Я ищу Новый год

– А я хочу! – сказала Лёка.

– Ну Лёка, ну пожалуйста! – сказала я, – ну это пока секрет. Потом увидишь. На Новом Году.

– А я хочу сейчас! Дай посмотреть! Ну дай!

– Лёка, подожди, – быстро сказала мама. – Так ведь будет неинтересно. В Новый Год всё увидим. А вот мы с тобой тоже будем делать подарки.

– Секретно!

– Ну да, секретно.

– И никому не покажем до Нового года, – сверкнула глазами Лёка, – даже Настьке.

– Ведь так же интереснее будет! – сказала мама.

Лёка немного подумала и согласилась.

– Это будет тёте Эмме, – зашептала она, и я вернулась к своим открыткам.

* * *

А в понедельник утром мы заболели. Делать ничего не получалось. Мы тихо валялись под одеялами, глотали таблетки, дышали сосновыми почками и пили малиновый чай. Мама с бабулей говорили, что по школе «ходит простуда», а мне простуда представлялась хмурой худой тёткой в белом халате. Она ходила туда-сюда по нашим школьным коридорам и пахла лекарствами. Дышать было больно.

Только на четвёртое утро мне захотелось выбраться из-под одеяла. Мама была на работе. Бабуля налепила на меня перцовый пластырь, велела хорошо себя вести и ушла в магазин.

Под внимательным Лёкиным взглядом, я откинула своё одеяло и осторожно встала босыми ногами на пол. Голова почти не кружилась, моментально нырять обратно не было никакого желания. Я сделала шажок от кровати, потом ещё один, представляя, что это я отчаливаю от берега в море. Рыжий вислоухий морской котик с любопытством глядел на меня, обвив лапы совсем не морским хвостом.

– Настя. Тебе что бабуля сказала, – строго пробурчала Лёка из-за своего одеяла.

– Я сейчас. Только быстренько, и сразу вернусь. – Сказала я и закашляла. Голос был хриплый.

Вернулась я с этюдником, картонкой, бархатной бумагой и книжкой про Маугли. Тогда Лёка попросила принести ей «ту красную папку с завязочками, ножницы, и клей». И вскоре сосредоточенно засопела над своими подарками. Я тоже приступила к работе. Для мамы у меня получилась ёлочка. Такая нарядная, светящаяся ель-красавица посреди ночного зимнего леса. Основу я нарисовала ещё до болезни. Теперь она высохла, и я разбрасывала по тёмно-зелёному фону яркие разноцветные шары и фонарики. Намечала бусы и прозрачным слоем обводила всё, что должно было блестеть и светиться.

И ещё – по одной крошечной точке белил на каждый огонёк или шарик! Я сама удивлялась, как получилось живо. Мне уже не терпелось поделиться с кем-нибудь, да хоть бы и с Лёкой. Но тогда получится, что я сама первая не утерпела.

Было как-то неловко начинать разговор. Как вдруг Лёка сипло сказала:

– На-астя-а.

– Чего?

– А давай подарки посмотрим?

Настала тишина. Я сказала:

– Это же секрет.

– А мы наши, которые нам, не будем показывать. Ну дава-ай.

Тогда я взяла все открытки, которые были готовы, – кроме Лёкиной, разумеется, – осторожно прихватила за края мамину, с ёлочкой, и перелезла к Лёке на кровать.

Лека сказала «ух», сосредоточенно запыхтела и тут же принялась обезьянничать: «а для тёти Нины я сделаю ёлочку, а для мамы – ветку с шариками…» Раньше меня это злило, а теперь почему-то нет.

Наоборот, я сама с удовольствием разглядывала Лёкины подарки. И какая-нибудь простая-препростая принцесса в кривом платье нравилась мне гораздо больше, чем мои собственные изысканные картинки. Как будто Новый Год именно тут и есть, в её простых первоклашкиных поделках.

Глава 4. Три Медведя

Дверь морозно хлопает. Деревянный стук и пружинный скрип исчезают не сразу. Как будто на мгновение примерзли к воздуху. Соседской машины во дворе не видно. Пусто и тихо.

Мы вывалились из подъезда в своих мохнатых шубах как Три Медведя. Топчемся на крыльце. Мама говорит, что вот, у нас шубы искусственные, а мне всё равно. Ну и что в том такого, что искусственные?

«Вот, – говорит мама, – Элка отдала мне свою старую, каракулевую, но она такая тяжёлая. Сил нет. Так в шкафу и висит».

А мне даже нравится, что искусственные. Зато мы похожи на трёх медведей. Мама и я – коричневые, а Лёка – чёрный такой медвежонок.

Поднимаю голову и вижу тень – бабуля смотрит на нас из окна, провожает. Мы помахали.

Скоро к ней приедет тётя Тамара.

А мы спускаемся с крыльца на скрипучую дорожку. Здесь темно. Мама устраивает огромный мешок на санках, а мы с Лёкой несём рюкзаки – ну словно на Таватуй собрались. Только рюкзаки не такие тяжёлые. Снег искрится под фонарём. А мне почему-то кажется, что этот вечер – особенный. И люди кругом все особенные.

Где-то в стороне плывёт желтоватое лунное яйцо. Оно время от времени выглядывает из-за крыш.

А в окнах начинают загораться гирлянды. Разноцветно мигают то тут, то там. Вон рубиново светит звезда. В овощном дождик и мишура. Под мишурой очередь. Всё это видно в громадные стёкла, словно в аквариуме.

А трамвая нет и нет. Мама волнуется. Скоро половина восьмого, а мы ещё и до автобуса не доехали. Я удивляюсь: половина восьмого! Мне казалось, уже часов десять. Так долго мы собирались. А потом сидели с бабулей – провожали Старый год.

Перед нами бубнил телевизор, а мама всё вскакивала, суетилась, проверяла манники в духовке – один бабуле с тётей Тамарой, а один – нам, с собой. И пихала что-то в полный мешок. И проверяла по списку в своей записной книжке.

И вот, наконец, мама сказала: «Ну, готово!» А мы с Лёкой вручили Бабуле по свёртку, поцеловали её и строго-настрого велели открыть только после Нового года.

Раньше мы к Галеевым ехали через весь город – на куче разных трамваев с пересадками. Это было настоящее путешествие. За такое большое время я всегда успевала придумать какую-нибудь историю. А Лёка – поспать, поканючить и поиграть со своим рыжим тряпичным котенком.

И тут мама открыла этот тридцать третий автобус. «Полчаса, и мы на месте».

Я сначала не слишком-то обрадовалась.

Во-первых, в автобусе меня часто укачивает. И пахнет бензином.

Во-вторых, этот автобус едет по таким тёмным коридорам из высоких заборных стен, что становится не по себе.

А в-третьих… Ну, а как объяснить это моё «в-третьих»?

Это «в-третьих» означает, что путешествие делается совсем коротким. И тогда выходит, что не в таком уж мы и далеке живём от Галеевых. А это попросту неинтересно.

Но что делать: наша мама любит вот так раз-раз, побыстрее. Зачем, говорит, время на дорогу тратить, если можно потратить его с Галеевыми. Вообще-то и правда, зачем.

Да и на тридцать третьем загадочности хватает. Заборы с обеих сторон высоченные, будто мы едем по лабиринту. Не видно ни людей, ни домов. Машины редкие-редкие. И фонарей почти нет. Настоящий тоннель времени, как в фантастических книжках. Названия тоже странные: «холодильник», «овощебаза», «вторая проходная», «завод алюминиевых изделий».