Мотив чародейский живёт.
Пловец на лодочке малой
Охвачен безвестной тоской.
Взирает наверх, не на скалы,
И взгляд его полон мечтой.
И, верно, коварные волны
Его унесут в дивный край.
Погибнет он, горько влюблённый,
Погибнет от чар Лореляй.
(перевод Гейне «Lorelei’)
Герой моих снов и сказок
Прошлое – вечно, расчёты – точны, ты в голове моей – рваной строчкой, с детства герой моих снов и сказок.
Воздух томительно густ и вязок.
Память не меркнет, но жизнь уходит, мы – лишь одна из её мелодий; ты в моих текстах увековечен, страсть нарастает от встречи к встрече… Все, что нам нужно – расставить точки в этот уютный и томный вечер.
Все, что нам нужно – любить, как должно, помнить о верности и о долге. Ты – появись на моем пороге! Я убегала – теперь не смею, буду беречь тебя, как умею – только найди меня.
Милый, верю: ангел покажет тебе дорогу.
Сотую жизнь подряд
Ты придёшь (будет ночь) – и я тебя обниму,
Ложь застынет, неловко прячась у края губ;
Сотни лет мы бежали – судьба настигала нас:
Так послушай же сказку в этот полночный час.
День был зимний, и воздух был свеж и тих,
Секундант отсчитал нам ровно до десяти.
Ты упал – моя пуля, lieber, была метка,
Напророчила смерть тебе, гибель моя рука.
Слушай дальше. Не раз ты ещё погиб:
То над бездной твой раздавался предсмертный крик,
То в напитке плескался сладком янтарный яд…
Я мечтаю убить тебя сотни веков подряд.
Ты придёшь (будет ночь) – и я тебя обниму,
И любовь будет наша подобна цветному сну.
Утром в грудь тебе нож вонзится по рукоять,
Но сегодня ты – мой. Уже сотую жизнь подряд.
Весна в Петербурге
Весна слишком рано вступает в свои права:
Облака разрезают солнечные лучи,
Синим блеском встречает меня Нева;
Царский голос в шуме её звучит.
Я смотрю, как свобода города нас пьянит,
Отливают на солнце золотом чистым шпили.
Петербург станет вечно память о нас хранить,
Как мы спорили жарко, как мы любили.
Город весенней нежностью окрылён,
Белой ночью, как пледом, с заботой стоит укрытый.
Ты приходишь – пьян и опять влюблён:
Мое сердце (увы?) всегда для тебя открыто.
Властитель и слуга
Меж нами пропасть из обычаев, устоев – не может принцу другом быть слуга. Быть царственным и властным, и в покоях на троне восседать – моя судьба. Любовь и дружба, честность – все пустое, твердят мне с детства, это – лишь слова.
Но отчего-то верю я – мы двое намного больше, чем властитель и слуга.
Боец и паж – нет, Мерлин, нечто больше, что не вмещает даже слово «друг»; семьей зовутся те, с кем ты захочешь пройти весь путь, не разжимая рук, кто рядом будет – на беду, на счастье, и кто придёт к тебе на первый зов…