Шара

Если бы мы жили лет тридцать назад, во времена крепостничества, я бы посчитала Вас необразованным дворянином, чьим живым нутром владеют чудаческие самодурства.

В те времена порочные забавы были закономерны, ведь фундаментом для них стало поведение предыдущих, точно таких же аморальных поколений, из чьих барских внутренностей торчали гвозди развратных законов, позволяющих быть распутными.

Для них, далеких от просвещения и знаний, душевное гнилье было понятным и, пожалуй, единственно возможным проявлением характера, ведь заняться, помимо удовольствий и утех, было нечем, а стыдиться их – неприличным. Никто не знал другого.

Наши времена – эпоха развития светских школ и философской мысли; жить сейчас прошлым невежеством непристойно и дико.

Потому-то я и советую записать все, что вспомните, покуда знаю, как легко растеряться в исповеди. Вам следует помнить: одним раскаянием не изменить ни себя, ни того, как Вы жили до этого. Но про то позвольте дождаться слов Тихона, ведь речи старца отыщут живой отклик в сердце и навсегда изменят его облик, приблизив к божественному совершенству.

Мне заранее любопытно, чем для Вас обернется это приключение. Прошу по приезду четко изложить мне про все происшествия по дороге, ведь известно, что на пути к Богу возбуждается нечистое, мешая исполнить задуманное.

С уважением, графиня Добронравова.

Здравствуй, Сашенька.

Возвращаться в Петербург не велю. Велю оставаться и наслаждаться деревенской жизнью: черпать силы и вдохновение в простоте, довольстве тишиной и уединением.

Подобный отдых – вовсе не ссылка, как Вы ее назвали.

Вы еще слишком молоды, не понимаете ценности безмолвия. Когда-нибудь Вы вспомните уединение и назовете отдых в глухой провинции прекрасной порой, а возвращаясь в мыслях в «ненавистную» деревеньку, станете выискивать в воспоминаниях прекрасное затишье.

Отдыхайте, пока есть на это время, ведь скоро петербургская летняя пустота сменится осенней живостью, и я прикажу Вам явиться.

С этим же посыльным отправьте партию готового. Прочтите внимательно, что я передаю в работу. Ответы жду как можно скорее.

О возвращении извещу дополнительно, но настоятельно рекомендую использовать оставшееся время с пользой, на наше общее благо государственного дела.

Волна негодования перед моим визитом в Лондон сильна, поэтому постарайтесь сгладить возбуждение и настроить моих компаньонов на прежний положительный тон. Мне предстоит важное мероприятие, и дополнительные волнения мне ни к чему.

Ренинский К. П.

Родик, друг мой.

Целые сутки, после того как вернулся, ощущал себя опустошенным. После нашей встречи у меня никак не получалось вернуть себе способность мыслить разумно. Я не прекращал думать, как и чем тебе помочь.

Изложу всё, что придет на ум, и, вероятно, что-то из этого покажется тебе ценным. Однако, если не усмотришь ничего путного, не обессудь – я стану писать тебе каждый раз, как буду способен о чем-то догадаться.

Более всего желаю, чтобы всё наладилось. Верю в высшую справедливость и в то, что любовь одолеет алчность, победит глухоту и душевную черствость. Надеюсь, что ты высвободишься из водоворота событий, поглотившего тебя против воли, и обретешь спокойствие.

Я ровным счетом ничего не знаю о предмете твоей пылкой страсти, поэтому стал осведомляться о Саше.

Чтобы мой интерес не выглядел странным вниманием, я поехал к Эстер Моладиной.

Именно она представила свету графиню Добронравову четыре года назад, поручившись за ее высокородное происхождение.

Мне удалось узнать немного, потому как баронесса Моладина неохотно делилась сплетнями и пребывала в дурном расположении духа, несмотря на то что обожает тайные разговоры, которые, с ее слов, дарят ей жизненную пикантность.

То, что я прознал у нее, вероятно, ты знаешь и без меня.

Граф Добронравов, отец Саши, – участник «войны теней». В «Большой игре» он занимает важное положение и, по слухам, в редкие возвращения в Петербург из азиатских командировок читает военно-политические доклады в Николаевской академии Генерального штаба. На мой вопрос: «Каков из себя граф?» – Эстер неохотно сказала, что знать этого не может, поскольку графа давно никто не видел в связи с его тайным положением, не подразумевающим публичности.

Изрядно выпив, Эстер расслабилась и повеселела. Подойдя неподобающе близко, она быстро зашептала что-то про предстоящий театральный сезон и про то, что нам нужно появиться вместе на ближайшем суаре.

Я порядочно наслышан про ее забавы и доподлинно знаю, что к их участию она допускает исключительно наших ровесников.

Стараясь сохранять воспитанность, я, побоявшись не справиться с собой, деликатно отодвинулся от нее, избегая знойного очарования, обволакивающего сознание и волю, ведь знаю, как легко переступить черту, за которой плещутся страстные безумства, и понимаю: безрассудная тяга не отпустит, пока полностью не уничтожит во мне всё праведное и беспорочное.

Мне хотелось крикнуть, оттолкнуть ее, сбежать, но я сделал усилие и остался, надеясь разузнать еще хоть что-то. Мое ерзанье она поняла по-своему и часом позже, когда я начал прощаться и врать о срочной надобности ехать за город, была очень удивлена.

Родик, я ненавижу врать; для меня ложь – губительное занятие. Вранье разжигает меня, делая подверженным лживой склонности.

Начинает казаться, что как только я начну врать, то более не смогу остановиться и погрязну в выдумке и во грехе.

Я никогда не был образцом безгрешности и сейчас не веду праведной жизни, но как только перестаю слышать в себе Бога, то бросаю всё и стараюсь вернуть свет всеми известными религиозными церемониями.

Извини за словоохотливость, но ты должен знать, что было со мной, когда Эстер, опершись на мое колено, подступилась к моей шее так близко, что если бы она умела излучать огонь, то выжгла бы всю мою левую половину.

Дыша коньячным воздухом, подогретым ее пылающей сущностью, она сказала о следующем: графиня родилась во Франции, там же и училась, затем стала женой некого благородного месье, от которого сбежала четыре года назад, поскольку он оказался безжалостным тираном.

Имя Сашиного мужа баронесса не назвала, но при упоминании о нем учащенно задышала, по всей вероятности для того, чтобы я понял всё о исключительном положении и статусе, оправдывающем его бессердечие к жене. Хотя я могу и ошибиться, потому как Моладина характерно вздыхала всё время, пока находилась поблизости, что поначалу меня очень тревожило, ведь ее солидный возраст мог самым неожиданным образом проявиться спонтанным недомоганием. Поначалу я так и подумал, усмотрев в ее частых вздохах сердечный недуг, и уже начал предполагать, как стану объясняться, если баронесса вздумает при мне потерять сознание или того хуже. Признаюсь, мне сделалось страшно – я попросил распахнуть окно, начал обмахиваться веером так, чтобы обратный поток достигал ее шеи и щек, оттенок которых напоминал мне воск, пугая еще больше. Но она начала хохотать и велела перестать беспокоиться, добавив, что моя тревога перед ожидающими нас волнительными моментами – это очень мило, хотя, признаюсь, я так и не понял, что она имела в виду.

Собравшись с духом и отмахнув все мрачные видения относительно ее болезни, я напомнил Эстер о Саше, чем, как мне показалось, ее разозлил.

Супруг Саши оказался лютым извергом и издевался над бедной женщиной несколько лет, пока той не удалось сбежать в Россию. Следом я спросил о матери Александры, о ее внешности и местонахождении. На это баронесса заплакала, да так трепетно и искусно, что я не сразу понял ее уловку. Она стала так жалостлива и нежна, что мне ничего не осталось, кроме как дать ей свой платок.

Баронесса прикоснулась к моей руке со словами: «Илья Александрович, Вы так мужественны и одновременно ласковы! Утрите же мои слезы, а еще лучше успокойте мою душу!»

Я не сразу понял, о чем она толкует, но, когда баронесса взяла мою руку и провела шелковой тканью по своим щекам, а затем опустила ее себе в декольте со словами: «Туда накапало» – сомнений не осталось.

Рука моя онемела, сделалась деревянной, чужой, я весь покрылся необъяснимой лихорадочной мокротой, и, только когда выдернул ее из узких крепких ладошек баронессы с нанизанными на каждый палец сверкающими перстнями, мне сделалось легче, жар отступил и к руке вернулись жизненные силы. Я соврал про платок, сказав, что недавно утирался им сам, а поскольку имею заложенность, то не хотел бы распространять микробы в такие нежные места.

И пока она не сообразила предложить мне свой платок, вернул тему разговора в нужное русло.

Эстер хмурилась, но рассказывала. Так я узнал, что мать Александры десять лет назад почила, но перед кончиной закляла баронессу приглядывать за ее дочерью и заботиться о ней так искренне и сердечно, как это умеет только Эстер.

Вероятно, в молодости Эстер была душевной и только к старости стала ядовитой и капризной, но поручать ей заботу и нравственное воспитание дочери я бы на месте матери Саши не стал. Потому-то всё рассказанное баронессой вызвало у меня большое недоверие.

После того как Моладина представила графиню взыскательному свету Петербурга, та быстро освоилась и стала участвовать в светской жизни.

О графине гуляют самые нахальные слухи. Домыслы так разнообразны, что утверждать что-либо невозможно.

Поговаривают про ее недвусмысленную связь с Ренинским: их часто видят вместе и утверждают, что их объединяет вовсе не дружба. Ты рассказал мне, что Саша – племянница Карла Павловича, но, по моим сведениям, он не имеет ни братьев, ни сестер! На приемах они старательно не замечают друг друга, но, со слов моего приятеля-гуляки Максимушки, их частенько застают на совместных прогулках и за ужинами в ресторанах, а не так давно их видели на спиритическом сеансе у Мадлен.

Я эту гадость обхожу стороной, ничто не заставит меня участвовать в подобном сатанинском действе, но для многих дьявольская забава стала утехой, в том числе и для твоей обожаемой Саши, которая, судя по твоим рассказам, славится высокоморальными принципами и нравственностью, что совершенно не вяжется с бесовскими развлечениями в салоне у немки.

Максимушка рассказывает о Мадлен как о прекрасной артистке, которая устраивает занимательные представления, однако особо впечатлительные гости от ее чудачеств натурально грохаются в обморок.

Максим Николаевич был словоохотлив и поведал еще один любопытнейший эпизод: он сказал, что Саша связана с Латирокой, что само по себе неслыханно и выходит за рамки понимания ее роли и связей.