Embryos

«Что же я делаю? Убежала из собственного дома. Дура… да, дура! Идиотка!»

В голове газуют мысли-бульдозеры, вспахивая мозги. Хочется разорвать на себе одежду, стать в центр аллеи голой, вознеся руки к небу, и орать во весь голос. Орать так, чтобы ветки деревьев ломались.

«Это же была просто случайность, а я испугалась. Ребенок, что ли, подросток забитый?.. Да какого хрена?! Что он там себе додумал? Решил помочь мне? СПАСТИ?! – Мысли разом оборвались: женщина облизнула губы. – Как же я устала от тебя, Герман Кавалли…»

– Эй, ты чего тут мерзнешь? – вдруг заговорил проходящий мимо бэд-бой-переросток. Как он вообще подошел так близко с этим своим страшным пакетом? – Смотри, а то примерзнешь к лавке.

– У меня колготки с автоподогревом. – Тут она резко стрельнула на него взглядом из-под грузных, черно-угольных век, гипнотически моргая ресницами.

Незнакомец подошел ближе.

***

Герман гневно сжимал в руках осколок той глиняной вазы, которую Мраз разбил тогда в баре. Он рассматривал в полумраке орнамент, перекручивая через мыслительную мясорубку слова заказчика. И наконец фарш готов:

«Я должен убить ее».

Резко зажегся свет в прихожей. Сердце парня задубело, будто его ударили стальным молотом в грудь. Он зажал осколок острой стороной наружу и замахнулся, поджав губы. Но в коридоре послышались активные вздохи, предательские взвизги; происходило что-то быстрое и неправильное.

– Соня?.. – Он уронил руку и спрятал черепок под кофту. Прикрывая лицо от яркой вспышки света, юноша зашагал на звуки. В коридоре у стены зажимались два человека, изворачиваясь в уродливые змеиные формы. Огромный амбал закрыл своей спинищей крохотное тело женщины; на пол сыпались вещи.

– Ой. – Ярцева споткнулась о сумку и отшвырнула ее в угол. Женщина упрямо и будто мучительно целовала неизвестного, словно поглощая его рот, его губы и всего мужчину целиком.

Они начали стремительно и неуклюже двигаться вперед, пошатываясь и отбивая чечетку, когда Софья вдруг открыла глаза: за широким плечом она увидела часть отрешенного лица Германа. Мальчик, чьи рыжие кудряшки еще немного помяты от сна, не решался что-либо сделать, просто застыл на месте. Он всматривался теми щенячьими глазами прямо в темные глаза женщины – похотливый блеск затух и зашумели некие магические волны. Нет, это не тошнотворные волны любви и безумия; это физически осязаемые раскаты в пространстве, как будто воздух сжался, оброс давлением и сейчас ударяет по легким. Пространство поплыло…

Женщина одеревенела, пока непонятный мужчина вылизывал до блеска ее шею как мороженое. И в этот момент весь туман рассеялся, разум вырвался из темноты, и все стало максимально ясно.

– Катись отсюда, – невозмутимо, но твердо сказала Ярцева, не разрывая телепатической связи с юношей.

– Ты чего? – улыбнулся неизвестный и медленно потянулся ладонью вверх по ее бедру.

Она перевела взгляд на гостя и сплюнула сквозь зубы омерзительное:

– Пшел вон.

– Пф, да черт с тобой, – разозлено вспыхнул тот, подбирая куртку с пола. – Дуря, блять…

Дверь стукнула уже в которой раз за этот день. Софья рваными рывками заспешила в ванную, а Герман последовал за ней, будто заколдованный.

– Отойди. – Женщина достала из тумбочки ночной увлажняющий крем для лица и, выдавив горошину, жестко растерла ее по коже, при этом сохраняя чудовищное спокойствие.

– Я понимаю, прости, что помешал, – зачем-то невнятно бросил Герман, наблюдая за ее угловатыми движениями.

– Выйди, я переоденусь, – равнодушно и даже яростно ответила та.

Он вышел и оперся спиной о внешнюю сторону стены между ванной и коридорчиком.

– Мне кажется, мы не слышим друг друга. Вернее, я пытаюсь докричаться, а ты будто в берушах, – сказал Герман, потерев лоб.

– А что ты от меня вообще хочешь? Я не до конца понимаю, что ты делаешь в моем доме, а понять твои личные намерения – нереально.

– Но… – Он осекся, вздохнул, но заговорил снова: – Я думал, мы стали близки.

– Ха! О чем ты, мальчик? – Софья искренне и надменно засмеялась. – Пара разговоров не решают всех проблем, ты не знаешь меня и уж точно не вытерпишь.

– Так ты даже не даешь терпеть тебя! – откровенно заорал тот, поворачиваясь лицом к стене. – Я вижу, ты злишься, тебя страшно – я понял. Но ты когда-нибудь давала себе или другим шанс исправить это?

– Зря я тебе все рассказала, – уже тише и ненавистнее проговорила женщина, зашвыривая вещи в косметичку. – Ради чего я тут нервы свои убиваю?

– Но я же свои убивал! Ты не представляешь, чего мне стоило быть рядом с тобой и помогать. Я стал бояться за тебя, а не за себя! Ты дорога мне, идиотка, я боюсь, что с тобой что-то случится. Я боюсь, что он убьет тебя!! – Он сбился на сломленное дыхание, сорвал голос окончательно и ударился затылком о стену. – Maldita…[8 - «Проклятье…» – исп.] – прошипел Герман, тряхнув головой и жалея обо всем сказанном.

Софья поджала вздрагивающие губы, уронив руки. Все мышцы съежились, закаменели, а лицо как будто получило удар хлыстом. Женщина, сама не ведая, что творит, прильнула щекой к стене, старясь то ли обнять ее ладонью, то ли пробиться сквозь бетон и просто отпустить себя… Ее окатил буран усталости и горечи; надоело постоянно держать на привязи свое нутро, игнорировать истину и… биться с самыми близкими.

Женщина беззвучно заплакала, позволяя слезинкам капать в рот и буквально давясь этой тяжестью. Потом щекотка в горле достигла предела терпимости, и она трубно заорала; до мужского хрипа так, что вся ванная подхватила ее вопль и отразила с двойной мощью.

Герман почувствовал, как вдоль позвоночника проползла ледяная змея…

19

– Мам! Чего кряка улетает?! – возмутилась малышка, недовольно тыча пушистой варежкой на разбегающуюся в ужасе стаю.

– Милая, не лезь к птицам, – опрометью кинула мать, притягивая ребенка за руку и продолжая телефонный разговор: – Да не говори, эта училка коза драная. Первый класс, а дети должны домашку ей всю записывать. Они писать-то толком не умеют…

– Мам! Хочу кряку! – завизжала девочка и затопала на месте, вырываясь из стальной хватки женщины.

– Свет, давай перезвоню. – Она положила телефон в сумку и сурово посмотрела на хныкающую деточку. – Хватит капризничать, ты уже большая. Руку давай.

– Не-е-е-е-ет!! – Она запрыгала, корча кислую рожу. – Кряка!! – И побежала к замерзшему берегу реки.

– А ну стоять! – в панике крикнула мать и ринулась за убегающим пингвиненком. – Что за неразумный ребенок!

– Пусти-пусти! – завизжала та, корчась в сдерживающим руках матери. Женщина жестко дернула ее за пуховик и страстно заговорила: – Тут лед, ты могла провалиться.

– Он толстый, как ты!

– Ох!.. – Она изумленно уставилась на дочь, а потом фокус ее внимания переместился на подозрительный объект.

Женщина ошарашенно уставилась вперед: на льду валялось синевато-белое тело мужчины, повернутое спиной. Абсолютно голое и бездыханное, но вдруг на пару мгновений ей показалось, что мертвец дернул ступней.

– Господи!! – заголосила женщина, подхватывая ребенка на руки и крича как полоумная. – Труп! Здесь человек!

Совсем раннее утро – у Невы не так много людей, но на крики подбежали несколько мужчин и пара женщин с детьми. Все в страхе отшатнулись от берега, будто там рычал дикий лев, а один мужчина судорожно набирал номер полиции, не отрывая взгляд от ледяного нечто.

– Алло, д-да, здравствуйте, – затараторил он. – На Неве труп.

Замерший человек спокойно лежал на льду, как замороженный полуфабрикат в холодильнике.

Твой второй дом – наша допросная комната