках большой коробок, переклеенный скотчем.

– Кончено, милая, пошли скорее.

– Вторые ключи на банке с чаем, в столешнице, – предупредила она домашних и, не дождавшись ответов, вышла из квартиры.

Артем последовал за женой.

18

Новый, мать его, год

– Раз, два, три! Елочка… Ну чего ты? Гори, падла!

– Опять с деревьями ссоришься? – ласково сказал Артем, ставя коробку на пол.

– Видимо, гирлянде капут, – угрюмо заключила девушка, рассматривая черные лампочки.